Елена Усачева - Механизм чуда
Герой что-то произнес, и картинка померкла, выбросив рамку с вопросом.
— Как-то так, — откатился от стола Ежик. — Или вот смешная вещь, — прищурившись, он поискал среди иконок вокруг игрового поля, — если натренироваться, можно прыгать по изгибам времени или переноситься с места на место. А можно одновременно прыгнуть и во времени, и в пространстве.
— Машина времени, — выдернула наушник Ева.
— Почти, только ненадолго. Небольшой прыжок.
— Прикольно. — Что еще сказать, Ева не знала.
— Сыграешь?
Ева представила, как она долбит по клавишам, как елозит в кресле по пятачку перед столом, как в азарте изгибается.
— А ты что будешь делать?
— Пойду чай себе налью.
— Ой, я тоже чаю хочу. А еще есть хочется.
Зря сказала, потому что ответ был давно известен.
— Ничего у меня нет.
Антон не был жаден. Книгами, фильмами делился легко, в кино пару раз водил. Но вот с угощением у него была одна странность. Он считал, что не может скармливать гостям еду из холодильника — ее покупала мать. Для него покупала, для него готовила. Сам он ничего не покупал, поэтому Еву ничем не угощал. Мог часами пить крепчайший черный чай, настаивая его в термосе. Чай был горьким. Поначалу. Потом Ева привыкла. Сахар ей никогда не предлагали. И правильно. В эту термоядерную смесь добавлять сахар было бессмысленно. Ева как-то приносила конфеты и пряники, но есть под презрительным взглядом Антона было невозможно, поэтому она тянула чай, от которого кружилась голова и горел язык.
Большая, прогретая кипятком чашка парила ладони. Пахло терпко и вкусно. Но она оттягивала момент, когда начнет пить. Хотелось не пить, а есть. Желудок возмущенно урчал. Антон не признавал режимов и правил, ел раз в день, когда придется, ночами работал или гонял монстров, чтобы следующие сутки ходить с красными глазами. Он как будто специально все делал не так, как делали все. Мог просидеть за столом на празднике и ничего не съесть, мог всю ночь смотреть в окно и не спать. Эта странность притягивала к нему людей. И Ева уже пила чай в надежде немного приобщиться к его тайне. Она очень старалась Антону соответствовать. Не ела, читала книги, погружалась в стимпанк. И в ответ-то хотелось получить всего ничего. Чтобы оторвался от компьютера и посмотрел на нее. Чтобы сел рядом, взял за руку, обнял. Чтобы сказал доброе слово. Заметил бы, что у нее кофточка новая. Абсолютный стимпанк. Асимметричные полочки, глубокая линия проймы, зауженные рукава от локтя до кисти, воротник не закреплен и ложится, как ляжет. Поверху накинула длинную цепочку с кулоном. Красиво. Но Антон рубился в свою стрелялку. Бросал в экран английские ругательства. Не смотрел.
А что, если и правда наговорить на практиканта Петрушу? С ним не обязательно на самом деле встречаться. Хватит рассказа. Как шла, как столкнулась, как помог перейти дорогу, показал нужный дом, как узнал в школе, как случайно задержались после занятий. Как предложил встретиться. Как…
От волнения глотнула слишком много горячего, прыснула.
— Ты что? — недовольно повернулся Антон.
— Вспомнила, — прошептала Ева, вытирая подбородок. — Мне надо бежать.
— Куда?
Игру смело с экрана.
— Мы же на вечер договаривались.
— Ты вроде как занят… — пролепетала Ева, не понимая, зачем она затеяла этот разговор.
— Так сама виновата: сидишь, молчишь.
— Завтра проект защищать.
Она смотрела в угол на халат и чувствовала, как краснеет, как начинает дрожать голос, как руки, не зная, чем себя занять, порхают по подолу новой кофточки.
— Какой проект? Ты куда собралась? — по-хозяйски возмутился Антон.
Куда она собралась? На мифическую встречу с Петрушей — вот куда. Чтобы подействовало. Чтобы оторвался от компьютера и обнаружил наконец, что она тут. От волнения нехорошо булькнуло в животе. Проклятый чай! И кто только научил Ежика так его заваривать? И тут же в голову полезли воспоминания о его отце, который так странно, совсем не по-взрослому сидел на подоконнике.
— Есть хочется, — прошептала Ева.
— Идешь-то ты куда? — Антон пропустил ее слова мимо ушей. Подошел, коснулся руки.
Куда она идет? Быстро придумала! Быстро!
— Заниматься надо, — выдавила из себя Ева. Хорошо, вовремя сдержалась, чтобы не сказать, что идет в школу, что спецкурс по истории искусств.
— С новым преподом?
Слишком очевидно все скатилось к этой теме. Обидно. Зачем так сразу подозревать?
— Ладно, никуда не пойду, — дала она задний ход. Попыталась сесть. Не дали.
— Нет уж, ты иди, — Антон дернул ее за руку к двери. — А то ведь ждать будут.
Пока топталась на пороге, Ежик снова оказался в кресле, смотрел в экран на застывшего лорда.
— Нет никакого препода!
— Ираклия-то? — хохотнул он.
Не сработало! Ежик не стал ревновать. Он сделал то, чего так боялась Ева, — прогнал.
Она все-таки бухнулась на диван, останавливать ее никто не спешил. Истерика шарахнула по рукам и ногам, по гулкой голове. Теперь и она дышала тяжело, как глупый герой в игрушке.
— Значит, ты хочешь, чтобы я ушла?
— Да, — жестоко бросил Антон. Он не играл. Он сидел, глядя на бегущие по экрану строчки.
Ева поднялась. Просить, уговаривать — бессмысленно. Не повернется. Не простит.
— А книга! — задержалась она около двери. — Ты обещал книгу дать.
Это была зацепка. Это было спасение. Если взять книгу, то потом ее нужно будет отдать — это лишний повод встретиться. Антон отойдет. Покипит, покипит и отойдет. Станет добрым и пушистым.
— Какая книга? На улице темно! Где ты читать ее будешь?
— Дома! — не поняла шутки Ева.
— Я не библиотека.
— Отлично!
Перед глазами у Евы все прыгало. Нужно было срочно, сию секундочку придумать, что сказать. На язык лезли глупые комментарии и совсем детские обидные кричалки.
— Отлично! — повторила, чтобы не было лишнего. — Отлично!
— Заело? — не преминул заметить Ежик.
Надо решиться! Надо!
Она открыла дверь, выходя в коридор.
Коридор узенький. Вешалка. Куртки и пальто растопыриваются, загораживая проход. С подставки свешивается лисий хвост, пушистую лисью шапку не видно за шарфами. Из коридора темным призраком выходит мама Антона. На ней темный халат, и от этого кажется, что она настоящее привидение.
— Что у вас за шум?
— Мама, уйди!
Что умел делать Ежик — так это быстро перемещаться в пространстве. Со временем было еще не так очевидно.
— А что ты на меня кричишь? — возмутилась мама, но ушла.
Ежик стоял в дверях. Еве ничего не оставалось, как начать одеваться. Сапоги, куртка, в рукаве шапка. Шарф чуть не забыла. Молчание давило на плечи.
— Ты мне позвонишь? — спросила тихо.
— Зачем?
Усмешка тянула его тонкие губы. Она невольно сделала шаг вперед, чтобы на прощание поцеловать в щеку, но он отклонился. Ударился в дверь, пропадая в комнате.
Ева щелкнула знакомыми замками, вышла на лестничную клетку. Все было непонятно и быстро. И главное, все было ужасно. Что там мог герой? Создавать петлю времени? Самая пора воспользоваться этой способностью.
Но петли времени не было. Не было и подходящей машины, чтобы эту петлю создать. Не было командарма Че с дельными советами. Не было Ксю с унылым поддакиванием. Была только Ева, ее огромное горе, которое не помещалось под тяжелым насупленным небом, и слезы, застилавшие глаза.
Она шла по улице и уже давно вертела в руках сотовый. Ждала звонка. Чтобы вернул. Чтобы успокоил. Он может! Он всесильный волшебник, способный творить чудеса. Но Антон не звонил. Только стояло в ушах тяжелое дыхание утомленного бойца из призрачного Лондона эпохи Джека-Потрошителя и Шерлока Холмса.
Она так внимательно смотрела на экран, так сосредоточенно гоняла курсор вверх-вниз по принятым звонкам, отдельно выделяя «Ежик», «Ежик», «Ежик», что, конечно, налетела на людей.
Они стояли там же, на полпути к дому Стива, в темном углу — ни один фонарь сюда не добивал. И она, ослепленная светом сотового, конечно же, их не увидела.
— Танк, что ли? — отпихнулись от нее.
— Сам танк! — выкрикнула зло, потому что слезы, потому что дышать нечем, потому что трясет от ярости к несправедливому миру.
И вдруг — челка, впадинка щеки, ворот коричневой рубашки под курткой, очки.
— Ой, простите, пожалуйста, Петр Павлович, — забормотала быстро, некрасиво хлюпая носом и неловко засовывая сотовый в карман. Промахнулась. Трубка шоркнула по плащевке и звонко упала на асфальт. Кто-то протянул руку.
— Хм… — произнес Петр Павлович. — Что-то я тебя не помню.
— Вы у нас сегодня урок вели, — прошептала Ева, принимая из рук Ираклия Васильевича свой телефон.
— Ааааа, — без энтузиазма отозвался практикант. — Сено-солома. Чего ревешь? Как там тебя?
В нем не было того, что отличало обыкновенного человека от учителя, — строгости, солидности. Он был… как все. И совсем-совсем не похож на учителя. Обыкновенный пацан из старших классов. И куртка у него такая же, как у старшеклассников, и смотрит так же. Недобро.
