Люси Монтгомери - Аня и Долина Радуг
— Кто живет в том сером доме на холме? — поинтересовался Джерри.
— Две сестры — мисс Розмари Уэст и мисс Эллен Уэст, — ответила Нэн. — Мы с Ди будем брать этим летом уроки музыки у мисс Розмари.
Уна смотрела на счастливиц двойняшек глазами, полными печали, слишком кроткой, чтобы ее можно было назвать завистью. О, если бы она тоже могла брать уроки музыки! Это было ее мечтой, одной из самых заветных. Но никому никогда не приходило в голову, что стоило бы учить ее музыке.
— Мисс Розмари такая милая и всегда так красиво одевается, — сказала Ди. — У нее волосы цвета свежих конфет из патоки, — добавила она печально. Ди, как ее мать в давние годы, никак не могла примириться со своими рыжими локонами.
— Мисс Эллен мне тоже нравится, — отозвалась Нэн. — Она всегда угощала меня леденцами, когда приходила в церковь. Но Ди ее побаивается.
— У нее такие черные брови, и голос ужасно грубый, — сказала Ди. — Ох, как боялся ее Кеннет Форд, когда был маленьким! Мама рассказывала, что в первое воскресенье, когда миссис Форд взяла его в церковь, там оказалась мисс Эллен — она сидела прямо у них за спиной. И как только Кеннет увидел ее, так завизжал… и визжал, и визжал, пока миссис Форд его не увела.
— Миссис Форд? Кто это? — спросила Уна с любопытством.
— Форды не живут здесь постоянно. Они только приезжают на лето. А в это лето совсем не приедут. Здесь у них есть маленький домик — далеко, далеко на берегу гавани, — где раньше жили наши папа и мама. Жаль, что вы не видели Персис Форд. Она очень хорошенькая — просто картинка.
— Я слышала о миссис Форд, — вмешалась Фейт. — Берти Шекспир Дрю мне про нее рассказывал. Она четырнадцать лет была замужем за мертвецом, а потом он ожил.
— Глупости! — возмутилась Нэн. — Все было совсем не так. Берти Шекспир никогда не может ничего объяснить толком. Я знаю всю историю и когда-нибудь расскажу вам, но не сейчас. Слишком долго рассказывать, а нам пора домой.
В этот час тетушка Марта уже лежала в постели, а священник был по-прежнему слишком глубоко погружен в размышления о бессмертии души, чтобы помнить о том, что тело смертно. Но дети священника тоже пошли домой, и в их головах роились видения предстоящих радостных дней.
— Я думаю, в Долине Радуг даже веселее, чем на кладбище, — сказала Уна. — И я прямо-таки влюбилась в этих славных Блайтов. Так приятно, когда можешь полюбить других людей, — а ведь очень часто бывает так, что просто не можешь. Папа сказал в своей проповеди в прошлое воскресенье, что мы должны любить всех. Но как такое возможно? Как мы могли бы полюбить, например, миссис Дейвис?
— О, папа так говорит только с церковной кафедры, — беспечно отозвалась Фейт. — У него достаточно здравого смысла, чтобы не думать так, когда он выходит из церкви.
Тем временем дети доктора направились в Инглсайд — все, кроме Джема, который ускользнул от остальных на несколько минут, чтобы заглянуть в отдаленный уголок Долины Радуг. Там росли перелески, а Джем никогда не забывал принести букетик матери, пока они еще не отцвели.
ГЛАВА 5
Появление Мэри Ванс
— В такие дни, как этот, чувствуешь, что вот-вот произойдут какие-нибудь события, — сказала Фейт, готовая немедленно откликнуться на манящий зов чистого как хрусталь воздуха и голубых холмов.
В безудержном восторге она тут же пустилась в пляс на могильной плите Хезекаи Поллока, к превеликому ужасу двух почтенных старых дев, которым случилось проезжать мимо как раз тогда, когда Фейт скакала на одной ножке, дрыгая другой и размахивая в воздухе обеими руками.
— И это, — простонала одна из почтенных старых дев, — дочь нашего священника!
— Чего же еще ожидать от детей вдовца? — простонала вторая почтенная старая дева. И обе они покачали головами.
Это было ранним субботним утром, и Мередиты вышли из дома в омытый росой мир с восхитительным сознанием, что впереди свободный день. Им всегда нечего было делать в дни, свободные от учебы и посещения церкви. Даже у Нэн и Ди Блайт имелись кое-какие домашние обязанности, которые они выполняли в субботу утром, но дочерям священника ничто не мешало бродить где вздумается с румяного утра до росистого вечера, если у них было такое желание. Фейт радовалась этому, но Уна испытывала тайное горькое чувство унижения, оттого что их никогда ничему не учили дома. Ее одноклассницы уже умели готовить, шить и вязать, лишь она оставалась маленькой невеждой.
Джерри предложил обследовать окрестности, и они побрели через еловый лесок, прихватив с собой по пути Карла, который уже давно стоял на коленях в сырой траве, наблюдая за своими любимыми муравьями. За рощей веселая компания вышла на пастбище мистера Тейлора, усеянное белыми призраками отцветших одуванчиков. Здесь, в отдаленном уголке пастбища, стоял старый полуразрушенный сарай, куда мистер Тейлор иногда складывал излишки сена — ни для чего другого сарай уже не годился. В этот сарай и направились гурьбой Мередиты. Несколько минут они бродили по нему, когда Уна вдруг прошептала:
— Что это?
Все прислушались. На сеновале над их головами слышалось слабое, но отчетливое шуршание. Мередиты переглянулись.
— Наверху что-то есть, — прошептала Фейт.
— Я поднимусь и погляжу, — решительно заявил Джерри.
— Ой, не ходи! — взмолилась Уна, хватая его за руку.
— Пойду!
— Тогда пойдем все вместе, — сказала Фейт.
Все четверо вскарабкались по шаткой приставной лестнице: Джерри и Фейт — очень смело, Уна — бледная от страха, а Карл — довольно рассеянно думая о том, не удастся ли найти на чердаке летучую мышь. Ему очень хотелось увидеть летучую мышь при дневном свете.
Одолев лестницу, они огляделись и увидели, что было причиной таинственных шорохов, и необычное зрелище заставило их на несколько минут онеметь от изумления.
В маленьком углублении в высокой куче сена, лежала, свернувшись калачиком, девочка; вид у нее был такой, словно она только что проснулась. Увидев их, она вскочила — слегка, как им показалось, пошатываясь, — и в ярком солнечном свете, который лился через покрытое паутиной оконце за ее спиной, они заметили, что в ее худом загорелом лице нет ни кровинки. У нее были прямые густые волосы цвета пакли, заплетенные в две толстые косы, и очень странные глаза — «белые глаза», как подумали дети священника, пока она смотрела на них в упор, с вызовом и вместе с тем жалобно. Глаза эти были такого бледного голубого цвета, что казались почти белыми, особенно по контрасту с узкой черной полоской, окружавшей радужную оболочку. Девочка была босая, с непокрытой головой, в очень старом, полинявшем и рваном, клетчатом платье, слишком коротком и тесном для нее. Что до ее возраста, то она, если судить по осунувшемуся лицу, могла быть почти любого возраста, но ее рост позволял предположить, что ей около двенадцати.
— Ты кто? — спросил Джерри.
Девочка огляделась, словно искала возможного пути для бегства, но затем, казалось, примирилась с неизбежным, содрогнувшись от ужаса.
— Я Мэри Ванс, — сказала она.
— Ты откуда? — продолжил Джерри.
Вместо того, чтобы ответить, Мэри неожиданно села — или, скорее, упала — на сено и заплакала. Фейт тут же бросилась к ней и, присев рядом, обхватила одной рукой худенькие вздрагивающие плечи девочки.
— Не приставай к ней, — приказала она Джерри, а затем крепко обняла беспризорную девочку. — Не плачь, дорогая. Просто расскажи нам, что случилось. Мы друзья.
— Я так… так… хочу есть, — прорыдала Мэри. — Я… я последний раз ела в четверг утром… а с тех пор только водички попила там, из ручья.
Дети священника переглянулись в ужасе. Фейт вскочила на ноги.
— Пойдешь прямо к нам, в дом священника, и поешь, а уж потом начнешь рассказывать.
Мэри съежилась.
— Ой… я не могу. Что скажут ваши папаша с мамашей? И… они отправят меня обратно.
— У нас нет мамы, а папа на тебя и внимания не обратит. И тетушка Марта тоже. Идем, говорю тебе. — Фейт нетерпеливо топнула ногой. Неужели эта странная девочка собирается упорствовать и хочет умереть от голода почти у самого их порога?
Мэри уступила. Она так ослабела от голода, что едва могла самостоятельно слезть с сеновала по лестнице, но кое-как им удалось спустить ее на землю, провести через пастбище и доставить в кухню своего дома. Тетушка Марта, как всегда по субботам, стряпала что-то с грехом пополам на следующую неделю и не обратила на нее никакого внимания. Фейт и Уна бросились в кладовую и перевернули там все вверх дном в поисках еды. Нашлось немного «того же самого», хлеб, масло, молоко и сомнительной свежести пирог. Мэри Ванс набросилась на еду с жадностью, не особенно разбирая, что поставили перед ней, а дети священника стояли вокруг и смотрели на нее. Джерри отметил, что у нее красивый ротик и очень ровные белые зубки. Фейт, не без тайного ужаса, пришла к выводу, что кроме рваного, полинявшего платья, на Мэри нет абсолютно ничего. Уна была полна искренней жалости, Карл — удивления, и все они — любопытства.
