Александр Дорофеев - Звезда корабельная
Наконец занялся Петр рыболовным промыслом. Вот тут долго ждать не приходилось — только место хорошее найди! — рыба так крючок и хватает.
— Ну, все здесь белое, — удивлялся Петр. — Море белое. Ночи белые. Чайки белые на белом песке. Даже рыба и та — белуга! Зато от комаров в глазах черно — лишь в море от них спасение.
Как-то забрел он на шлюпке к Мудьюгскому острову. И вдруг видит — корабль! То самое «Пророчество»! Фрегат долгожданный!
Подошел на веслах к кораблю. Сразу же трап ему спустили — лестницу веревочную. Вскарабкался Петр на палубу. Оглядывается, любуется на корабль, сравнивая с «Апостолом».
— Эй, лоцман! — крикнул ему капитан. — Что головой вертишь, как птица глупая? Живо веди корабль к Городу! Меня, капитана Флама, его величество государь русский ждет не дождется!
Петр и спорить не стал. Взял штурвал, повел корабль Березовским рукавом. Ловко привел к самой пристани городской.
— Хороший, хороший поморский лоцман, — похлопал его капитан Флам по плечу. — Знаешь свое дело.
— Я-то свое знаю — это точно! — ответил Петр. — А вот, что любопытно, где тебя, шкипер, столько времени носило? Может, плохо дело знаешь?
Открыл капитан рот, слова вымолвить не может, даже ноги ослабли — осенило его, кто сей лоцман искусный…
— Ш-ш-ш-ур-ра-ган, — залепетал Флам. — Б-б-уря…
— Ну, привел-таки судно! — смягчился Петр. — Спасибо! — И так хлопнул Флама по плечу, что сел тот на палубу.
А Петр уже с пристрастием осматривал фрегат, построенный голландцами для русского флота.
— Доброе судно, — сказал наконец.
— У нас все так. Будьте уверены, ваше величество! — оживился Флам, отвешивая изысканный поклон.
— Это мы еще поглядим! А пока точно знаю — наш-то «Апостол» ни в чем не уступает.
Сбежал Петр на пристань вприпрыжку — такая радость на сердце. Собралась-таки флотилия. Два трехмачтовых океанских корабля да яхта, штормом проверенная. Можно, пожалуй, начинать маневры, обучать солдат морской службе.
Однако непременно хотелось Петру, чтобы иноземцы поглядели на русские флаги над Белым морем. Как раз собирались в дорогу купеческие корабли. Четыре немецких и четыре английских. На одном из них капитаном был прошлогодний знакомый Иолле Иоллес.
— Голголсен, — обратился к нему Петр. — Опять пойду с тобой в море — провожу караван купеческий. Да на сей раз ты посмотришь, как искусны русские в корабельном маневре!
— Конечно, ваше величество! Рады вашей компании, — как и год назад, ответил Иолле Иоллес. — И на искусство мореходное с большой охотой взирать будем.
— Так-то! — подмигнул Петр. — А ты раньше плечом дергал — не верил, что будут у нас корабли.
— Увы, не знал я, государь, какова у вас настойчивость в деле. Теперь ясно вижу — воля ваша все преграды одолевает.
Начало пути
В первых числах августа все корабли — иноземные и русские — подняли паруса и вышли в Двинскую губу.
Впереди на «Апостоле Павле» — вице-адмирал Бутурлин. Следом шли немецкие суда. Затем Ромодановский с Петром на фрегате «Пророчество». Дальше — четыре английских корабля. И замыкал караван контр-адмирал Гордон на яхте.
Ветер вновь был слабый, и корабли еле-еле подвигались. К вечеру поднялся густой туман. Такой, что и флага на грот-мачте не разглядеть.
— Ой, плутует море, — говорил Петр. — Обморочить нас хочет. Да нельзя в грязь лицом ударить перед иноземцами. Держитесь, ребята! Не пускайте тумана в голову!
Ромодановский дал сигнал — палить из пушек, бить в барабаны, трубить в трубы.
Поплыли, потекли над морем звуки, как-то странно растягиваясь, а потом выскакивая вдруг из тумана — то рядом, то вроде бы за тридевять земель. Бочками катились пушечные залпы. Барабанная дробь сыпалась, как горох из ведра. Трубы, словно штыками, протыкали туман. Но все скоро увязало, будто в топком болоте…
— Лево руля! — приказал Петр Иванович Гордон своему кормщику. Показалось, что барабаны бьют где-то сбоку. Яхта и повернула на запад.
Теперь выстрелы, трубы, барабаны слышались и сзади, и справа, и слева, и даже сверху.
Контр-адмирал уж и не знал, какие отдавать приказания. Может, благоразумнее якорь бросить — переждать? Но никак нельзя отстать от каравана.
— Так держать! — скомандовал Гордон.
Из тумана вдруг выставилась корабельная корма. Даже мачты можно было разглядеть. Гордон было повеселел: не потерялись!
И тут же ужаснулся. Такой огромной кормы не могло быть ни у одного судна!
Она неуклонно надвигалась на яхту, нависала тяжелой, черной тучей, с которой уходили ввысь мачты, обхвата в три каждая.
Это был скалистый остров, поросший корабельными соснами. Остров Сосновец.
Головокружительный маневр совершила яхта и все же уклонилась от скал. Разминулась с гибелью. Рукою можно было достать влажные камни, выступавшие из обрывистого берега.
Зато теперь ясно, куда идти, — от острова Сосновца круто направо. Да тут и туман начал падать в море. И скоро растаял, словно и не было его. Прямо по курсу, но уже вдалеке виднелись корабли.
Петр успел приметить, что яхта сильно отстала. Сел в шлюпку и прибыл к Гордону в гости.
— Что же ты, контр-адмирал? Позору хочешь перед иноземцами?! — вскричал, поднимаясь на палубу. — Заплутал-таки в тумане?
— Господин шкипер, — нашелся Петр Иванович, — с английского корабля барабан упал. Вот мы его и разыскивали. В тумане-то — не простое дело…
— Ну и сыскали?
— Конечно, господин шкипер! Мы бы и тарелку сыскали ради славы русского флота.
— И как же удалось?
— По звуку. Рыбы в барабан хвостами колотили, — серьезно отвечал Гордон.
Петр помолчал и ухмыльнулся:
— Да, Петр Иванович, вижу — знаешь ты морской маневр. Но гляди, за барабанами больше не охоться. Пусть и рыба повеселится.
Ночью караван миновал остров Моржовец. Прошли уже и Орлов нос — высокий мыс Кольского полуострова. С кораблей видно было — в долинах и оврагах прибрежных снег лежит. Долетало сюда ледовитое дыхание Северного океана.
На другой день флотилия достигла Святого носа.
— Похоже, сколько губ у Белого моря, столько и носов, — загибал пальцы Петр.
Как раз у Святого носа кончалось Белое море. Дальше был океан. И вроде бы нет между ними никакого рубежа, никакой границы. Да волей-неволей чувствуешь — позади знакомые берега и море знакомое. А впереди — просторы неизмеримые, поистине безбрежные. Океан!
Петр задумался, озирая воды океанские.
«Вот и конец играм да потехам, позади озера да реки. А впереди грозные дела, державные, бескрайние. Как стать умелым шкипером? Как с пути не сбиться, верно провести громадный корабль средь мелей и бурь? Твердое должно быть сердце и жесткая рука!»
Многие мореходы впервые видели пучину океанскую, и многие мысли проносились в головах их, как птицы буревестники.
Но даже с корабля под названием «Пророчество» будущее свое не увидать. Только гадать о нем посильно.
Раздались друг за другом пять пушечных выстрелов. На мачте фрегата взвился флаг. Это был сигнал к возвращению.
Иноземные и русские суда, прощаясь, салютовали.
— Идем мы в город, и ходу нам при хорошей погоде четыре дня, — сказал Петр, глядя вдаль с капитанского мостика. — Но путь-то наш и вправду только начался! Долог он, и астролябией его не измерить. Придет время, и русские корабли побегут от берега до берега — ко всем знатным пристаням земным. А пока еще длинен и труден наш путь к славе Русского государства.
Петр поднял голову и увидел вдруг небо. Оно было больше океана.
Первая сабля
Наверное, то случайность была. Но когда Петр вернулся из Архангельска в Москву, попалась ему на глаза старая детская сабелька. Двумя пальцами поднял ее. Легкая сабля, игрушечная. А вспомнил, как радовался когда-то этому подарку, — все прежние игрушки оставил, а с саблей не расставался, спать с ней ложился.
В ту пору отец его, покойный ныне царь Алексей Михайлович, собрал для забавы целый полк из малых ребяток — сверстников Петра. В этот потешный полк записали детей дворовых людей и царских конюхов.
Дети, конечно, любят играть в войну. Маленький Петр со своими потешными солдатами целыми днями учился стрелять из ружей и пушечек, строил земляные укрепления и брал их штурмом, рыл траншеи и минные подкопы. Все как на самом деле, взаправду.
Сначала Петр числился барабанщиком в полку. И только за храбрость и отличия был произведен в сержанты. Как он тогда гордился!
Много лет прошло. Сабля так и осталась игрушечной. Зато солдаты потешные выросли в настоящих воинов. Петр сформировал из них два полка, которые по старинке так и назывались потешными, — Преображенский и Семеновский.
Назывались-то они по-прежнему, но учились ратному делу вполне серьезно — без шуток и потех. Отборная, преданная Петру гвардия выросла из потешных ребят. Многих уже испытали беломорские волны.
