Владимир Марченко - Волчьи ягоды
Разобранная мясорубка лежит на постеленном полотенце и сохнет. Славе всегда хочется покрутить белую ручку, последить, как «всёвремяубегающий» винт захватывает куски мяса, жуёт их и выдавливает в круглые дырочки шевелящихся червячков, которые слипаются вместе и смешиваются. Папа сидит на низкой скамеечке перед печью и пускает дым изо рта в поддувало, смотрит на Славика и улыбается. Мама раскатывает тесто в плоский тонкий блин и тоже улыбается. Никто никуда не торопится, все дома, и от этого ему светло и празднично. Только он собрался подойти к умывальнику, как мама взяла и сказала:
– Сынок, умывайся, я сейчас быстренько слеплю тебе пельмешков,- а сама стала наливать воду из чайника, который начал стучать крышкой и пускать пар из носика. «Я и сам знаю, что нужно сначала умыться. Был бы маленький, а то ведь на рыбалке не зря за проходнёй бегал. А почему только мне мама слепит?»
– А папе?
– Ну, конечно!.. и папе твоему… Мы – потом.
– Я – один не буду, я – все вместе.
– Не капризничай. Мама говорит, нада слушаться. У тебя, наверное, температура. Вчера весь в снегу пришел.
«Хотя и пельмени, а одному есть не вкусно»- подумал Слава и предложил:
– Мама, давай мы тоже будем слепливать. Быстрей же.
– Весь в отца. Что он, что ты любите с мясом возиться. Без вас управлюсь, горе-помощники.
– Мы ничего не насорим. Мама? Мы – аккуратно. Совсем ничего не испортим, правда, папа?
– Конечно,- согласился Степан, забрасывая окурок в малиновый зев поддувала.
– Я сказала, значит, нет. Вы мне мешать только будете. Иди, поиграй или почитай. Каникулы заканчиваются, а ты книжку в руки не брал,- настаивала Анна.
– Мы плакать не станем,- весело проговорил Никодимов старший. – Мы сейчас дровец принесём.
– Один сходишь. Нечего ребёнка морозить. Он не прислуга тебе.
– Ты чего, Аня? Он не девчачьей породы
На улице ещё не растаял фиолетовый сумрак, он цепляется за ограды и сугробы, прячется среди берёзок, стоящих у занесённого снегом памятника вождя пролетарской революции. Слава смотрит на освещённые окна своей школы, ему кажется, что в посёлок заплыл большой теплоход. Он догадался, что это старшеклассники убирают ёлку. От почты доносится скрип санных полозьев. Вот фыркнула лошадь, за посёлком, в стороне разделочных эстакад на берегу речки Чачанги пулемётной очередью застрочил тракторный пусковой двигатель. Ночь прошла, а день ещё не начался. Озябшие редкие звёзды медленно тают. Слава смотрит на них и ему кажется, они тихонько, позванивают, позванивают, будто колокольчики с отцовских закидушек, но только ещё поменьше.
– Пап, слышишь?
– Что?
– Звенят. Там,- Слава смотрит в небо.
– Где?
– Там. Они тихонько дзинькают. …А мне слышно.
Несколько секунд отец и сын внимательно рассматривают небесное полотно.
– Ну, где вы запропастились?! – раздаётся громкий обиженный голос из сеней.
– Мама,- как-то виновато проговорил мальчик, беря холодные поленья. Слава чувствует, что они, отвердев на морозе, стали тяжелыми, хотя летом, когда складывал их в поленницу, казались лёгкими.
– Так я и знала! Ребёнок без рукавиц, а ты не видишь, как он простывает. Не тебе же за ним ухаживать. Говорили мне, говорили. Не послушалась.
– Вышли на секундочку. Ничего ему не будет.
– Тебе всегда «ничего», а он болезненный. Только краснухой переболел.
– Когда это было? Два года назад.
– Хоть десять лет. Твоя забота мне всегда боком выходит. Тебе ничего не докажешь. Твердолобый, как вся твоя не родная родня. Особо мамаша. Приёмная.
Никодимов начал ремонтировать старую электробритву. Слава занялся конструктором, собирая трактор.
– Папа, ты так и не услыхал, как они зинькают?
– Не успел.
– А я слышал. Так тихо, как ёлочные шарики.
Несколько секунд Никодимовы занимались важными делами.
– Знаешь, чем дрова пахнут?
– Деревом. Скипидаром, может быть, пахнут.
– Так нет. Они отогрелись и запахли. Даже здесь слышно. За столом.
– Правда. – Оживился Степан, и его обветренное лицо осветила улыбка. – Берёзовой корой пахнет.
– Вот и нет. Не угадал, папочка. Ты не понял. Знаешь чем? – Слава поднял голову и посмотрел в светло-карие глаза отца. – Они пахнут… летом.
– Да. Ну и выдумщик ты у меня.
– Не веришь? Думаешь, обманываю? Когда ты пилил их, во дворе так пахло всё лето. Я же помню. – Мальчик посмотрел в сторону своей кроватки. Принялся наводить порядок, расправляя одеяло. Упал стул.
– Не видишь, что ребёнок надрывается? Одеяло тяжелое.
– Он у нас самостоятельный. Заправляет кровать. Что тут такого. В армии нянек не будет.
– Я его не пущу, ни в какую армию. Он окончит институт, как я. Будет иметь нормальную человеческую работу.
Слава, видя, как мама взбивает подушки, расстроенный сел за стол и начал смотреть в окно. За тюлевыми занавесками кое-как просматривались берёзки в сквере и здание школы, в которой окна уже не светились ярко и призывно. Слава вспомнил, что нужно прочитать рассказ «Серая Шейка». Он отыскал учебник, нашел нужную страницу. Некоторое время мальчик читал. Но вот лицо его стало хмурым и недовольным. Степан почистил коллектор ваткой, смоченной одеколоном, перевернул изношенные щётки. Бритва молчала. Тогда он решил проверить провод. Он приладил к выключателю карманного фонарика два проводка. Сложил их концами. Лампочка засветилась. Стал проверять провод. Так и есть. От частого перегибания тонкие проволочки переломились. Степан хотел удалить кусок провода, но обратился мальчик.
– Папа, почитай мне. …Что-то слова стали спотыкиваться. – Степан взял книгу, прочитал заголовок.- Хороший рассказ. Когда-то мне бабушка читала. – Степан раскрыл книжный шкаф, вынул книгу в зелёном переплёте. Слава увидел цифру «6» на корешке. Заметив удивлённые глаза сына, Никодимов пояснил:
– В учебниках печатают произведения, сокращая их, думая, что дети не поймут написанного. А мы будем читать рассказ Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка без сокращений. Пельмени без мяса тоже можно делать, но это уже другое блюдо.
– Смешная фамилия. Он специально придумал, чтобы весело было?
– Бывает, что писатели берут себе разные фамилии. Он себе прибавил лишь слово «Сибиряк». Чтобы его не путали с другими писателями. Его папа работал в церкви.
Слава внимательно слушал отца. Казалось, его глаза смотрят далеко и, вероятно, видят утиную стаю, берег каменистой речки. Чем дальше читает отец, тем больше грустнеет лицо Славы. И вот оно стало совсем печальным. Мальчик сжался, словно ему стало холодно.
– Папа, а она не замёрзнет? – спрашивает мальчик дрожащим голосом. Мягкий комок застрял у него в горле. Он не проглатывается, а давит, давит.
– Нет. Не замёрзнет, – отвечает Степан, продолжая читать:- «Старой Утке нужно было собрать все силы, чтобы не выдать своего отчаянья. Она старалась казаться весёлой и плакала потихоньку ото всех. Ах, как ей было жаль милой, бедненькой Серой Шейки… Других детей она теперь почти не замечала и не обращала на них внимания, и ей казалось, что она даже совсем их не любит».
Через несколько минут Слава, сдерживая приблизившиеся слёзы, тихо спрашивает:
– Папа, а лиса? она не съест?
– Не расстраивайся. Никто её не съест.
Мальчик не может сдержать рвущихся рыданий. Плачет громко, вытирая рукавом рубашки слёзы.
– Что ты сделал с ребёнком? – врывается в зал разъярённая Анна. Выхватив книгу, швыряет в дверной проём, в кухню.
– Рассказ читаем.
– Довёл ребёнка своими дурацкими книжками. Сколько мук я с тобой приняла? Сколько нервов моих вымотал? За что теперь издеваешься над ребёнком. Он-то в чём виноват перед тобой? Изверг!
Проходит некоторое время. Мальчик поднимает книгу, ищет нужную страницу. Анна обнимает сына, целует, будто бы он спасён из-под горного обвала. Уводит в кухню, что-то ласково приговаривая. Слава подходит к отцу, разламывает конфету. Никодимов отказывается, говоря, что зубы не позволяют сладкое жевать. Степан не может понять, почему жена охраняет мальчика от него? Постоянно, боится оставить без своей опеки? «Он-то в чём виноват перед тобой? А кто виноват? Мальчик не виноват. Кто из нас, и в чём виноват? Она, выходит, в чём-то виновата? А в чём?
Степан проходил службу на Каспийской флотилии. Аня Корлакова школу заканчивала. Познакомились по переписке. Получил отпуск, приехал к Ане в таёжный посёлок. Встретила его очаровательная девушка. Белыми ночами бродили по берегу Чачанги, вдыхая запахи цветущей черемухи и дыма костров нижнего склада – так называли место распиловки на брёвна, привезённых из тайги сосновых и кедровых стволов. Аня поступила в Томский педагогический институт. Они переписывались три года. Степан приехал к ней в общежитие после увольнения в запас. Хотел снять форму, но Аня не разрешила. На госэкзамены ходили вместе. Возвратились в таёжный посёлок вдвоём. Некоторое время жили с родителями Анны.
