Золотая медаль - Донченко Олесь Васильевич
— Пофилософствуй и иди отвечать по истории, — засмеялась Марийка. — Вот вытянешь сегодня несчастливый билет — не посмотрят, что ты Нина Коробейник!
— Отвечаю тебе на это очень мило: типун тебе на язык!
— Благодарю.
Вдруг Варя и Нина увидели, что Марийка изменилась. Она пристально в кого-то всматривалась с нескрываемым выражением тревоги.
Подруги глянули в ту сторону, куда смотрела Марийка. Возле школьного крыльца стояла женщина. Нина и Варя не знали ее. Марийка невольно прибавила шаг.
— Это — мать Мечика, — промолвила она.
Женщина пошла ей навстречу.
— Наталия Федотовна, — вскрикнула Марийка, — что случилось?
Женщина вдруг обняла ее и залилась слезами.
— С Мечиком нашим снова беда… Хоть вы придите сегодня, Марийка… Вас он, может, послушает… Там такой… весь в бинтах…
По ее отрывистым словам можно было только понять, что Мечик где-то играл в карты, устроил ссору, и его очень избили.
* * *«Мечик… Мечик…»
Марийка ощущает, как дрожат ее губы. Она словно оказалась за толстой стеной. Голоса членов экзаменационной комиссии и учеников, которые отвечают на вопрос, звучат глухо, словно из глубокого колодца.
— Шепель! — слышит Марийка чей-то далекий, знакомый и вместе с тем такой незнакомый голос.
Из-за парты возле стола выходит чья-то высокая тень. «Ага, Шепель… Да, Шепель…»
И снова все, как за глухой стеной…
Тем временем Лида Шепель начала отвечать.
— Что там у вас? — спросил Юрий Юрьевич.
— Тридцать третий билет, — сказала Шепель. — Итоги первой пятилетки. Семнадцатый съезд партии.
И, спеша, скороговоркой, будто боялась, что ее остановят, она затарахтела:
— Выполнение пятилетки за четыре года требовало высоких темпов развития промышленности. В тысяча девятьсот тридцать первом году — третьем году пятилетки — было намечено возвести свыше тысячи новых предприятий. В промышленность и сельское хозяйство за этот год было вложено…
Она передохнула, словно залпом выпила стакан воды, и снова, спеша, глотая слова, продолжала:
— Третий год пятилетки был назван «третьим решающим». В этом году сдан в эксплуатацию Турксиб, длиной одна тысяча пятьсот километров, который прошел по степям Казахстана, где недавно ходили только кони и верблюды.
Она не замечала, как почему-то начали переглядываться члены комиссии, как седовласая женщина, представитель областного отдела народного образования, наклонилась к Татьяне Максимовне и что-то ей шепнула.
Шепель продолжала отвечать без остановки, словно выбрасывала из уст длинную, ровную ленту слов. Татьяна Максимовна остановила ее:
— Шепель, расскажите нам своими словами о международном значении пятилетки.
Ученица замолчала, беззвучно пошевелила губами и, неожиданно для всех, начала снова:
— Третий год пятилетки был назван «третьим решающим». В настоящем году был сдан в эксплуатацию Турксиб, длиной одна тысяча пятьсот километров, который прошел по степям Казахстана, где недавно ходили только кони и верблюды.
По классу пробежал чуть слышный шелест, и тотчас ученицу остановил Юрий Юрьевич.
— Вас просили рассказать о международном значении пятилетки. Своими словами, понимаете?
Девушка не заметила, как учитель подчеркнул это — «своими словами». Она какое-то мгновение молчала, растерянно посматривая на комиссию и, ухватившись вдруг за нить мыслей, снова затарахтела…
Седовласая женщина раскрыла учебник истории СССР и тихо, но так, что ее слышали все члены комиссии, сказала:
— Слово в слово!
Шепель не понимая, почему ее вдруг снова остановили — на этот раз Татьяна Максимовна — и приказали вытянуть новый билет.
— «Билет девятый, — прочитала Лида. — Аграрная реформа Столыпина. Владимир Ильич Ленин о столыпинской аграрной реформе».
— Так, довольно, — сказал Юрий Юрьевич. — Можете ответить?
И снова без передышки быстро поползла длинная, ровная лента слов…
— Слово в слово, — снова промолвила представительница облнаробразования. Юрий Юрьевич нервно поглаживал бородку.
— Довольно, — сухо сказала Татьяна Максимовна.
Так ничего и не поняв, удивленная и растерянная вышла Шепель из класса.
Марийка в конце концов заставила себя не думать о Мечике и все внимание сосредоточила на экзамене.
Когда ее вызвали и она, сев за отдельную парту, прочитала билет, ощутила, что в ней рождается знакомая радостная уверенность. Волнительный холодок пробежал по спине…
«Международное и внутреннее положение Советской республики после окончания гражданской войны». Что же, все это знакомо, все это Марийка знает чудесно.
С этой глубокой внутренней уверенностью в себе вышла Марийка отвечать экзамен по истории.
Вечером между членами комиссии зашел спор по поводу Лиды Шепель. Представительница облнаробразования настаивала, чтобы ученице поставили тройку.
— Это же явная зубрежница, — говорила она. — Вызубрила текст, как попугай. Да означает ли это, что она знает историю СССР? Убеждена, что не знает. Поставь перед нею какой-то отдельный вопрос, и Шепель или не сумеет ответить, или начнет танцевать от печки. То, что она нам декламировала, это — не знание!
За тройку стояла и Татьяна Максимовна. Но Юрий Юрьевич настаивал на четверке, исходя из тех соображений, что ученица на протяжении года всегда отвечала по истории хорошо. Учителя поддерживала и Надежда Филипповна. Не высказался еще пятый член комиссии — Олег Денисович.
— Я только что просмотрел оценки Шепель по другим предметам — сказал он, и в его голосе послышались нотки непонятного раздражения. — Она — кандидат на серебряную медаль. И что же, сегодняшний ее ответ по истории все перечеркивает. Ужасно досадно за девушку! Ужасно! А могла бы ответить отлично.
— Итак, вы считаете… — не договорил Юрий Юрьевич.
— Считаю, что мы не имеем права ставить хорошие оценки за тарахтение, которым она нас сегодня угощала. Подумайте, на выпускном экзамене подменять самостоятельные ответы такой декламацией! Слово в слово, как в учебнике. Просто возмутительно! Не стихи же она читала!
— Вот вам, Юрий Юрьевич, противоположный пример, — вмешалась Татьяна Максимовна. — Полищук! Вы, я думаю, обратили внимание на ее самостоятельное мышление, на примеры, которых не найдешь в учебнике. А с каким блеском охарактеризовала последние выступления Ленина!
— Мария Полищук — самородок.
— Юрий Юрьевич, не кривите душой. Этот самородок в предыдущих классах ничем не блистал!
Лиде Шепель поставили тройку.
* * *Не сказав ни тетке, ни Варе, куда она хочет пойти, Марийка вышла из дому. Был шестой час дня, именно то время, когда трамваи и троллейбусы переполнены людьми, возвращающимися с работы.
Марийка решила пойти пешком. Правда, идти не совсем близко, и все же лучше пройтись полчаса, чем ехать в переполненном троллейбусе, в духоте и тесноте.
По тротуарам тоже плыл густой поток людей. Дневная жара уже начала спадать, но раскаленный асфальт еще был мягкий, и даже чувствовалось, как легонько вязнут в нем каблуки. Шел жар от нагретых каменных стен. Возле киосков с пивом и вокруг белых с тентами тележек с мороженым текли по тротуару ручейки воды, и в них мелькало предвечернее солнце.
Переулок, которым можно было ближе пройти к дому, где жил Гайдай, сейчас загородили высоким забором, и слышно было, как за ним работал экскаватор. Наверное, там рыли котлован. Марийке пришлось пройти по другой улице, в обход.
Она на минутку остановилась перед знакомой дверью. На ней и до сих пор висела пожелтелая бумажка, только на ней уже не было одного гвоздика, и бумажка от времени и жары пересохла и свернулась в дудочку. Марийка зачем-то расправила ее и придержала двумя пальцами. Еле различалось выведенное печатными буквами: «Гайдай».
Ей отворил Мечик. Марийка едва сдержалась, чтобы не ахнуть. Голова у парня была забинтована.
Он совсем не удивился неожиданному приходу Марийки.
