Татьяна Булатова - Дефицит

Татьяна Булатова

Дефицит

Это сейчас детство кажется мне безоблачной и мимолетной порой, а тогда оно зловредно тянулось под знаком тотального дефицита всего, что мы относим к расплывчатой категории прекрасного. Я не помню, чтобы в магазинах продавались красивые школьные тетради, изящные блокноты, удобные пеналы – все больше какие-то пластмассовые боксы с тремя отделениями: под ручку, карандаш и ластик. Хотелось нарядной девичьей жизни. Чтобы колготки без пузырей на коленках, чтобы туфельки, как у Золушки на балу, и портфель как портфель, без изображения светофора, призванного и днем и ночью напоминать о том, что соблюдать правила дорожного движения так же важно, как и отлично учиться. Последнее на фоне дефицита красоты казалось абсолютно несущественным, а житейская мудрость «Не родись красивой, а родись счастливой» не придавала уверенности в завтрашнем дне. Хотелось быть одновременно и красивой, и счастливой. Причем прямо сейчас, а не «КОГДА ВЫРАСТЕШЬ».

Что взрослые понимали под этим «КОГДА ВЫРАСТЕШЬ», неизвестно. Знаменитое «ТЫ УЖЕ БОЛЬШАЯ» сопровождало меня повсюду. И особенно часто, когда речь шла о соседских детях, посягающих на мое имущество.

«Не надо драться, Танюша, – убеждала меня мама и закрывала своим телом чужого ребенка, в одну секунду уничтожившего «прилавок» в моем «кондитерском магазине», где, кстати, для нее тоже была припасена пара «песочных» пирожных, инкрустированных ягодами черной и красной бузины вперемешку с битым стеклом зеленого цвета. – Разве ты не видишь? Он еще маленький!»

Понимания и покорности от меня требовали безостановочно, особенно если речь шла о помощи по дому и о моем внешнем виде, далеком от того совершенства, которое являли собой моя мама и ее приятельницы. И красный лак на ногтях, и туфли на каблуке, и капроновые чулки с золотым проблеском были обещаны мне, когда вырасту, а уборка в комнате – прямо сейчас, потому что «уже взрослая». Видимо, для того, чтобы отвлечь мое внимание от явного несоответствия между мечтой и действительностью, в качестве утешительного приза мне были выданы пузырек с загустевшим красным лаком под намертво приклеившейся конусообразной крышкой и красочная упаковка из-под чулок с надписью на неизвестном языке.

С этим имуществом я не расставалась до первого класса, приберегая его на всякий случай. Мало ли для чего сгодится?! Вдруг обмен? Например, меняют какую-нибудь умопомрачительную заколку для волос. А я – во всеоружии!

Но обмену состояться было не суждено, потому что первая встреча с одноклассницами убедила меня в том, что я безнадежно отстала от жизни. Внешний вид моих сверстниц свидетельствовал о том, что они явно обскакали меня в эстетическом развитии. Во-первых, ноги некоторых из них украшали эластичные колготки производства ГДР, благодаря чему эти ноги ничуть не уступали тем, что были изображены на упаковке из-под капроновых чулок. Мало того, даже превосходили их по красоте, потому что были цветными, а некоторые – даже с рисунком. Во-вторых, у доброй половины девочек из нашего класса хотя бы один ноготь на руках, но был накрашен, невзирая на школьный дресс-код. Причем, что интересно, учительница, в отличие от моей мамы, как-то упорно не замечала этих массовых лакокрасочных нарушений, видимо, не считая их чем-то предосудительным.

Жизнь в очередной раз показалась мне несправедливой, и я решила объявить войну существующим нормам и превратиться в красавицу. Для этого в ход был пущен неоспоримый аргумент о том, что в человеке все должно быть прекрасно, после чего щедрый папа протянул мне три рубля и приказал идти в «Детский мир», чтобы ни в чем себе не отказывать, хотя прежде меня одну в магазины не пускали, только в продуктовые и со списком: молоко, хлеб, сметана и прочее.

Три рубля, зажатые в кулаке, придавали мне уверенности и развивали и без того небедное воображение. Я уже видела себя, свои ноги, свои ногти и предчувствовала реакцию одноклассников: «Ты прекрасна! Спору нет!» Мир буквально бросался мне под ноги, затянутые в гэдээровские колготки красного, нет, розового цвета, и просил о пощаде. А я была снисходительна и добра, особенно к тем, кто в силу тех или иных причин был далек от эстетического идеала. Но, как выяснилось, дальше всего от него была именно я: в «Детском мире» не оказалось ничего из того, что было обещано мне моим резвым воображением. Ассортимент чулочного-носочного отдела поражал своей скромностью и, как сейчас любят говорить, экологичностью. Хлопчатобумажные колготки немарких оттенков надежно отвлекали от посторонних мыслей и позволяли сосредоточиться на учебе.

– Чего тебе, девочка? – лениво полюбопытствовала заскучавшая на своем боевом посту продавщица и легла грудью на прилавок.

– Мне нужны колготки, – заговорщицки сообщила я ей и впилась в нее взглядом.

– Вот, – она небрежно пододвинула мне сизую стопку.

– Мне нужны другие колготки, – я смело пошла на сближение, чем умудрилась вызвать к себе неподдельный интерес. – Гэдээровские.

– У нас таких не бывает, – строго изрекла та и вернула стопку на место.

– А мне… – блефовала я, – сказали, что бывает.

В глазах продавщицы появился испуг, она одернула на себе форменное платье и, поджав губы, объявила:

– Дефицитный товар.

Знакомое слово «дефицит» на мгновение пошатнуло мою уверенность в успехе, но только – на мгновение. Секунда понадобилась мне для того, чтобы взять себя в руки и возобновить общение, представив, как бы это сделал мой обаятельный папа:

– Уверена… – я смотрела на нее, не отрываясь, – вы точно знаете, где это можно достать…

– На ДАМБЕ… – вполголоса и, глядя поверх моей головы, прошептала продавщица и тут же отвернулась.

По праву я могла гордиться собой. Мечта становилась реальностью прямо на глазах. Дело осталось за малым – выяснить, что такое дамба.

– Почему тебя это интересует? – удивилась моя мама, видимо, абсолютно далекая от того, где обитает прекрасное.

– Потому, – объяснила я и сообщила о результатах своего визита в «Детский мир».

– Какой цинизм! – возмутилась мама и пообещала сопровождать меня на вещевой рынок, хотя «это противоречит ее моральным принципам». А я, как человек воспитанный, не решилась сказать ей о том, что посылать меня в «Детский мир» за гэдээровскими колготками было не менее аморально. Примерно так же, как в январе – в лес за земляникой. Еще мне очень хотелось припомнить ей засохший красный лак, пустую упаковку из-под чулок, но пришлось сдержаться, потому что без мамы на дамбу ход мне был заказан. Не отца же просить!

К воскресенью напряжение достигло своего пика, причем родительское в том числе. Мама во всеуслышание провозгласила, что дамба, она же «толкучка», не лучшее место для ребенка и вообще гнаться за материальными ценностями не в ее характере. А папа назвал ее гордячкой и, усадив меня рядом с собой на диван, ехидно поинтересовался, где одеваются ее подруги.

– У портних! – заверила его мама. – Так сказать – из первых рук. Все чистенькое, неношеное.

– А на рынке, по-твоему, все б/у?

– Может быть, и не все. Но то, что втридорога, – это точно!

«Не дороже трех рублей», – подумала я, остерегаясь произносить вслух то, что может быть использовано против меня.

Наконец мама не выдержала и взмолилась, виновато посмотрев в нашу с папой сторону:

– Давай, ты сам с ней сходишь?

– Пойдешь? – не очень уверенно поинтересовался он.

– Пойду, – согласилась я, потому что рассчитывать больше было не на кого.

Дамба мне очень понравилась: людей там было как на первомайской демонстрации. Часть из них стояла возле дощатого забора, на котором был развешан товар. Часть ходила с пакетами в руках и внимательно вглядывалась в лица покупателей прежде, чем предложить что-либо. А между ними бродили такие же, как мы с папой, и глазели по сторонам в поисках нужной вещи.

– Чувак, тебе джинсы не нужны? – к папе подлетел какой-то дядька и распахнул перед ним спортивную сумку, на дне которой лежало несколько ярких пакетов. – Фирменные. Монтана. Договоримся.

– Танька, хочешь, джинсы купим? – поинтересовался папа и заговорщицки сжал мне руку.

– Нет, – твердо ответила я, сохраняя верность мечте.

– Ты че, дура? – по-доброму изумился дядька: – Бери, пока отец добрый.

– Не хочет, – вступился за меня папа и ободряюще похлопал по плечу.

– А че хочет? – дядька с остервенением рванул замок на сумке, и молнию заело. – Моя вот мне не говорит: «Не хочу», все больше – «Давай, давай, давай». А где я возьму на все эти ее «давай»?

– Не знаю, – дипломатично ответил мой папа и, склонившись к дядьке, что-то пробормотал тому на ухо.

«Проболтался!» – тут же догадалась я и от стыда спряталась за отцовскую спину. Впрочем, долго стоять не пришлось: буквально через пару секунд, вняв рекомендациям торговца джинсами, папа потащил меня в противоположную от него сторону, не забывая оглядываться по сторонам.