Яков Аким - Учитель Так-Так и его разноцветная школа

А ДЕЛО БЫЛО ТАК

Учитель не ошибся. К вечеру, когда холодные капельки тумана просеялись сквозь листву до самой земли, стриженая Щетка продрогла вконец. Поэтому, заметив свет, который клином выбивался из приоткрытой двери одинокого домика, Щетка, не раздумывая, одним махом влетела на крылечко и юркнула за порог, в тепло.

— Кто там? — послышался из кухни скрипучий голос.

— Я сплю, — ответил знакомый мальчишеский голос из другой комнаты.

Щетка заползла под кровать и притаилась.

— Кого там еще носит нелегкая?

Вежливая старушка не стеснялась в выражениях: ведь она была у себя дома. Кутаясь в шаль, она вышла из кухни, притворила дверь и с грохотом задвинула щеколду. Потом поправила чехлы на стульях и остановилась у картины, которая висела на стене и была задернута белой шторкой, точно штабная карта. Зазвенели колечки — старушка отдернула шторку.

Картина оказалась портретом. На нем была изображена хозяйка в девичестве, со старомодной прической «конский хвост». Вежливая старушка постояла у своего портрета, вздохнула, снова задернула занавеску и удалилась на кухню.

Щетка нашла под кроватью аккуратно свернутый половичок, повозилась, завернулась в него и, пригревшись, задремала.

Уже под утро ее разбудило шипение. Щетка мгновенно стряхнула с себя сон и насторожилась. Шипение повторилось.

«Кошка!» — подумала Щетка, и коротко стриженная ее шерсть стала дыбом.

Она выбралась из-под кровати и огляделась.

Старушка спала, укрывшись пикейным одеялом. Губы ее были сложены в трубочку, и вместе с дыханием из них вырывался тоненький тихий свист. На низкой тумбочке рядом с кроватью лежал белый мешочек. Горловина мешочка с продернутым шнурком была не затянута. Оттуда снова донеслось шипение.

Щетка встала на задние лапы и, положив передние лапы на край столика, фыркнула и сунула морду в холщовый мешок. В нос ей ткнулось что-то холодное и твердое. Щетка от испуга взвизгнула и с натянутым на морду и на глаза мешочком, ничего не видя, заметалась по комнате.

— Караул!.. — запричитала вежливая старушка. Она вскочила с постели и часто зашлепала по полу сухонькими пятками. — Грабят!.. Слышишь, нас грабят! — завопила она и, лязгнув щеколдой, распахнула дверь.

Обезумевшая от страха Щетка прыгнула что было силы на свет и опрометью помчалась по мокрой от росы траве, стараясь освободиться от мешка.

Кругом шумел лес. Крики старушки еле доносились сквозь шелест листвы.

Щетка остановилась, перевела дух и снова стала вертеть головой и тереться мордой о траву.

Мешок стал легче: что-то тяжелое выпало из него и шлепнулось с глухим стуком.

Щетка пробежала еще немного. Наконец ей удалось сбросить с глаз ненавистный мешок.

Собака громко фыркнула и, тяжело дыша, в изнеможении опустилась на траву, далеко высунув язык.

В лесу наступило утро

ПО ДОРОГЕ В ШКОЛУ

Нет, жизнь совсем не так плоха, как может показаться. Утонувший и вновь воскресший Фок помаленьку приходил в себя. Учитель был настолько растроган всей этой историей, что даже разрешил Фоку вырезать ослика из брюквы.

Утро выдалось лучше не надо.

Насвистывая, Фок взбежал по тропинке на зеленый бугор, тот самый, на котором он еще совсем недавно лежал без чувств.

— Сорок одна пробоина в дырявой голове! — выругался Фок и скинул ранец с плеч. Он вспомнил про марку со слоном, которую обещал принести своему другу Чистой Пятке. Неужели он позабыл эту марку дома?

Он положил ранец на траву, опустился на одно колено и стал расстегивать пряжку.

Вдруг в траве что-то блеснуло. Точно солнечный зайчик в окне.

Фок протянул руку, зачем-то пополз по траве и, зажмурив глаза, схватил выпуклый, вроде луковицы, металлический предмет.

Фок открыл глаза и ахнул.

Часы! Только не такие, как носят на руке, и не те, что висят на стенке. Часы были древние, карманные, с потрескавшимся циферблатом и длинной цепочкой. Фок погладил крышку, даже понюхал толстое стекло. Потом наклонил к часам ухо — они шли! Да, часы тикали, чинно и неторопливо.

«Ну и здорово!» — решил Фок. Это будут их общие часы, его и Чистой Пятки. Настоящий корабельный хронометр! Не всегда же определять время по солнцу и звездам.

Фок еще раз послушал, как тикают часы, потер их о щеку и тогда только вспомнил про марку. Сжимая в одной руке часы, другую Фок запустил в ранец. Марка была здесь, в сложенной промокашке.

Фоку стало совсем весело. Закинув ранец за спину, он обмотал цепочку вокруг пальцев и, размахивая часами, припустился бегом по тропке.

ВОТ ЭТО ЧАСЫ!

— Вот это часы! — сказал Чистая Пятка. Он поджидал Фока на школьном крыльце. — Я таких не видывал.

— Это теперь наши с тобой часы. По очереди. На, держи! — И Фок протянул приятелю часы, а сам полез в ранец за маркой.

— Кто это подарил тебе такие замечательные часы? — спросил учитель Так-Так.

— Никто не подарил, — просиял Фок. — Их в траве кто-то посеял, а я нашел.

Учитель Так-Так задумался и отшвырнул камешек носком ботинка.

— Так-так, прелестно! Если ты их нашел, — произнес он, поднимая и опуская указательный палец, точно решал задачу, — значит… значит, часы кто-то потерял.

— Пускай не теряет, — нахмурился Фок. — Часы теперь наши, наши с ним. — И он кивком показал на Чистую Пятку.

— Погоди, — сказал учитель, — давай подумаем. Хозяином таких часов мог быть человек пожилой. Наверное, он шел по тропинке, устал и присел на траву передохнуть. Тут-то они и выскользнули из кармана.

— Если так, — вмешался Ушастик, — этот человек, который потерял, носил часы долго, всю свою жизнь. Вот и хватит пусть другие носят.

— Нет, — сказал учитель твердо, — человек, потерявший такие часы, наверняка расстроился. И я прошу вас рассказать всем своим приятелям и знакомым, а они пускай сообщат своим знакомым, что часы отыскались. Не может быть, чтобы добрая молва не нашла хозяина часов. А вдруг это были для него не просто часы? Бывают очень дорогие для человека вещи — не, потому дорогие, что дорого стоят, — ох как обидно их терять… Если хотите, как-нибудь я расскажу вам одну историю.

— Хотим! Хотим! — запрыгали школьники.

— Ну хорошо, — согласился учитель. — Не забудьте всем сказать про находку.

— Не забудем, обязательно не забудем, — ответила за всех Ленточка.

— А теперь прошу за парты! — сказал учитель.

ИСТОРИЯ ГЛИНЯНОЙ ДУДОЧКИ

— Вы обещали историю рассказать! — закричали школьники, когда уроки кончились.

— Ах да, — вспомнил учитель Так-Так. Он захлопнул журнал и прошелся по классу.

— Когда-то отец подарил мне глиняную дудочку… Я был тогда школьником, совсем как вы.

— Не может быть! — вставил Фок. — Вы, учитель, были школьником?

— Честное слово, — серьезно ответил учитель. — Так вот, отец подарил мне глиняную дудочку, объяснил, что называется она окариной. И показал, как играют на ней.

Дудочка-окарина была гладкая, покрытая черной блестящей глазурью. В ней было десять отверстий — по одному на каждый палец. Я мало-помалу выучился играть на своей окарине.

— Красиво она играла? — спросила Ленточка.

— Как вам сказать… — задумался учитель. — Я ведь не был настоящим музыкантом, да никто и не учил меня. Мне нравилось, что звук окарины похож на голос кукушки и что вечером дудочка поет не так, как утром. Голос у нее был не слишком громкий и никому не мешал. Отец любил слушать, как я играю. Он приходил вечером с работы, ложился на диван, а ноги закидывал на табурет. Прямо в сапогах. Да, он за день уставал, и мать не ругала его.

Я брал окарину и наигрывал любимую музыку отца — веселую песенку про осенний вечер, про то, как трещат поленья в печке, а дождь и ветер, понимаете, напрасно стучатся в стекло.

Я играл и играл эту песенку, а сам все смотрел на отца. Как сейчас вижу, он лежит на спине, подложив ладони под голову. От его черной макушки до носков сапог было так далеко! Он был большой, мой отец. И я… как бы вам сказать… любил его. Что ты хочешь спросить?

— Все дети должны любить своих родителей, — сказал Ушастик и спрятал записную книжку, куда заносил разные умные мысли.

— Должны… Хорошо бы! — ответил учитель Так-Так. — Понимаешь, ведь у всех людей на земле были родители. Но мы с отцом были еще и друзьями. Бывало, только увижу отца у калитки, тут лее бросаю игру с мальчишками и бегу домой. Конечно, я знал — ему захочется со мной потолковать или просто помолчать, а рано утром отец снова уйдет на работу.

Потом я вырос. Даже отцовские сапоги стали мне жать.

ДЕТИ РАСТУТ ВО СНЕ

— Вот тогда-то и началась война, — остановившись у стола, сказал учитель.

— Настоящая? — Фок даже подпрыгнул на парте.

— Тише, — остановил учитель. — В первый же день войны отец собрался на фронт. Велел мне приглядывать за младшим братишкой и помогать матери по дому.