Борис Раевский - Товарищ Богдан
И вдруг, проходя мимо парикмахерской, он бросил случайный взгляд на зеркало в витрине и чуть не обомлел. "Негр" убедился, что в его черных как деготь волосах появились зеленые пряди! Да, да, не какие-нибудь каштановые, или рыжие, или русые. Именно зеленые!
Бабушкин остановился. Подождал, пока схлынут прохожие. Когда на панели стало пусто, он снова внимательно оглядел себя в зеркале.
Черт побери! Пряди были ядовито-зеленые и притом спереди, на самом виду. Действуя "пятерней" как расческой Бабушкин попытался по-другому уложить волосы. Получилось еще хуже: у зеленых прядей обнаружились грязно-малиновые подтеки.
"Негр Джимми", — хмуро вспомнил Бабушкин. — Вот тебе и патентованная красочка! Облезла!"
Попробовал сделать челку. Не помогло.
"С такими волосами не то что шуцман — любой мальчишка заподозрит неладное", — покачал головой Бабушкин.
Единственное, что он смог придумать, — нахлобучил поглубже студенческую фуражку, давно уже потерявшую свой щегольский вид, и решил нигде не снимать ее.
Зайти в парикмахерскую и остричь волосы Бабушкин не мог: его, конечно, задержали бы.
Правда, Германия не выдавала русскому царю политических беженцев и даже предоставляла им приют, но у Бабушкина не было паспорта. Как тут докажешь, что ты не вор, не убийца, не бродяга?!
Бабушкин шел по улицам и у прохожих спрашивал:
— Дитц? Где Дитц?
Оказалось, найти его нетрудно. Дитц держал большой книжный магазин в центре города.
Бабушкин постоял перед огромным зеркальным стеклом витрины, за которым были красиво разложены книги, посмотрел на внушительную вывеску: на обоих ее концах тоже были изображены книги.
"Туда ли я попал? — подумал он. — Ведь Дитц — революционер? И, кажется, из рабочих. А тут…"
Из магазина вышла изящно одетая седая дама, вслед за ней — нарядный господин с тросточкой.
Бабушкин провел ладонью по щеке; под рукой — густая, колючая щетина.
"С самого Екатеринослава не брился! — вспомнил он. — И когда соскоблю эту шерсть — неизвестно!"
Посмотрел на свой потрепанный, грязный студенческий костюм, сапоги, измазанные глиной, и покачал головой.
Но делать нечего. Бабушкин решительно толкнул дверь и вошел в сверкающий книжный магазин.
— Господин Дитц? — спросил он у продавца.
Тот изумленно оглядел оборванца и молча показал за прилавок, где виднелась обитая кожей дверь.
Бабушкин вошел. Маленькая комната — кабинет хозяина: письменный стол, два книжных шкафа, два кресла и диван.
Дитц — усатый, обрюзглый старик с полным, умным лицом и сигарой в углу рта, одетый в добротный черный костюм, — увидев странного посетителя, так растерялся, что даже не предложил ему сесть.
К счастью, Дитц немного говорил по-русски: когда-то был в Петербурге.
Но Бабушкин этого не знал.
"Как же я объяснюсь с ним?" — волнуясь, подумал он.
Бабушкин видел: старик глядит на него подозрительно, чуть не враждебно.
— Мне нужен Ленин. Ленин, Владимир Ильич, — наконец, сказал Бабушкин.
Дитц совсем встревожился.
— Никакого Ленина я незнаком, — с трудом выговаривая русские слова, сердито пробормотал осторожный немец.
"Кто этот оборванец? Шпик? Или еще какой-нибудь прохвост? — подумал он. — Почему не знает пароля?"
— Мне нужен Ленин, — упрямо повторил Бабушкин.
Не мог же он вот так, без результата, уйти от Дитца?! Как он тогда разыщет Ленина? Здесь, в чужой стране, не зная языка, без денег, без документов.
"Нет, не уйду".
И он твердо повторил:
— Ленин…
Дитц молчал. Исподлобья оглядел он усталое, побледневшее от напряжения лицо незнакомца, его потрепанную студенческую тужурку…
Нет, на шпика не похож. Да и не станет шпик так, с плеча, рубить: "Мне нужен Ленин". Шпики, они хитрее…
Но все же… Осторожность и еще раз осторожность…
— Ви разыскивайт мистера Якоба Рихтера. Нах Лондон, Холфорт Сквер, около станции Кинг Кросс Род, — сказал Дитц.
Встал и сухо кивнул головой.
Огорченный Бабушкин вышел из магазина, непрерывно бормоча про себя: Рихтер, Холфорт Сквер, Кинг Кросс Род (он пуще всего теперь боялся забыть эти мудреные слова).
12. "Ви есть без паспорт…"
Рядом находился сквер: цветочные клумбы, две шеренги аккуратно подстриженных, выровнявшихся, словно солдаты на параде, деревьев.
Бабушкин сел на скамейку.
"Что предпринять? — устало подумал он. — Как добраться до Лондона?"
Иван Васильевич сидел долго, глубоко задумавшись. Рукою он изредка, по привычке, поправлял фуражку, чтобы из-под нее не вылезали пряди зелено-малиновых волос.
"Скинуть бы лохмотья, — думал он. — Но как достать другую одежду? А впрочем, может, так и лучше? Похож на безработного. Меньше внимания привлеку…"
Под вечер на скамейку, рядом с Бабушкиным, опустился здоровенный, широкоплечий, похожий на боксера, мужчина, с расплющенным носом и прыщавым лицом. На нем был пиджак в крупную клетку, щеголеватый котелок, в руке — тросточка и портфель.
"Боксер" сидел, пристально поглядывая на Ивана Васильевича, чертил тросточкой узоры на песке и сквозь зубы небрежно насвистывал веселенький мотивчик.
"Шпик", — подумал Бабушкин.
Чтобы проверить свои подозрения, Иван Васильевич встал и неторопливо направился к урне, стоявшей метрах в пятнадцати. Кинул в урну какую-то ненужную бумажку, завалявшуюся в кармане, и, не вернувшись на прежнее место, сел тут же, на ближайшую скамейку.
Незнакомец, ухмыляясь, встал, тоже подошел к урне, смачно плюнул в нее и сел рядом с Бабушкиным. В упор спросил:
— Ви рус?
"Так и есть, попался!" — подумал Бабушкин, оглядывая его могучую фигуру: под пиджаком легко угадывались литые мускулы.
— О, не тревошьтесь! Я вам не хочу плохо… Я ваш фройнд — как это по-руссиш? — заклятый друг, — торопливо сказал "боксер".
Говорил он бойко, но с сильным акцентом и употреблял странную смесь русских, польских и немецких слов. Но, в общем, его нетрудно было понять.
Бабушкин молчал.
— Я аллее знаю, я аллее вижу, — продолжал "боксер". — Ви без хаус-дома, без грошей, без один хороший костюм. Ви есть усталий и голодний человек.
"Куда он гнет?" — настороженно думал Бабушкин.
— Я очень люблю помогайт рус-меншен, — без умолку трещал прыщавый. — Я думайт, ви не протиф иметь свой хаус-домик, свой один садик, свой доллар уф банк?
Бабушкин молчал.
— В сквер — хороший цветки, но плохой разговор, — заявил "боксер" и вдруг хлопнул Ивана Васильевича по плечу: — Пошель в кабачок! Пьем пиво. Я угощай…
— Благодарю, — ответил Бабушкин. — Но не могу. Тороплюсь на работу…
— Те-те-те… — подмигнув, хитро засмеялся "боксер", помахивая пальцем перед носом Бабушкина. — На работу без паспорт не берут…
Иван Васильевич вздрогнул:
"Ловкий прохвост!"
Но ответил спокойно, не торопясь:
— Почему это "без паспорт"?
— Те-те-те… — снова засмеялся "боксер". — Я — как это по-руссиш? — убитый воробей. Меня на мякише не обманешь. Я знай — ви есть без паспорт…
— Хочешь богатеть? — вдруг перейдя на ты, дружески зашептал он и снова положил руку на плечо Бабушкину. — Вот, — он вытащил из портфеля какую-то бумагу. — Читай. Едем нах Америка!
— В Америку? Зачем? — удивился Бабушкин, быстро просматривая бумагу.
Это был форменный бланк контракта, отпечатанный сразу на трех языках: немецком, польском и русском. Подписавший его давал обязательство отработать три года на сахарных плантациях в Аргентине.
"Отказаться? — быстро соображал Бабушкин. — Нет. Этот прыщавый вербовщик кликнет шуцмана. Чует, собака, что я без паспорта".
— В Аргентину? Отлично! — оживившись, заявил Бабушкин. — Всю жизнь мечтал: ковбои, прерии, индейцы…
Вербовщик не заметил насмешки.
— Вот здесь подписайт, — сказал он. — И не попробуй спрятайтся. Наша компани — как это по-руссиш говорят? — под мостовой найдет!..
"Какую бы фамилию поставить? — думал Бабушкин, вертя в руке карандаш. — Герасимов? Сидоров? Петров?"
Усталый, голодный, он усмехнулся и, разозлясь, коряво, неразборчиво подписал:
"Ловиветравполе".
— Какой длинный имя! — присматриваясь к размашистым каракулям Бабушкина, удивился вербовщик.
— Нормальная украинская фамилия, — ответил Бабушкин.
Прыщавый здоровяк, уложив контракт в портфель, сразу оставил свой прежний — ласковый, дружеский — тон. Теперь он произносил слова жестко, требовательно. Не говорил — приказывал.
Он отвел Бабушкина в какой-то полуподвал. Там уже находилось человек двенадцать. У всех у них было что-то общее: все походили на бродяг.
"Компания что надо!" — усмехнулся Бабушкин.
Тут же сидел за столом какой-то коренастый крепыш в плаще. Он был чем-то вроде помощника у "боксера". И все время молчал, как немой.
