Избранное в двух томах. Том 2. Повести и рассказы [1987, худ. Б. Н. Чупрыгин] - Анатолий Иванович Мошковский

Андрей натянул на лицо респиратор и включил молоток.

И снова их пальцы сжимали ручки молотков и металл сквозь рукавицы прожигал кожу. Дышали через респираторы, но пыль все равно похрустывала на зубах, щекотала ноздри, набивалась за шею. Серые струи раздробленного камня текли к ногам; с сухим треском стучали буры, и парни, неуклюжие и полуоглохшие, стояли на узком карнизе стены и все глубже и глубже вгрызались в скалу. Когда Зимин на мгновение выключил молоток, чтобы передохнуть и выпрямить спину, ему вдруг почудился женский голос. В ушах еще звенело, и он не поверил себе: вокруг ска́лы, замерзшая Ангара, откуда здесь быть женщине?

Тем не менее она здесь была.

Она стояла у края скалы, в полушубке, валенках, сером платке, и что-то кричала им.

Не успел Зимин стащить респиратор, как женщина взялась за веревку, ступила через край обрыва и, не привязываясь, по выбоинам спустилась к ним.

— Доброе утро. — Она протянула им руку.

Только сейчас Зимин узнал в девушке Анку Степанову, инженера по технике безопасности. Он пожал ее руку в вышитой крестиками варежке и сказал:

— Прости за серый вид: пудру снять не успели.

Анка улыбнулась, стукнула валенком о валенок, сунула руку в карман и бросила в рот несколько кедровых орехов:

— Так… Пояса на месте. А веревки опробованы?

— Да чего там еще, — сказал Зимин, — сама нарушаешь технику безопасности, лазишь не привязываясь, а с нас требуешь.

Анка выплюнула скорлупу:

— Я начальство, мне можно.

— Храбрая какая!

Она бросила в рот новую горсть орехов.

— С вами не такой станешь… Нависших камней много?

— Нее спустили, — ответил Зимин.

— А вон тот? Да не туда смотришь, левей! — Анка повернула голову Зимина.

— Слазь-ка, Андрюха.

Андрей поспешно бросился с ломиком туда, куда показал бригадир.

Большой камень, выбитый из гнезда, с грохотом покатился вниз.

— Ну вот, так лучше, чем вам на голову, работяги, — сказала Анка. — А сейчас — наверх.

— Это зачем еще?

— Ну полезайте, полезайте!

— А кто бурить будет?

— Это меня не касается. Меня больше волнуют ваши веревки. Что-то они не внушают мне доверия.

— А мы? — спросил Зимин.

— Примерно столько же. Ну, наверх!

Ее лицо разжег ветер. Туго стянутое платком, оно казалось круглощеким, юным, почти девчоночьим.

Парни полезли наверх.

Анка вслед за ними быстро взобралась на скалу, но какой ни была она ловкой и быстрой, Андрей с Зиминым уже успели вытереть свои чумазые лица снегом и готовы были поговорить с нею. Теперь-то они поговорят с ней! Но Анка не выказывала желания говорить. Она стала протягивать через ладонь одну за другой все веревки, внимательно осматривая их, при этом не переставала щелкать орехи.

— Кто у вас самый тяжелый? — внезапно спросила Анка.

Они переглянулись.

— Ясное дело кто — Гришаков, взрывник наш, — сказал Андрей. — Позвать?

— Позови.

— Дядя Коля, сюда!

Из обогревалки вышел Гришаков, сонный и недовольный. Однако, увидев незнакомую женщину, обил с ватных штанов желтоватую пыль аммонита и зашагал к ним.

Анка подошла к корявой сосне, перебросила через толстый сук веревку, один конец привязала к стволу.

— Правда, этот способ примитивный, — сказала она, — и неточно определяет прочность веревки на разрыв, но что поделаешь… Возьмитесь вот за этот конец, подтянитесь раза два-три; если не порвется — попрыгайте.

— Как это — попрыгать? — немного смутился взрывник.

Оба бурильщика прикусили губы, чтобы не прыснуть.

— Попляши в воздухе, — пояснил Зимин, — вспомни, как на свадьбе отмачивал русского.

— Вот именно, — подтвердила Анка. — Я инженер по технике безопасности и…

Этого было достаточно для Гришакова. Он не дал ей договорить и старательно исполнил все, что от него требовалось. Веревки скрипели, стонали, вытягивались, но выдержали.

— Крепкие, — заметил Зимин, — мы себя храним.

— Будете с этого дня привязываться за две веревки. — Анка выплюнула на снег скорлупу и опять побила валенок о валенок.

— Может, погреемся? — спросил Зимин.

— Не возражаю.

Она пошла по тропинке, маленькая, кругленькая, а они, увязая в снегу, — по сторонам.

— Ой, какая тут у вас грязища! — ужаснулась она, войдя внутрь обогревалки.

— Но это уже не относится к технике безопасности, — заметил Зимин.

— Верно, — согласилась Анка, — а то бы я, знаете…

— Знаем, — сказал Зимин. — Тебе палец в рот не клади.

Хотя Анка и не имела права приказывать в обогревалке, ребята всполошились. Срочно отодвигались к стене дрова, выбрасывались банки от консервов, обрывки газет, окурки. В печку натолкали столько поленьев, что едва не погас огонь. Федор с Юркой, лежа на полу, раздували его во всю мощь своих легких. Анка поправила на коленях суконную юбку и присела на ящик. Потом чуть ослабила платок, на ее тонких бровях и ресницах стал таять иней, превращаясь в капли.

— Может, покушаем? — спросил Зимин.

Анка сразу встрепенулась:

— Ух, как я проголодалась, ребята!

К ней тотчас потянулись руки: с бутербродом, с пирожком, с банкой кукурузы, с золотистой воблой. Один Андрей сидел на перегородке, отделявшей имущество взрывника, и угрюмо блестел из полумрака влажными черными глазами. Решив над ним подтрунить, Зимин сказал:

— Что же ты, Андрюха, не выставляешь свой деликатес?

— А что у него? — заинтересовалась Анка.

— Картошка, — мрачно выдавил Андрей.

— Это она? — тихонько спросил у него Зимин.

— Нет…

— У тебя есть картошка? — изумилась Анка.

— Угу, — проворчал Андрей.

— Так это ж чудесно! Давай скорей сюда.

Через секунду перед ней на широких, как блюдо, Андреевых ладонях лежала горка крупных черных картошин.

— Божественно! — Анка положила на колени варежки и двумя пальцами вытащила из-под низа самую большую. — Ух, как люблю!

Картошка была печеная, в мундире, и все слушали, как хрустит обугленная кожура под ножом Анки. Пять пар глаз наблюдали, как из-под гари появляется нежно-румяная корочка. Тонкий аромат ее поплыл по обогревалке, защекотал ноздри парней.

Анка разломила картошину пополам и, зажмурив глаза, вонзила в ее белую мякоть зубы.

— Дай-ка и мне попробовать, — сказал Зимин.

— Бери. — Андрей все еще услужливо держал перед Анкой картошку.

— И я не откажусь, — судорожно глотнул слюну Юрка.

— А мне? — пробасил Федор. — И мне за компанию.

Анка ела медленно, ела так, как едят, растягивая удовольствие, самые вкусные кушанья. Ее губы были чуточку выпачканы гарью, на щеке темнело пятно. Кончив есть, она откуда-то из глубин полушубка вытащила зеркальце, ахнула, платочком вытерла губы и щеку, заодно поправила волосы. Потом легко встала, горячей мягкой рукой пожала пять заскорузлых, мозолистых ручищ, улыбнулась каждому в отдельности и всем сразу и, щелкая орехи, по узкой тропинке ушла в глухую тайгу.

Пока Анка не скрылась в чаще, парни