Виталий Бианки - Фомка-разбойник (cборник)
Рога старого лося должны достаться ему.
Глава V Последняя ночь
Сырая осенняя ночь заглушает звуки. Но чуткие уши Одинца слышали все, что делается у него за спиной.
Там слышался говор и смех, люди ломали сучья, резко потрескивали костры. И Одинец знал, что сзади окружило его кольцо огня, спереди – вода.
Он стоял в чаще у самого берега моря. Дальше идти было некуда.
Берег некрутым обрывом сбегал к воде. Легкие волны спокойно плескали в песок; ветра не было. Далеко впереди в темноте то зажигался, то погасал золотой огонек Толбухина маяка. В небе не было огоньков, небо было черное.
Одинец повернул голову, пригнул ею соседнюю рябинку, как стамеской, срезал зубами горькую кору и стал медленно жевать ее.
Он ждал.
Бородач – распорядитель облавы – вспомнил, что у городского охотника хорошее ружье. С таким ружьем надо стоять в середине цепи. Концы станут заходить, – зверь, скорее всего, посередине захочет прорваться.
Бородач пошел по всей линии – искать у костра охотника.
Крестьяне спеши у костров, оставляя одного сторожем – стеречь огонь.
Охотника не было нигде. Вечером его видали. Потом он исчез, никто не знал – куда.
Бородач подумал: «Дрыхнет где-нибудь под кустом!»
Сам примостился у огня, пригрелся.
Думал, засыпая: «До свету десять раз успеешь выспаться».
Сырая осенняя ночь тянулась медленно.
Становилось холодно. Утро обещало быть ясным.
Охотник не спал.
Он в темноте пробрался к самому берегу и залег в кустах.
Думал: «Зашумят, – Одинец сюда подастся. Тут я его и встречу».
Смотрел, как далеко в темном море зажигается и гаснет золотой огонек; это на круглой башне Толбухина маяка вращалась яркая электрическая лампа, мигая кораблям. Слушал мелодичный плеск волн. Вспоминая Одинца, жалел его: не виноват же зверь, что бык на него набросился.
Но про себя думал: «Уж лучше я… Все равно ведь убьют».
___________________________________
Светало.
Люди у костров расталкивали спящих, торопливо доедали принесенную ребятами еще с вечера еду.
Бородач обходил линию, отдавая последние приказания.
Трогаться назначил с восходом, всем сразу по сигналу.
Охотник видел, как блестящий краешек солнца показался из моря.
К берегу побежала золотая узкая дорожка. Так аккуратница-хозяйка стелет-раскатывает по чистому полу веселый половичок.
Охотник видел, как золотая дорожка солнца добежала до берега, заиграла искрами на песке.
Он слышал, как за лесом протрубила труба и раздались голоса загонщиков.
Он заметил, как что-то темное зашевелилось перед ним в чаще, увидел громадную фигуру зверя, внезапно вставшую над обрывом, – и поднял ружье.
Поджав задние ноги и вытянув передние, Одинец скользнул с обрыва – там, где золотая дорожка через все море соединила берег с солнцем.
Лось неторопливо дожевывал горькую ветку рябины. Дожевав, одним могучим движением вскинул голову с тяжелыми рогами, – и гладкая кость широких рогов засияла теплым золотом солнечных лучей.
Вдали стучали, шумели загонщики.
Зверь не обернулся.
– Как красив, ведь до чего красив! – бессвязно бормотал про себя охотник. Он положил ружье на сучок и шарил мушкой по телу зверя, нащупывая убойное место. – Он мой, мой теперь!.. – торжествовал охотник. – И как красив! Прямо хоть статую лепи!..
Вдруг Одинец шумно вздохнул и пошел в воду.
Сердце упало:
– Уйдет!..
Охотник поймал на мушку переднюю лопатку зверя и плавно, по всем правилам стрельбы, нажал гашетку.
Выстрела не было.
Совершенно растерявшись, охотник взглянул на лося.
Лось шел по золотой дорожке, медленно погружался в мелкое у берега море.
Сзади сильно шумели загонщики.
Охотник перевел глаза на ружье.
Предохранитель бескурковки стоял на «S» (безопасно). Одним движением пальца охотник отодвинул предохранитель на «F» (огонь) – и посмотрел на лося.
– Как красив! Вот если б она сейчас его видела…
Еще можно было стрелять. Но охотник опустил ружье.
– Беги!
Через минуту все тело зверя погрузилось в воду. Видна была одна голова с позолоченными солнцем рогами.
– Милый, скорей же, скорей! – шептал охотник, бестолково размахивая ружьем.
Вдали на фарватере вереницей бежали серокрылые легкие лайбы. Черной полосой расстелив за собой дым, шел быстрый миноносец.
Загонщики подходили.
Одинец был уже вне выстрела.
Охотник скользнул глазами по берегу.
Нигде на берегу не было видно лодок.
– Ну, слава тебе, последний лесной великан! – громко произнес охотник и рассмеялся счастливым смехом.
Протянув руку, он показал подошедшим крестьянам далеко в море сверкающую точку.
Золотая дорожка солнца быстро свертывалась, убегала от берега, обнажая холодную гладь моря.
Глава VI В городе
Прошла неделя.
Охотник снова превратился в студента, бегал в университет, торопливо ел, спал и развлекался. Быстрая городская жизнь закрутила его в своем безостановочном колесе.
В тот день он вышел из университета поздно и побежал домой по набережной.
Где-то за мостом заходило солнце. На той стороне реки корабельные доки сверкали бесчисленными стеклами.
«Как тут редко замечаешь солнце, – подумал студент. – А там только и глядишь на него».
Там – это в лесу. Студент частенько теперь ловил себя на мысли о лесе.
Он пробежал уже и мост, а солнце отодвинулось куда-то за колонны большого здания.
«Вот так и Одинец, – думал студент. – Плыл, плыл, – а солнце от него все дальше. Захлебнулся – и пошел ко дну».
Впереди над серым камнем набережной резко выделился черный подъемный кран, хищно выгнутая стальная спина.
«…Или с миноносца какого-нибудь его застрелили», – уныло закончил свою мысль студент.
В это время он заметил идущую прямо на него знакомую женскую фигуру.
– Вы? – удивленно спросил он. – Разве вы уже вернулись?
Окинув одним взглядом всю его растерянную фигуру, девушка спокойно сообщила:
– Я была у вас, искала вас.
– Меня? – удивился студент. – Вы же писали, что ненавидите меня!
Не отвечая, она спросила:
– Убили Одинца?
Студент почувствовал облегчение.
– Нет, не удалось, – ответил он быстро.
Но сейчас же поправился:
– Собственно, даже не не удалось, а я даже спас его. То есть не совсем спас, а так… не стал стрелять, хотя совсем уже…
Он совсем запутался в словах и, внезапно разозлившись на свою растерянность, отрезал:
– Одинца крестьяне загнали в море. Я видел, как он поплыл, – и не стал стрелять. Вот и все.
Глаза девушки заблестели.
– Я так и знала! Так и должно было кончиться. Говорите скорей, в какой день он уплыл?
– В четверг на прошлой неделе. А что?
– А то, что Одинец ваш цел и невредим, – с торжеством объявила девушка.
– Его поймали в море? Откуда вы знаете?
– Лучше, гораздо лучше! Вот слушайте: в пятницу на той неделе, – я нарочно запомнила день, – по всему нашему берегу разнесся слух, что накануне вечером рыбаки видели громадного лося, плывущего с моря к берегу. Они было погнались за ним на лодках, но он успел достичь мелкого места и благополучно ушел в лес. Я отыскала этих рыбаков и все проверила.
– Да что вы! – вскрикнул студент. – Вот молодец! А я-то был уверен, что он потонет. Ведь двадцать восемь верст воды! Вот здорово!
– Ага! – торжествовала девушка. – Теперь сами за него рады. А то «убью да убью!»
– А знаете, – улыбаясь, сказал студент. – Если б не вы, так я бы, пожалуй, того… двинул бы его в последний момент.
Ружье у меня на предохранителе оказалось, не выстрелило. Тут я вас вспомнил и одумался.
Девушка, краснея, протянула ему руку.
Карабаш
Часть первая
Глава I Подкидыш
Избушка, где жила с матерью Тайка, стояла на самом краю города, на крутом яру. Под яром бежала река, а за рекой начиналась степь.
Тайка боялась степи: там было безлюдно, жили дикие звери – волки, корсаки[23], злые маленькие карбыши[24].
Раз ночью – снег еще не стаял на дворе – Тайку разбудил странный шум за окном: кто-то сильно, настойчиво скребся в дверь.
«Волк!» – подумала Тайка. Она так испугалась, что не смела даже голос подать – окликнуть мать.
Скрестись перестали. В избе стало тихо-тихо, слышно было, как в дальнем углу тараканы шуршат бумагой.
Вдруг со двора раздался плач – тонкий, жалобный. Страх мигом пропал.
«Ребенок! – сообразила Тайка. – Он замерзнет».
Тайка соскочила с лежанки, кинулась будить мать.
– Мам! Да мам же! Вставай! Ребеночек плачет!
– Какой ночью ребенок! Попритчилось… Спи, доченька, спи, – сквозь сон бормотала мать. Но вдруг быстро приподнялась: надрывный, с визгом детский плач слышался теперь совсем ясно.
– Никак подкинули? Чего стоишь? Свет зажги!
И раньше, чем Тайка нащупала в темноте спички, мать уже накинула на себя шубу и выскочила за дверь.
