Галина Карпенко - Тамбу-ламбу. Три звонка
— Наверно, опять мальчишки звонили! Безобразие!
А он невидимка, его никто и не видел.
Там-тра-та-там!
Сегодня он очень спешит. Вот и последняя ступенька.
Там-там!..
На верхней площадке открылась дверь, но никто ни о чём не спросил, и дверь захлопнулась.
Ветка ли-чи
Как только в это утро Шура открыла глаза, то увидела, что рядом с её постелью на столе лежит ветка с удивительными шишками. Шура потрогала их шероховатую чешую и вдохнула пряный, незнакомый запах. Это ли-чи — виноград в шишках; он растёт далеко за океаном, где никогда нет зимы и круглый год жаркое лето.
Стараясь ступать неслышно, Шура обошла стул, на котором висел синий морской китель.
Дядя Дим спит рядом, за прикрытой дверью.
— Ты тут потише, — сказал отец, уходя на работу.
— Хорошо, я буду потише, — обещала Шура.
И теперь она размешивает в чашке сахар, стараясь не стучать ложечкой.
Во сне дядя Дим похрапывает. Спит он крепко. И наверно, может проспать целый день. В этом нет ничего удивительного. «Плавать по океану, да ещё самому вести корабль — устанешь», — думает Шура. Она дует на блюдце, чтобы скорее остыл чай.
Шура с радостью не пошла бы в школу; разве легко уйти от Дима, которого она не видела целый год? Правда, папа сказал, что теперь Дим приехал надолго, но так было и год назад.
«Я теперь домой, может быть, насовсем», — сказал тогда дядя Дим. Но прошло два месяца, он уехал в свой порт, к друзьям, и пришлось ему вдогонку посылать чемодан. Потому что он прислал телеграмму:
ОПЯТЬ УХОЖУ В МОРЕ ЗДОРОВЬЕ ПРЕКРАСНО
ДИМ
«Прекрасно»! — сердился Шурин отец, укладывая чемодан. — Знаю я это «прекрасно»!» И сунул в чемодан лекарство, которое Диму прописал врач.
И вот дядя Дим снова приехал.
Шура вчера не успела поговорить с ним: такая при встрече была радостная суматоха. И он ничего не рассказал. Но сегодня такой день… Первое сентября! В этот день ни один школьник не захочет остаться дома. Даже дядя Дим вчера сказал:
— Был бы я помоложе лет на пятьдесят, побежал бы завтра в школу вприпрыжку.
Шура ещё раз проверяет свою школьную сумку. Как будто всё на месте: книги, тетради, ручка, карандаш. Но она не торопится. Ещё рано, у неё есть время.
— Откуда ты приплыла, приехала, ли-чи?
Шура трогает ветку. Потом рассматривает якорь на тусклой золотой пуговице на рукаве капитанского кителя. Из кармана кителя выглядывает кожаный футляр.
«У него был другой, — вспоминает Шура. — Наверно, старый потерял. Или теперь у него новые очки?»
Шура берёт свои туфли, идёт в чулках в переднюю и там обувается. Потом она подходит к вешалке, на которой висит шинель. Шура прижимается к ней лицом. Чёрная шинель, пропитанная дождями и высушенная всеми ветрами, которые дуют со всех сторон света.
— Зюйд-вест, норд-ост… — шепчет Шура.
И вдруг раздаётся громкий звонок.
— Кто это? — спрашивает дядя Дим.
Он проснулся.
Шура бежит к двери, распахивает ее. Но на лестнице никого нет. «Кто же это, в самом деле?» — думает Шура, оглядываясь.
А мальчишка шагает по улице. Он идёт в новую школу. Кому приходилось переходить из одной школы в другую, знает, что это совсем не просто. Почти всем жаль старую школу. Как храбро ни держись, а в новую школу идти не так легко. За какой партой он будет сидеть? Будут ли новые учителя придираться? Каких друзей встретит он?
Громко стуча башмаками, шагает мальчишка по улице.
Если бы сегодня было не сегодня
— Кто это там? — спрашивает дядя Дим, когда Шура появляется в комнате.
— Спи, спи, там никого нет.
Шура ставит у его постели тёплые зелёные тапочки. Шурин папа зовёт эти тапочки «крокодилы».
— Спасибо, — говорит дядя Дим. Он уже совсем проснулся и оглядывает Шуру. — Ну, школьница, собралась уходить?
— Ещё рано, — отвечает Шура. — Может быть, тебе принести чаю?
— Нет, Шурок, — отвечает Дим. — Я ещё постараюсь вздремнуть.
Дим натягивает одеяло и укладывается поудобнее.
— Тогда спи, — говорит Шура и на цыпочках выходит из комнаты.
— Постараться-то постараюсь, — говорит ей вслед Дим, — только вряд ли усну.
Если так, можно побыть с ним ещё немножко. И Шура возвращается.
— Ты знаешь, — говорит ей Дим, хитро прищуривая глаз, — если бы сегодня было не сегодня, а пять лет назад, тогда я бы стряхнул с себя все сто снов. Вскочил бы и пошёл тебя провожать, а теперь ты большая, пожалуй, ещё обидишься.
— Я на тебя никогда не обижаюсь, только ты знаешь, что пятиклассников никто не провожает.
— Знаю, — соглашается Дим.
Он смотрит на Шуру, которая стоит у зеркала и приглаживает волосы его щёткой, — этой щётки тоже не было дома целый год.
— Не слушаются? — спрашивает Дим.
— Не слушаются, — смеётся Шура.
Волосы у неё пушистые. Она старательно прижимает их щёткой — вот так, вот так, — но они всё равно не хотят лежать гладко.
— Может, всё-таки проводить в новую-то школу? — спрашивает Дим уже серьёзно.
— Ну что ты! — пугается Шура. — Я сама.
Она целует дядю Дима в колючую, ещё не бритую щёку и храбро выходит из дому.
На земле — не на луне
Мальчишка — вы уже знаете, какой мальчишка, — шагал по дороге, обгоняя прохожих, и вид у него был такой, будто он опаздывает.
У перехода через улицу его окликнул милиционер. Милиционер сидел в высокой серебряно-стеклянной будке.
— Куда летишь? — спросил он строго. — Ты что, не видишь светофора?
Мальчишка действительно ничего не видел, он летел…
Где-то высоко в небе гудел самолет, а когда в небе гудит самолёт, не только он — и другие мальчишки не могут спокойно шагать по земле.
Широко раскинув руки, мальчишка, как лайнер, подрулил к милицейской будке. Жёлтый глаз светофора помигал и стал зелёным.
— Теперь иди! — сказал милиционер. — И не зевай по сторонам: по земле, а не по луне ходишь.
Мальчишка, опустив руки, пошёл через дорогу. Рыча моторами, машины ждали, когда он ступит на противоположную сторону улицы, а самолёт в небе скрылся, его уже не было ни видно, ни слышно.
Школьная дверь была закрыта. Казалось, что школа совсем пустая и что в ней ещё никого нет.
Так казалось, но в школе была хозяйка — школьная нянечка.
Сегодня она ревниво хранила блеск натёртых полов и поэтому держала дверь на запоре.
Дверь-то на запоре, а стрелки часов движутся по циферблату, и скрепя сердце нянечка повернула ключ.
Дверь школы распахнулась, на пороге стоял ученик.
— Ты что это в такую рань? — удивилась нянечка.
— Я новенький, — ответил ученик. — Ещё у вас не учился, — объяснил он и стал старательно вытирать ноги о резиновый коврик, хотя на улице было совершенно сухо.
Нянечка разрешила ученику войти. Она поднялась с ним на второй этаж и показала пятый класс «А», где он будет учиться. Ей нравился этот новенький ученик. Пришёл рано, заботливый, наверно, и так вежливо разговаривает.
Мальчишка заглянул в стеклянные двери. В пятом классе «А» было торжественно и тихо. На столе учителя стояла большая ваза с водой, приготовленная, наверно, для цветов.
Когда они шли обратно, нянечка показала новому ученику школьный буфет.
— Теперь иди погуляй, — сказала нянечка.
Она никого бы сегодня не пустила в школу раньше положенного часа, но этот мальчишка был новенький, а кому, как не школьной нянечке, знать, что у новенького на душе.
В школу, в школу!
Нагруженные букетами, к школе шли первоклассники. Их охраняли папы, мамы и дедушки. Букетов было так много, что хватило бы на всю школу по десять букетов на каждый класс. Стайками стали подходить уже бывалые школьники.
Несмотря на удивительно белые воротнички и разглаженные брюки, мальчишки были как мальчишки. И, если бы не первое сентября, некоторые из них с удовольствием бы подрались, чтобы все могли убедиться, как окрепли за лето их мускулы. Однако всё это у них впереди.
А девочки? Девочки в это утро были совсем неузнаваемы. Если даже они шли вместе, всё равно каждая шла как бы сама по себе. Девчонки и так всегда нарядные, но в первый школьный день они просто красавицы.
Многие из девочек тоже несли букеты. Даже один мальчишка пришёл с цветами. Сначала он держал букет вверх. Когда же подошли приятели, он опустил его вниз, как веник. Потом незаметно положил в сторонку и совсем о нём забыл.
Последними к школе подходили десятиклассники. Они не совсем похожи на школьников. Ни на ком нет пионерских галстуков, а один парень вертел в руках потухшую папиросу.
Десятиклассники смеялись, хлопали друг друга по плечу. Первоклассники робко смотрели на них и ещё не верили, что все они, такие большие и такие маленькие, будут учиться в одной школе.
