Анатолий Максимов - Светунец
Они снимали с грибов травинки, листики, паутину, обрезали корешки с чёрной землёй и клали грибы в воду. Грибы плавали, на шляпках спасались муравьи, крохотные букашки.
После Веровна с Таней крутились на улице у печурки. Грибы шкворчали и шипели в котле, отдельно варилась картошка. Тут же ребята дожидались ужина.
Закатывалось солнце. На лужайке зачернела ольха. От ручья выползал туман табачным куревом. Над пасекой летали редкие пчёлы. Наверно, дежурные проверяли, все ли работники вернулись из тайги.
Когда наелись, Веровна спросила у гостей, где лягут спать.
— Стели на чердаке, — сказал Иваныч.
Ребята сбегали к стожку и принесли листоватого сена. Поверх сена расстелили палатку, в изголовья — ватный спальник, накрылись суконным одеялом.
На чердаке тепло, но не душно. Сумрак пробирался в щели дранковой крыши. Издалека донёсся тяжкий вздох.
— Дерево упало, — заметил Иваныч. — Дотянул старик до ночи и упал…
— А волка убивали? — спросил Володя у пасечника.
— Целился один раз, однако не выстрелил и теперь не жалею.
— Это когда ты у волка отнял козла? — спросил Шурик.
— Помнит мой рассказ! — Иваныч пошумел сеном, выше наталкивая в изголовье, и начал: — Как-то зимой иду в охотничью избушку. Вечер, мороз. Настроение никудышное: за целый день никого не добыл. Вышел на марь, смотрю — следы здоровенного козла и волка. Час назад как пробежали. По следам читаю — козёл притомился, но волк гонит бодро. Надо следить, решил. Волк задавит козла — тут и самого подстрелю.
Пасечник привстал на коленях, словно собрался бежать за зверями. Хоть и называли его колхозники серьёзно — Иванычем, но был он молодой, азартный. Володе показалось, что в темноте синью блеснули его глаза.
— Мчусь по кочкам глубоким снегом. А следы впереди горячие — ещё сухие травинки качаются, с веток пылится снег. Вот-вот должен догнать козла волк. Я — волка. — Иваныч начал рассказывать громким голосом, прерывисто, точно в погоне задыхался.
И ребята один за другим поднялись, придвинулись к нему.
— Волк гонит козла не след в след, он петли накидывает. Чует поверху, знает, что именно здесь, а не там пробежит зверь. Я, ребятишки, держусь за волком. Глядь — он свернул в сторону. С лёжки сорвался другой волк — и за козлом. Мой, значит, где-то будет поджидать усталого напарника и козла. Я бегу — во рту пересохло, ноги отнимаются. И бросить нельзя: козёл уже шагает и останавливается… Поймал его волк в ключе, на льду. Увидел меня зверь и метнулся в тальники. Я вскинул ружьё и не выстрелил. Не верил, что попаду… Лежит передо мной здоровенный козёл — целёхонький, с крепкими рогами, как спит. Только горло малость замарано кровью. Вот тебе и фарт — неожиданная добыча! Я выпотрошил козла, шкуру снимать не стал — темнело. Взвалил на спину и понёс в избушку. В избушке отрезал кусок печёнки, хотел перекусить.
— Прямо сырой! — воскликнул Володя.
Его кто-то толкнул, не мешай, дескать.
— Свежая печень для охотников — лакомство, — пояснил Иваныч. — Козлиную не мог есть: горчила и запах нехороший. Ну, думаю, обдеру козла и грудинки сварю. Ободрал, а на спине козла язвы, на боках чёрные пятна… — Иваныч снова лёг на постель и продолжал нехотя: — Стало совестно мне перед волками… Долго гнали они больного козла, может быть, заразного. Не тронь козла волки, он бы заразил других животных, и началась бы повальная смерть. Выходит, волки спасли от болезней многих зверей в тайге. А какие честные волки! Что бы одному сожрать козла! Задавил и не трогал — ждал, когда прибежит напарник. Меня чуял и всё-таки не трогал…
— Куда вы дели того козла? — опять спросил Иваныча Володя.
— Унёс туда, где взял. Собаки у меня не было, зачем добру пропадать. Волки не подошли. Съели колонки да птицы.
Иваныч, помолчав, сказал:
— Там, где люди выбили зверей, волк не нужен. В нашей тайге зверьё пока ещё водится и волка надо беречь.
Мальчишки робко пошевелились, выжидали, не расскажет ли ещё что Иваныч, и вдруг уснули. Иваныч тоже задышал глубоко.
Володя слышал, как в тайге шелестели зверьки: бегали колонки, зайцы и волчонок. Осторожно росли грузди.
И отец не спал, смотрел в сетчатую крышу. Глаза большие и чёрные как бы прислушивались к ночным шорохам.
Володя заскучал по матери. Мысленно представил, что она делает дома. Наверно, журнал читает «Вокруг света».
— Мама сейчас думает, что мы с тобой у бабушки, а мы на пасеке. Лежим на чердаке, — зашептал отцу.
— Она знает, где мы и что делаем, — ответил отец сыну. — Ей душа говорит. — Он накрыл одеялом Володю. Но долго ещё им не спалось.
Полёт во сне
1Из деревни пришла бабушка. Она видела, как маялся Володя, натягивая на лук капроновую тетиву, и не помогла. Раньше, например, делал внук трактор, бабушка интересовалась, ладно ли у него получается, мыла отрезала, ниток не жалела. А тут увела глаза под лоб и носится в ограде.
— Люди ловят. Люди не дремлют…
Володя гнул кленовый лук и ждал, когда бабушка скажет, кого люди ловят.
— У других люди — мужики, в моём доме нет мужиков. Моим подавай на стол готовое. — Значит, на Володю и отца сердита бабушка.
— О чём ты, бабушка? — нетерпеливо спросил Володя. — Какие-то люди, кого-то ловят. Говори ясно, и я пойду ловить…
Бабушка продолжала:
— Была на берегу, там люди щук и краснопёров тягают. Вот бы рыбы нажарить да ухи сварить, а ловить некому. — Бабушка продолжает бегать, но уже присматривается к Володе.
— Где люди ловят? — Мальчик достаёт удочку с крыши коридора, выковыривает мякоть из булки хлеба.
— На мякиш-то разве щука возьмёт? Синявка клюнет, а щука не ловится. И крючки у тебя лебезны, гальяшка и тот сорвётся. — Бабушка отвернула полу тужурки на себе и вытеребила из подкладки большой воронёный крючок. — Зимой купила, всё лето собираюсь рыбачить. Всё некогда, и постнина надоела, свежей рыбки бы…
Бабушка смотрит на внука обнадёживающе, спохватывается:
— Червяков накопаем белых! — Она берёт вилы, стеклянную банку и бежит к огуречному парнику. Крепко ей захотелось рыбы, если парника не жалела — рыла с торца.
Черви выкатывались белыми шариками.
— Ишь какие ядрёные! — ликовала бабушка. — На такие должно клюнуть. Если не возьмёт, тогда не знаю, чего ей надо, рыбе-то. Нынче совсем избаловалась рыба. Раньше, бывало, отец твой прицепит к вожже гвоздь и убежит на речку. Глядишь — волочёт сомин да щучар. Нынче рыба и на жилку не шибко бежит. Иди, Светунец, да лови ладом. Ну, если не клюнет, тогда я сама пойду!.. — с угрозой сказала бабушка и вытурила Володю за калитку.
Володя не сразу попал на рыбалку. Когда он бежал мимо избы бабки Хмары, бабка зазвала к себе. Володя глянул в один, потом в другой конец улицы, — неловко ему подходить к бабке, которую дразнили Скупердяихой. На улице никого не было, и Володя подошёл.
— Удить собрался, — несмело заговорила старушка с мальчиком. — Наверно, и вечернюю зорьку просидишь, а еды тебе никакой не собрала бабушка. Меня стыдит, дескать, внуков гоню, сама-то шибко заботлива! — Бабка достала из кармана тужурки зелёное яблоко, обтёрла ладошкой и быстро подала Володе. Так быстро, точно побаивалась, как бы кто не заметил. — Яблоко с виду зелёное, внутри спелое. Твоя бабушка арбузы вырастила, а я вот яблоки…
В огороде Хмары, среди грядок картошки, стояла одна яблоня. В зелени веток хранила плоды. Бабка сняла их пораньше, чтобы не обмолотили мальчишки, и грела, как цыплят, в старой фуфайке. Спелила для внуков. Однако никто к ней не приезжал. Ведь прошлым летом бабка вытурила родную дочь с ребятами. Не сразу, конечно. Первую неделю терпела. Потом начала придираться: то не эту редиску сорвали, то пол замусорили… Свинья в огород залезла — из-за ребят; курица в кустах снеслась, тоже ребята виноваты. Разругалась дочь с матерью и поклялась больше никогда не приезжать к ней.
И не приехала. А бабка Хмара скучает по внукам, ждёт их. Яблоки припасла.
— Хоть бы наведались, — жаловалась Володе бабка. — Да чтоб я ещё грубое слово сказала им. Тогда высохни мой язык!..
Но, появись ребята в избе бабки, она бы потерпела неделю, и всё началось бы по-старому. Уж такой непонятный человек бабка Хмара.
2«Людьми-то» оказались Шурик и Лёня. Засучили до колен гачи брюк, стояли на мели. Рыбачили удочками. Никого не поймали.
На бревне покуривал, покашливал дед. Из-под фуражки свисал платок на сниклые плечи — от комаров. Лески его закидушек насторожены на тальниковые тычки — как заклюёт, так и видно будет. Возле деда брезентовая сумка. В ней билась крупная рыба.
Ребята булькались возле закидушек.
«Значит, у деда клюёт», — смекнул Володя и тоже закинул удочку.
— Вот и бродят, и бродят, — бубнил дед. — Тока отгоню, они снова лезут. Нигде нет им рыбалки, тока у меня под ногами…
