Виктор Лихачев - Единственный крест
— Очень тебя прошу, не спрашивай ни о чем. Когда я вернусь — все объясню.
— А когда ты вернешься? — неожиданно робко спросила Толстикова. Она уже поняла, что с этим человеком спорить бесполезно.
Появился Асинкрит через четыре дня, как раз накануне своего отъезда. Вернулся сияющий. И вновь умудрился удивить Лизу. Да что Лизу! В больнице, куда он направился первым делом, главный врач долго пытался образумить Сидорина. Рядом сидел Глазунов и молча смотрел в пол.
— Вы с ума сошли, молодой человек. Ей уход нужен, понимаете?
— Уход будет. Обещаю.
— Я имею в виду квалифицированный уход.
— Я тоже.
— Там в монастыре будет сиделка? Медсестра?
— И сиделка, и медсестра в одном флаконе, простите, в одном лице.
Впервые за все время разговора Глазунов улыбнулся и оторвал глаза от пола.
— Игорь Иванович, а может действительно, стоит попробовать? Вера, она же чудеса творит.
— Вадим Петрович, дорогой мой, о чем вы говорите? Вы, человек науки! Вам известно, в какой Тмутаракани находится этот Баклуковский монастырь?
— Нет.
— Вот видите!
— Не такая уж Тмутаракань, — прервал их диалог Сидорин, — город К., отсюда ровно сто сорок километров.
— Вы же сами сказали, в монастыре одна настоятельница и три послушницы.
— Две послушницы. Третья — просто пришла и живет, но вы не переживайте: повторяю, Люба Братищева ни в чем нуждаться не будет.
— Нет, если вы берете на себя такую ответственность…
— Беру, — негромко, но очень твердо сказал Асинкрит.
— Но почему?! — Игорь Иванович даже снял очки. — Вы хоть понимаете, что рискуете жизнью человека?
— Если вы сейчас мне скажете, что у Братищевой есть хоть один шанс из ста, я извинюсь, и уйду отсюда. Один.
— Но я же не Господь Бог…
— Игорь Иванович, — подал голос Глазунов, — вы же мне сами говорили, что нет шансов.
— А в монастыре им откуда взяться? Но в нашей больнице или в хосписе она хоть уйдет по-человечески, а что там?
— Там матушка Анна — практически в одиночку обитель восстанавливает.
— Такая волевая? — спросил главный врач.
— Такая молитвенница. А еще там святой источник есть, который некогда одна старица выкопала.
— Что еще там есть?
— Там есть шанс.
— Один из ста? Вы уверены?
— Богу возможно все.
— Чувствую, мы говорим с вами на разных языках, Асинкрит Васильевич. Что ж, я умываю руки, но в конце нашей беседы все-таки еще раз прошу ответить на мой вопрос: почему? Почему вы берете на себя такую ответственность?
— А зачем вам это, Игорь Иванович? Вы же повторили слова Понтия Пилата. Мойте руки, а мы с Любой будем собираться. Вадим, поможешь оформить бумаги?
Глава сорок четвертая.Просто Петрович.То, что характер людей, живущих на той или иной территории, во многом зависит от климата, доказывать уже никому не надо. Но, похоже, в этом мире все перевернулось с ног на голову. И вот уже наши времена года начинают походить на людей. Взять, к примеру, центральную Россию. Ну где, скажите, те зимы — многоснежные, спокойные, с кусачими морозами, но все же не злыми — ведь не зря же: «Мороз и солнце — день чудесный». А что сейчас? Конец ноября — минус двадцать пять, зато декабрь и январь больше походят на «лютую» зиму где-нибудь в Париже — со снегом, вдруг превращающимся в дождевые потоки, с грязной кашицей под ногами…Так думал старый лесник Николай Петрович Федулеев, кляня погоду за ее непредсказуемость, за перепады настроения, то бишь температуры, от которых страдали его кости. Вдобавок ко всему Федулаев покинул на несколько дней свой уютный, и такой же старый, как и он сам, домик: начальство поручило ему организовать показательную охоту на волков — по всем правилам — с привадой, флажками, окладом, расстановкой охотников по номерам… А уж охотников этих понаехало в Раевку! И кого здесь только не было: депутаты Госдумы и известный кинорежиссер, банкир и пара бравых генералов. Даже иностранцы приехали. Лесной массив за Раевкой удобен для оклада: большой зеленый остров посреди поля. По-хорошему, хватило бы трех загонщиков, но их сейчас было семь человек. Впрочем, это в другое время Николай Петрович стал бы капризничать или «качать права»: уж больно старик любил порядок во всем. Но сегодня… сегодня он оставался равнодушным ко всему происходящему и даже выглядел каким-то потерянным. И дело было не только в том, что Алиса могла с выводком придти на охоту в эти края: все-таки умная она, бестия. Жила в Федулаевском лесу, а озорничала далеко за его пределами.Среди толпы гостей Федулаев увидел знакомое лицо — Асинкрит! Когда приезжие подходили по одному знакомиться, Петрович еле-еле сдерживал волнение. Наконец-то объявился, родимый! Но дальше произошло совсем непонятное: Асинкрит подошел, улыбнулся и сказал: «Очень приятно познакомится. Сидорин». И посмотрел на него, Петровича так, будто видит впервые. И тут же отошел — человек, которого Федулаев был готов заключить в свои объятья. Лесник ничего не понимал, но приставать с расспросами не стал. Он никогда не торопился, а впереди еще несколько дней — все прояснится.И все-таки старик расстроился, а потому был даже доволен тем, что его первый помощник, Кирюха Большаков проявлял такую бешеную активность, вызванную, во-первых, желанием угодить высоким гостям, а во-вторых, словами Петровича: «Старайся, Кирилл Андреевич, старайся. Буду смотреть за тобой. Мне давно уже пора замену себе готовить. Считай, я на тебя глаз положил». И Кирюха старался во всю. Вот почему леснику порой казалось, что Большаков — самый настоящий волшебник, который одновременно способен находиться в разных местах. Вот он популярно рассказывает «перепелятникам», как снисходительно называл охотников-дилетантов Петрович, особенности охоты на волка: «Почему стрелять волков следует только картечью? Согласен, снаряд капризный, в особенности на дальнем расстоянии. Поэтому надо обращать внимание на номер картечи. Чем мельче номер, тем лучше. А еще надо помнить крепость и живучесть волка. По мне, лучше всего картечь, что укладывается в гильзе двенадцатого калибра по семь штук в ряд»…А вот он уже пенял помощнику: «Я же просил тебя: чем тоньше и прочнее шнур для флага, тем лучше. А ты что мне привез?» И буквально через секунду Кирюха доверительно наставлял «звездного» артиста: «Как только волк направляется на номер, нужно сообразить, по какому месту его бить. Отчего это зависит? От поворота туловища. Если он идет боком, самое удобное стрелять под лопатку, у самого локотка — это верное убойное место. Ежели волк идет на коротких прыжках по глубокому снегу прямо на вас, хорошо бить в лоб. Волка угонного следует бить в переднюю часть спины. Шея тоже хорошее место по результату, но она обманчива — меховой воротник больно толстый. И еще. Стрелять старайтесь только с близкого расстояния, чем ближе, тем лучше. Закатите волку весь снаряд в двадцать восемь штук картечи, сделаете рану с мужские часы величиною — великолепно: шкура не обесценится, а волка получите сейчас же»…Петрович слушал — и улыбался. А в сердце маленьким и упрямым дятлом стучало недоумение, перейти в гнев которому мешала только природная мудрость старого лесника. Очень скоро заметил, что за Сидориным внимательно наблюдает еще один человек. Наблюдает, и даже пытается выйти на контакт с Асинкритом, но тот его упорно игнарировал.
— Кирилл Андреич, — спросил Федулаев своего помощника, — ну-ка, скажи, где я мог вон того мужика видеть?
— Это какого? Смазливого, на кота похожего?
— Во-во! Хорошо сказал. Его самого. Артист, небось?
— Бери выше: депутат Государственной Думы. Фамилию не знаю, зовут Павлом Валерьевичем.
— А вон тот, русый, с бородкой?
— Имя у него какое-то… Сикрит… Одним словом, фонд какой-то представляет.
— Фонд?
— Ага! Говорят, мужик этот будет наше зверье пересчитывать. Вспомнил: Сидорин — его фамилия. Тем, кто хорошо будет зверье охранять, через него будут деньги платить.
— Не худо. А что же мы перед ним совсем обратным заниматься будем?
— Так волки же, Петрович! Если эту зверюгу еще охранять…
— Не кажи гоп, Кирилл Андреич. Сам же про фонд говорил…
— Ну?
— Гну! Кто эти фонды учреждает? Чудаки всякие, миллионеры забугорные. У них там волка днем с огнем не сыщешь. Кумекаешь?
— Нет, — честно признался Большаков.
— Неужели, они зайцев и косуль охранять будут? Кумекаешь?
— Нет, — Андреич был по-прежнему честен.
— Своих волков они перевели, вот и взялись наших охранять.
— Думаешь?
— Знаю. Так что ты, если хочешь хорошие деньги получать, не шибко старайся. Депутаты уедут, а тебе жить.
Большаков внял совету Петровича — но только на полчаса. А вскоре вновь был слышен его сипловатый голос: «Обычно выводок волков выходит на номер след в след. Впереди — старая волчица. Если же они очень встревожены, то выходят врозь. А уж если поймут опасность — спасаются врозь. Но все равно, первой будет волчица. Дальше, запомните, господа-товарищи: при выходе на номер волки пользуются разными аллюрами, в зависимости от переживаний. Один идет своим ходом скитальца, трусцой. Унылый, держа голову несколько опущенной. Второй махает на прыжках с испуганной мордой, в сознании, что в быстром удалении от человека — спасение. Третий уже при первом звуке человеческого голоса понимает — пришла погибель. Такой несется карьером, с высунутым языком и прижатыми ушами»…
