Николай Жданов - Морская соль
Офицер снял фуражку, вытер платком гладко бритую голову и загорелую морщинистую шею и, расстегнув китель, сел в кресло, указав Дусе рукой на диван.
— Стало быть, моряком решил стать? — спросил он.
— Да, — пробормотал Дуся, всё ещё не справляясь со своим смущением.
— Правильное решение. Отец твой отличным был моряком, храбрым офицером!
Вот уже третий раз за эти дни Дуся слышал о своём отце от людей, которых он никогда раньше и не видел, но которые, оказывается, знали его отца и, как он мог уже заметить, относились к нему с глубоким уважением, даже любовью. Вероятно, этот человек тоже слышал об отце. Может быть, он сам бывал с ним в морских походах и сражениях.
— Вы моего папу знали? — спросил он.
Моряк помедлил с ответом.
— Нет, — сказал он, — лично я его не знал, хотя мог бы знать. Я тоже в Кронштадте живал и на Баренцевом служил, но вот встретиться не пришлось. Слышал же я о твоём отце много. С его именем связаны очень памятные страницы наших морских сражений и побед. Вот подрастёшь — узнаешь. Я надеюсь, что из тебя тоже выйдет хороший моряк — в отца. Как ты думаешь?
— Я попробую, — тихо сказал Дуся.
— Попробуешь? — переспросил капитан второго ранга. — Ну, добро, пробуй, только чтобы без промаха. А я погляжу, как у тебя дела пойдут.
Он погладил Дусю по стриженому затылку и отпустил.
Оказалось, что обе группы нахимовцев уже закончили осмотр корабля и вернулись на палубу. Япончик и Пруслин сидели на кнехте у борта, а Терехов и Терёхин устроились на маленьком возвышении рядом с орудийной башней. Там ещё было немного места, и Дуся собирался примоститься с ними рядом. Но в это время появился Стрижников. Все тотчас встали.
— Сидите, сидите, — сказал капитан-лейтенант. — Впрочем, — продолжал он, прищурясь, — знаете, что тут под вами? Тут же люк порохового погреба!
И «папа-мама» сделал такое страшное лицо, что Терехов и Терёхин, собравшиеся было опять сесть, невольно вскочили и съёжились. Все засмеялись, и Дуся с облегчением подумал, что Стрижников весёлый и добрый человек; больше он, наверное, не будет спрашивать, кто был на озере во время грозы.
— У кого есть вопросы — можете задавать! — громко объявил Стрижников.
Но весёлая искорка всё не потухала, и ребята не сразу настроились на серьёзный лад.
— Спроси, где тут рында-булиня, — зашептал Пруслину лукавый Япончик.
— Спрашивай сам, — отмахнулся от него Пруслин.
— Рында-булиня тут есть? — крикнул Япончик и спрятался за Рогачёва.
— Может быть, рында? — серьёзно спросил молоденький офицер, с которым они поднимались на капитанский мостик. — Рында, — пояснил он, — это сигнальный колокол, в который отбивают склянки, а рында-булиня — конец, за который дёргают для удара.
— Я знаю, — вставил Япончик, — это самый короткий конец на корабле.
— Задавайте вопросы посерьёзнее, — сказал Стрижников. — Кстати сказать, умело дёрнуть за рында-булиню — это тоже искусство. Попробуйте-ка сами отбивать склянки — сразу у вас ничего не выйдет: тут нужна пружинистая, натренированная рука. На корабле всё требует тренировки и опыта.
— А какое тут самое главное оружие? — блестя глазами, спросил вдруг Серб-Сербин.
— Самое главное? — переспросил капитан-лейтенант. — Вы что же, хотите обязательно самое главное?
— Так точно, товарищ капитан-лейтенант, — серьёзно сказал Серб-Сербин. — Я думаю, главный калибр тут главное, — добавил он, показывая рукой на громаду орудийной башни, простёршей над палубой свои мощные стальные стволы.
— Пойдёмте-ка, я вам покажу главное, — Стрижников порывисто повернулся и зашагал вдоль борта.
Все в некотором недоумении последовали за ним.
— Торпеды, что ли, самое главное? — пробормотал крепкий рыжеголовый Рогачёв.
Но «папа-мама» миновал шкафут и направился к кормовому срезу.
— Наверное, новое какое-нибудь оружие появилось, — громко зашептал вице-старшина Колкин.
Но Стрижников подошёл к неприметному стальному каземату бортового орудия и остановился.
— Читайте, Парамонов! — приказал он.
Волнуясь, Дуся прочёл вслух выбитые на броне слова:
— «27 апреля 1942 года, во время массированного налёта вражеской авиации и артиллерии, на крейсере возник пожар, угрожавший взрывом порохового погреба. Командир этого орудия Фёдор Петров, не пощадив жизни, бесстрашно сбросил за борт горящие снаряды и тем спас корабль и своих товарищей. Имя героя навеки внесено в список экипажа крейсера «Революция».
— Вот оно, наше главное оружие, — с какой-то почти суровой строгостью сказал «папа-мама». — Самоотверженность, отвага, преданность Родине!
Он медленно снял фуражку, и нахимовцы, следуя его примеру, обнажили стриженые головы.
В торжественной тишине отчётливо прозвучал сигнал горниста. Где-то вдали он смешался с мелодией оркестра, игравшего на берегу, и стих, растаяв в морском просторе.
Отрадное, гордое сознание своей причастности к флоту проникло в сердца молодых моряков, и готовность быть верными суровым и прекрасным законам боевого товарищества отдалась в душе каждого из них чистой и сильной волной.
* * *Перед тем как покинуть корабль, все они выстроились на палубе.
Капитан второго ранга тепло попрощался со всеми и чуть заметно подмигнул Дусе, как бы желая сказать: «А с тобой мы, брат, теперь знакомы. Смотри же не подкачай».
Нахимовцы звонко и дружно крикнули «спасибо» и по висящему над водой трапу спустились на катер.
Прошло ещё несколько минут — и красивый силуэт крейсера отодвинулся вдаль и, казалось, покачивался на морской зыби.
Мачты и трубы отчётливо выделялись ещё на зеленоватом фоне предвечернего неба, а могучие башни орудий уже как бы слились с корпусом корабля и одной собранной стальной глыбой возвышались над морем.
НЕОЖИДАННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Утром Дуся почувствовал себя одиноким. Ему не хватало Тропиночкина. Он так привык к нему и так хотел поскорее рассказать про всё, что было на корабле! Неужели Тропиночкин по-настоящему заболел? Старшина Алексеев говорит, что в лазарет сегодня нельзя пойти. Почему? Разве это справедливо? Ведь болеть всегда так скучно. И потом, Тропиночкин, может быть, думает, что про них всё узнали?
Между тем сразу после завтрака на озере начались шлюпочные соревнования, и все отправились к пирсу.
Со станции прибыли два автобуса с гостями и артистами. Щеголеватые, подтянутые нахимовцы старших рот обсуждали ход спортивных соревнований, предупредительно уступали дорогу приезжим и со сдержанной вежливостью отвечали на вопросы о жизни лагеря.
Ни Раутского, ни Метелицына не было среди них. На открытой веранде клуба, невидимый за деревьями, играл вальсовые мелодии духовой оркестр.
Япончик предложил пойти посмотреть лакированную машину, на которой в лагерь приехал генерал, но Дуся отказался.
В смутном, тревожном раздумье он отошёл в сторону от других и, прислонившись к дереву, стал смотреть на озеро. Мелкие тёмно-синие волны гуляли теперь у острова. Он походил на свежую, зелёную клумбу и уже не казался Дусе таким загадочным, как раньше. Берег озера у пирса почти совсем опустел: все направились наверх, и там сразу стало шумно и очень весело. Между стволами деревьев было видно, что приехавшие гости взялись за один конец каната, а нахимовцы, в большинстве новички, — за другой и в шутку стали перетягивать канат. Полный пехотный генерал с красивой седеющей головой весело подавал команды. Ему мешала одышка. Было жарко, и он всё время утирал лоб платком. К Дусе доносились крики и дружные взрывы смеха.
Вдруг кто-то положил ему руку на плечо. Дуся обернулся — перед ним стоял Метелицын.
— Здравствуйте, — пробормотал Дуся робко.
Метелицын, не отвечая, внимательно посмотрел вокруг.
— Вас кто-нибудь заметил тогда? — спросил он глухо.
— Не знаю, — растерянно признался Дуся. — Мы думали, что нас никто не заметил, а капитан-лейтенант Стрижников говорил — заметили.
Метелицын молчал, и тёмные глаза его из-под широкого лба смотрели угрюмо и озабоченно.
— Это, может быть, и не нас заметили, — тихо сказал Дуся.
— Да уж, не нас! Кого же? — Он опять тягостно замолчал. — Шлюпку тоже в кустах нашли, — сказал он мрачно. — Теперь Раутскому отвечать придётся.
— Раутскому?
— Ну да. Он же был дежурным по пирсу, ему и отвечать. Это, брат, серьёзное дело — казённое имущество не уберечь.
— Так ведь как же… — начал было Дуся.
— Вот так же! — сказал Метелицын. — А если про вас узнают, так ещё хуже будет: тут в прошлом году девочка одна утонула из пионерского лагеря. С тех пор у нас особенно строго. Сейчас они думают, что шлюпка была не привязана и её отогнало ветром. А если узнают, начальник училища этого так не оставит.
