Энн Брешерс - Третье лето Союза «Волшебные штаны»
Теперь Лена беззастенчиво разглядывала тело Эндрю, чтобы запечатлеть легкую тень на внутренней стороне его бедра и мужественный подбородок. Лена погрузилась в творчество и ни о чем не думала. Ее рука летала по холсту.
Когда прозвенел звонок, Лена вздрогнула — настолько странно было возвращаться к действительности. Лена не хотела слышать шелест газеты Филлис и стук каблуков Чарли; не хотела видеть, как Эндрю одевается. Нет, не по той причине, которая казалась очевидной. Просто Лене было страшно неудобно смотреть, как он потом снимает одежду. Лона мечтала рисовать, мечтала фантазировать и не желала находиться в этом сумбурном реальном мире.
Итак, Лена ждала конца перемены, постукивая чашкой о стол, и вдруг поняла, что очень счастлива. А может, это не счастье, а вновь обретенное спокойствие? Вся Ленина жизнь перевернулась прошлым летом, и о спокойствии тогда и речи быть не могло. Девушка задумалась.
…В конце августа, познакомившись с Полом Родманом, сводным братом Кармен, Лена поняла, что ни к кому ничего подобного не испытывала, даже к Костасу. Благодаря Полу Лена чувствовала неведомую доселе уверенность в себе. Но потом он уехал, и Лена спряталась обратно в свою скорлупу, лишь изредка робко выглядывая оттуда.
Теперь, думая о Поле, Лена жалела, что боялась своих чувств, как боялась многого. Жалела, что избегала Пола, как избегала и других очень хороших и интересных людей.
В феврале Лена узнала от Кармен, что отец Пола серьезно болен, и разозлилась на себя за нерешительность, но тем не менее не позволила ему и не написала, хотя безумно хотела. Потом выяснилось, что отцу Пола становится все хуже и он вряд ли уже поправится, и Лена не знала, что сказать Полу.
Она боялась его грусти, боялась ненароком обидеть его, страшилась, что между ними возникнет неловкое молчание.
Гармонию Лена обрела лишь в Художественной школе Анник Морчанд, и кусочки угля, холсты, даже голый Эндрю казались ей даром небес — даром, который она не заслужила.
Ленино сердце радостно встрепенулось, когда снова зазвенел звонок.
Странно, что один и тот же звук можно любить и ненавидеть.
Между тем роковой момент приближался. В самый разгар работы открылась дверь. К несчастью, в эту дверь вошел Ленин папа. К еще большему не счастью, Эндрю стоял прямо напротив двери, и первое, что можно было лицезреть в классе, были его несравненные прелести. Наконец, вдобавок к перечисленным неприятностям, Лена опешила так, что не успела хоть что-либо объяснить папе.
А папа начал говорить. Громко, почти кричать. Выкрикивать грубые слова. Лена пыталась защищаться:
— Папа, ты…
— Папа, ну не надо…
— Пап, давай я тебе…
Правда, ни одну фразу Лене закончить не удалось, а через пару секунд папа уже тащил ее за руку по коридору к выходу.
Из класса с невероятной скоростью выехала на своем инвалидном кресле Анник.
— В чем дело? — доброжелательно поинтересовалась она.
— Мы уходим, — бросил на ходу мистер Калигарис.
— И ты тоже? — спросила Анник Лену.
— Я нет, — еле слышно прошептала Лена.
Мистер Калигарис что-то гневно выкрикнул на греческом, после чего заговорил по-английски:
— Моя дочь не вернется в эту… эту школу, где у вас тут… в это место, где вы ее… — Он снова пере шел на греческий, причем Лена была уверена, что папа выражается весьма резко. Мистер Калигарис был консервативен и старомоден во всем, что касалось отношений его дочерей с мальчиками, а после смерти Бапи стал еще строже. Он категорически запретил пускать парней на второй этаж дома, где находились комнаты Лены и Эффи. Всех, даже кузенов.
Анник олицетворяла собой спокойствие и доброжелательность.
— Мистер Калигарис, может, присядете. Я подробнее расскажу вам о программе своей школы. Знаете, искусство предполагает…
— Не надо ничего рассказывать! — оборвал ее Ленин папа. — Моя дочь сюда не вернется. — И он опять потащил Лену, продолжая возмущаться вслух, что вот у него возникла непредвиденная деловая встреча, что он пришел забрать у дочери машину и увидел здесь тааакое!
Он вытолкнул Лену из здания, и она пришла в себя лишь на улице, когда поняла, что стоит на самом солнцепеке и жмурится от палящих лучей.
* * *«Интересно, бывает ли хуже?» Кармен задала себе этот вопрос после того, как приготовила чай и отнесла Валии в гостиную.
— Отвратительно. — Валия попробовала чай и тут же выплюнула. — Что ты туда намешала?
— Это чай, — смиренно ответила Кармен. — С медом.
— Я же сказала: «С сахаром!»
— Сахар я не нашла.
— Мед и сахар не одно и то же, а американский мед есть вообще невозможно.
— Все едят, — начала было Кармен, но осеклась. — Хорошо, давайте я еще раз попробую.
Она отнесла чашку обратно на кухню, нашла не распечатанный пакет сахара, открыла его и пересыпала песок в сахарницу. Пока чайник кипел, Кармен задумалась о том, что будет в сентябре: родится малыш и безраздельно завладеет маминой любовью.
Раньше, думая о сентябре, Кармен представляла себе, как приедет в университет, как распакует чемоданы и познакомится со своей соседкой по ком нате. Теперь же она размышляла лишь о том, что будет происходить в ее отсутствие.
А ведь Кармен так мечтала попасть в Виллиамс! Это был один из лучших университетов страны, к тому же его заканчивал папа. Как ни грустно было Кармен думать об отъезде, раньше, до всех этих событий, она очень хотела в Виллиамс. Но как теперь заставить себя захотеть?
Кармен злилась. Не на малыша, конечно, а на маму. Злилась, что не знает, как сложится ее, Кармен, будущее — будто Кристина и этот ребенок его перечеркнули.
От нахлынувших чувств у Кармен закружилась голова. Она подошла к телефону и стала набирать номер.
— Привет, это я, — сказала она, как только Тибби взяла трубку.
— Что с тобой? — с беспокойством спросила Тибби. У Кармен потеплело на душе: так приятно, когда друг уже по приветствию угадывает твое настроение.
— Все нормально, — отозвалась Кармен. — А ты как? — Где-то вдалеке послышался крик Ники.
— Ники, уйди отсюда в другую комнату! — прокричала Тибби. — Извини. Как Валия?
— Она…
В трубке послышались гудки, как будто кто-то параллельно набирал номер.
— Алло?
— Похоже на модем! — Тибби пыталась перекричать гудки. — Это у тебя.
Кармен повесила трубку и отправилась в гостиную. Валия переместилась от телевизора к столу и уверенно щелкала компьютерной мышкой. Кармен с изумлением наблюдала, как Валия запускает сложную программу виртуального общения. По-видимому, бабушка Лены писала кому-то в Грецию, потому что Кармен не смогла прочесть ни единого слова. За годы дружбы с Леной Кармен удалось запомнить греческий алфавит, но она так и не научилась правильно произносить буквы.
— В чем дело? — раздраженно спросила Валия, почувствовав, что Кармен стоит у нее за спиной.
— Ни в чем. Ух ты! Вы здорово во всем этом разбираетесь. — Кармен решила быть взрослой и не объяснять Валии, что некрасиво выходить в Интернет, когда кто-то говорит по телефону.
Решив сохранять полную невозмутимость, Кар мен села перед телевизором и принялась щелкать пультом. «Красота и предательство» начиналась через семь минут. Кармен откинулась в кресле и подумала, что неплохо устроилась: вряд ли кому-то платят за то, что он смотрит любимый сериал.
— Переключи, — приказала Валия, не отрываясь от монитора.
— В смысле?
— На седьмой канал. Там сейчас начнется «Мир приключений».
— Но вы же не смотрите. Вы… вы же за компьютером! — сказала Кармен обвинительным тоном.
— Я люблю слушать, — парировала Валия.
— А я люблю смотреть, — безапелляционно заявила Кармен.
— Кому здесь платят?
Ух ты! Кармен покраснела. Ей показалось, будто Валия укусила ее.
— Тогда, может, выйдете из Интернета? А то мне надо позвонить, — бросила Кармен, перестав быть мудрой и взрослой.
Тибберон: Как там дела с древней гречанкой?
Кармабелла: К-х-м. Не плохо. Но и не хорошо. В общем, средне. Ну, ты поняла.
— Расскажи мне все-все. Потом допьешь свои коктейль.
Тибби обрадовалась: больше всего на свете ей сейчас нужно было внимание Кармен.
— Ну, сначала мы танцевали под…
Кармен замахала руками:
— Стоп, стоп. Расскажи с самого начала.
Тибби довольно улыбнулась. Хорошо было сидеть с Кармен в молочном баре и чувствовать, как солнышко припекает спину. Дело в том, что Тибби безумно хотелось рассказать с самого начала, что бы заново все пережить.
— Хорошо. Итак, мой дом. Звонок в дверь. Катрина открывает дверь. На нем галстук и костюм — коротковатый в рукавах и, конечно, дешевый — но ему очень идет. И у него… — Тибби покраснела, чувствуя себя дурочкой, — в руках букет цветов. Кислотно-розовых гвоздик — знаешь, таких, которые только парни покупают, но все равно очень красивых. — Тибби замолчала и перевела дух, что бы успокоиться.