Леэло Тунгал - Кристийна, или Легко ли быть средней сестрой

— Конечно, я вчера только ходила в парикмахерскую, — улыбнулась мама.

— Ну вот, а теперь зубы! — вздохнула Хелен.

— Зубы? — встревожилась мама. — Болят?

— Нет, — махнула рукой Хелен, — я вовсе не про те зубы, я про Девины. Почерк учительницы я не смогу подделать.

— Я говорила тебе, отдать Майю чистый альбом, пусть она сама просит всех написать и нарисовать ей заново, — рассердилась мама, читая через плечо Хелен:

Серебра светлей,дороже золотых сокровищ мирапризнаем мы мудрость…

— Почерк похож на папин… Папа, иди-ка сюда, сделай доброе дело!

Но отец смотрел новости по телевизору и не соглашался помочь Хелен. Однако Хелен и мама ныли до тех пор, пока он со вздохом не взял ручку и не написал: «Серебра светлей, дороже золотых сокровищ мира признаем мы мудрость… „Калевипоэг“. Классная руководительница».

— Как низко я пал, — покачал головой отец.

— Пишу в альбом школьнице строки из «Калевипоэга». Чтобы это было в первый и в последний раз!

— Но маме в альбом ты писал! — возразила Хелен.

— Когда у мамы был такой альбом, мы с ней ещё не успели познакомиться, — махнул рукой отец.

— А кто на последней странице написал: «Кто любит более тебя, пусть пишет далее меня!»? И не оставил места.

— Мне дадут в этом доме спокойно послушать новости? — сердито спросил отец.

— Оставьте отца в покое, — сказала мама. — Я не помню даже, кто из подруг мне написал эту глупость.

— В самом деле, мама, эти альбомные стишки совершенно дурацкие, — сказала Хелен, краем глаза подмигнув мне. Она хотела меня утешить, так как я осталась без альбома. Но хотя я ещё не все буквы знаю хорошо, я догадалась, что стишок на последней странице альбома Майю написала Хелен: «Кто любит более тебя…» А под стишком она нарисовала флажок и две руки, пожимающие друг друга. На одной руке было написано «СЧАСТЬЕ», а на другой «ДРУЖБА». Ногти Хелен раскрасила в морковный цвет.

Ухожу из дома навеки

Вчера я решила уйти из семьи. Окончательно и бесповоротно. Пусть они теперь сами думают, как им дальше жить. Так им и надо!

Когда отец Клаарики переселился из Ыйсмяэ, Клаарика сказала, что любовь отца иссякла, и он нашёл себе новую семью. Клаарику время от времени возят в Ласнамяэ, поглядеть на отцовскую новую семью, и тогда ей покупают жвачки, конфеты и игрушки и позволяют тайно сплевывать сквозь зубы на улице и даже ругаться, но всё равно Клаарика становится печальной, злой и завистливой всякий раз, когда встречает нас с нашим отцом.

Уйти из семьи совсем не просто, особенно когда тебе всего шесть лет, но что мне остаётся делать, если дома меня не то что не любят, а просто терпеть не могут? Хотела бы я видеть мамино лицо, если бы я, к примеру, продала Имби на рынке. Или услышать, что сказал бы отец, если бы я подарила его новую шапку из нутрии деду и сказала бы, что в деревне, на свежем воздухе, шапке будет лучше.

А когда отдают мою собаку — единственного человека в доме, который заботится обо мне, — это как понимать? Когда кое у кого скоро седьмой день рождения, у него отбирают собаку, запихивают в старый рюкзак и увозят из города!

Накануне дня рождения я легла спать уже в семь часов вечера — чтобы день рождения скорее наступил. В прошлом году я перед днём рождения перевела стрелки больших часов вперед на несколько оборотов, но от этого не было пользы, так как у папы и Хелен есть часы, а у мамы на ночном столике тикает будильник. Все-таки это очень трудно — обмануть время! И от того, что я легла спать рано, проку не было — сон всё не приходил и не приходил. Я считала в уме овец и слонов почти до двадцати, но между слонами и овцами всё думала: «Интересно, подарят мне ранец или нет? И не забудут ли, что у меня день рождения?»

День рождения — единственный день в году, когда я получаю новые, только мои, вещи — в остальное время мне приходится донашивать старые платья, туфли и колготки Хелен. Удивительно ещё, что у меня есть свой день рождения — как видно, они не догадались отдать мне старый день рождения Хелен.

Но утром я нашла на табуретке возле своей кровати просто ужас какой красивый ранец, пахнущий новенькой кожей, коричневый, с белыми щеками и серебристым носом. В ранец были вложены большая плитка шоколада, пенал с крошечными счётами и альбом для стихов в мягкой пластмассовой обложке лилового цвета. Я была так счастлива, что хотелось обнять всех людей на свете: и негров, и китайцев, и индейцев… и даже Имби! Как жаль, что у людей нет хвостов. Мне бы хоть крошечный обрубочек хвоста, как у Девы, — в свой день рождения мне так хочется вилять хвостиком!

Отец и Хелен уже ушли, а на кухне мама разговаривала с кем-то своим обычным голосом — с Имби она разговаривает совсем в другом тоне. Я из-за двери услышала тихий голос деревенской бабушки. Урааа!

— Ты меня задушишь! — смеялась деревенская бабушка, когда я бросилась ей на шею — я-то обнимала её с такой силой, как будто обнимаю негра или индейца. Маме досталась вторая половина объятий, а Имби, на её счастье, ещё спала.

— Будь всегда такой хорошей девочкой, как сейчас! — сказала мама, поздравляя меня.

Бабушка подарила мне наручные часы и мягкую белую шаль. На циферблате часиков кроме стрелок и цифр были ещё лев и бабочка, и бабочка всё время вилась над головой льва.

— Я свои первые часы получила, когда окончила восьмой класс, — сказала мама, но не похоже, чтобы она позавидовала мне.

— Можешь носить мои часы, если хочешь, — любезно позволила я.

— Нынешние дети всё получают раньше, чем в старину, — сказала бабушка. — Пусть их жизнь будет хоть чуточку легче нашей!

Дева вильнула хвостиком и положила передние лапы на колени бабушке. Поняла, наверное, что родственница в гости пришла, хотя видела деревенскую бабушку впервые в жизни.

Как обычно, бабушка всем что-нибудь принесла. Хелен — варежки, Имби — розовую кофточку, маме с папой большие жёлтые куриные яйца, а и от соседской тёти Маазик — жирное молоко. У деревенской бабушки нет ни коровы, ни кур, зато у неё добрые соседи. Когда мы с Хелен были совсем маленькими, то однажды, оставленные дома одни, играя, разбили двадцать принесённых бабушкой яиц и, пока мама не вернулась из магазина, играли на скользком от желтка и белка кухонном полу в фигурное катание. Какими мы в детстве бываем иногда глупыми!

Имби поняла, что принесённое бабушкой молоко вкуснее и жирнее, чем то, что у неё в бутылочке, и быстро опорожнила свою бутылочку. А когда мама забрала у неё бутылочку, малютка громко заплакала.

— Долей молока, пусть ребёнок кушает, — посоветовала бабушка. — Ребёнок сам знает, какова его норма.

Имби будто поняла её — отказалась от морковного пюре, а апельсиновый сок выплюнула так, будто её пичкали лекарством от кашля.

День и в самом деле выдался замечательный. Потом пришла ещё бабуля с такими пышными и ароматными гвоздиками, что я даже не обиделась на её очередной нелепый подарок: тёмно-коричневые штаны с начёсом, спрятанные в большую кожаную коробку. На внутренней стороне крышки было написано золотыми буквами «Мы все родом из своего детства. Бабуля. 8.04.86». Бабуля сказала, что в коробке можно хранить самые важные в своей жизни фотографии.

— Разве не красиво? — спросила бабуля, и я подумала, что в день рождения могу из вежливости и немножко солгать, и ответила:

— Да, о такой вещи я мечтала всю жизнь! — И почувствовала, что от лжи у меня горят уши. И добавила: — А если в коробку налить одеколон, то, наверно, она перестанет так противно пахнуть рыбой!

Мама и бабуля переглянулись, и мама, улыбнувшись уголком рта, воскликнула: «Ах, Кристийна!». А бабуля только охнула.

Клаарика тоже пришла на день рождения и подарила мне красивую зелёную бутылочку духов в форме виноградной грозди. Я позволила ей посидеть рядом с моим отцом. Вообще я ко всем была так добра, как только могла. Помогла маме накрыть на стол, нарисовала для дедушки картинку, на которой были изображены все мои подарки, поменялась с Хелен на два дня часиками, запеленала Имби в сухие пелёнки. И какова благодарность?

Бабуля пошла поглядеть, как я пеленаю Имби, — она всё боится, как бы я не свернула шею малютке, — и вдруг как завопит:

— Боже мой, у ребёнка сыпь! Нужен врач! Немедленно звоните в скорую помощь!

И на этом кончился мой день рождения. Шесть прыщиков у Имби на подбородке и четыре на затылке положили конец моему седьмому дню рождения. Отца послали звонить в скорую помощь, Клаарику отослали домой — а вдруг у нас в семье заразная болезнь? Деревенская бабушка грела для Имби молоко, бабуля читала с выражением медицинский справочник, мама плакала, а мы с Хелен и Девой всё время путались у всех под ногами.