Лесные тропы - Евгений Васильевич Дубровский
Прежде чем заметили зверя люди, к нему навстречу кинулись собаки. Они остановились перед ним яростным полукругом и, ощетинившись, бешено выли, свирепые, остроухие северные псы.
— Медведь, медведь! — орали на становище. — Фомка, винтовку скорей! Стреляй, Фомка!
Вон что… Фомка! Его тут зовут? Медведь бодро двинулся к людям, слегка огрызаясь на воющую стаю. Ну что ж, он послушный медведь, он может, он согласен показать хороший характер и все свое искусство, лишь бы дали поесть. Он наклонил голову, готовясь перекувыркнуться.
— Фомка, в морду не стреляй, промажешь. Сбоку заходи, под лопатку бери. Пли!
В тот миг, как медведь повалился на спину, стукнул выстрел. В медведе что-то крякнуло, ухнуло, заклокотало. Поднятые лапы его кое-как размахивали в воздухе. Собаки, не решаясь его схватить, выли и метались кругом. Вдруг они все помчались прочь от него, по его следу. Там, где виднелись отпечатки когтистых лап, скользя на лыжах по снегу, стремглав бежал человек, растрепанный, красный, мокрый. Он махал шапкой, плакал, плевал, ругался и кричал:
— Не смей, не тронь! Кто стрелял? Зарежу! Мой медведь. Это я сдуру, спьяна его прогнал. Фомушка, голубчик, жив ли? Может, они в тебя не попали. А-а-а!..
Медведь, держа лапы вверх, лежал тяжкой грудой мертвый: пуля пробила ему сердце.
ДОМАШНИЕ ЛЬВЫ
Львиная кухня
Острием ножа человек скоблит большой кусок мяса и то, что остается на ноже — какую-то темно-красную кашицу, — собирает в чашку. Кашица пойдет новорожденным львятам. Мякоть мяса разрезается на куски величиной с ладонь: их получат шестимесячные «котята» ростом с собаку.
Топор, привычными движениями разрубая кости, быстро-быстро делит конскую тушу на почти равные части: взрослому льву полагается 4–5 килограммов конины ежедневно. Развешивать некогда, едва хватает времени на глаз раздать мясо трех лошадей сотне львов.
Двое «поваров» в белых халатах рубят, режут, двое бегают, разнося в ведрах кровавую пищу. И при напряженной работе приготовление львиного обеда требует не менее двух часов. Запах у кухни очень плохой и вид совсем невкусный.
Бедные узники, львы! Убитая собственными лапами антилопа, несомненно, много лучше, и свежий воздух пустыни, конечно, хорош, но где ж их взять?
Обед
Львы кушают конину с удовольствием. При всей их величественной наружности они и на воле не брезгают падалью. Мясо кидают сверху в клетку, где толпятся шестнадцать львов. Каждый ждет свой кусок — толкаются слегка, чуть-чуть рычат, но не отнимают, и настоящей драки, злобного рева нет. Объедков, обглоданных дочиста костей иной обжора или скряга наберет под лапы от троих, ему никто не мешает, но основной полноценный кусок каждому свой один: это закон.
Сосут и лижут, пыхтя, грызут с довольным ворчанием. Точно огромный котел бурлит, закипая. И вдруг удар грома заглушает все. Это льву показалось, что сосед протянул лапу к его куску, и грозный окрик грянул: не тронь, нельзя! Но драться все-таки не из-за чего, и обед продолжается мирно.
На полу вагона, где они две недели назад родились, светло-желтые львята, сюсюкая, чавкают мясную кашицу. Львица-мать голодна, она еще не получила своего куска, она жадно облизывается, но только смотрит, как лобастые головенки ее котят суются в чашку с кормом. Когда же они, насытившись, отползают к ее сосцам, она, не вставая, в один миг слизывает все, что осталось в чашке и около нее, — и подчищать не надо. На укротителя львица смотрит довольно приветливо и лишь слегка двигает ушами, когда он, протянув руку в клетку, подтаскивает львят к решетке. Но едва он ушел, взор темно-золотистых львиных глаз становится сумрачным и строгим. Львица загораживает собой львят и зевает шумно раз, другой. Нечего тут посторонним людям глазеть на детей. Это выражается так ясно, что остается только уйти.
Всегда на камне
Взрослый лев, высовывая лапу сквозь решетку, шутит со служителем. Тот выметает шваброй опилки, покрывающие асфальтовый пол клетки. Лев, играя, тихонько цапает мочальную щетку, и странно видеть, как он шаловливо дыбит космато-гривастую голову: точь-в-точь кот хватает бумажку на нитке.
— Рекс! Аннибал! Примус! Эй вы все, пошли сюда!
По узкому коридору, между чугунными решетками, идет человек в халате, в туфлях, с сигарой в зубах. На плече у него висит кнут, по-видимому, ненужный. Это укротитель, дрессировщик, воспитатель львов. Он называет по именам всех: львиц, львят и гривастых самцов — постороннему различить их невозможно, — добродушно посмеиваясь, говорит им что-то по-немецки, еще на каком-то языке, и, кажется, слова его имеют больше значения, чем безобидный кнут. Впрочем, он иногда похлопывает этим страшным бичом, перегоняя свое покорное стадо из одной клетки в другую. Тут уже прибрано, отсюда унесены огрызки от обеда, сюда насыпаны свежие опилки. И звери, вытянув по-кошачьи лапы, ложатся тесно друг к другу; иной кладет голову на спину соседа. После закуски что же делать? Конечно, спать.
Вот железные бока. Никогда никакой подстилки, кроме тонкого слоя опилок, и — ничего, спят крепким сном. А укротитель в халате удаляется весь мокрый, как будто его полили из ведра. С чего бы это? Казалось бы, вовсе не трудная работа…
Львиный век
С асфальта клетки в вагон, из вагона на асфальт, прогулка — несколько шагов по коридору, развлечение — получасовая беготня на арене. Вечно в спертом воздухе при плохом питании кониной — и такую жизнь лев терпит двадцать пять лет, изредка даже больше.
Они, впрочем, хворают, львы. От недостатка движения они не в состоянии хорошо переваривать даже скудную свою пищу. Поэтому раз в неделю их кормят только молоком. Случается, что болят не только животы, бывают и другие болезни. У одного льва недавно был лярингит, воспаление гортани. Больной в отвратительном настроении, чихал, плевал и кашлял. Если воспаление пойдет внутрь, в легкие, животное может пропасть. Как дать льву порошок, как поставить горчичник? С мяса лекарство лев счистит, не станет есть, а прикрепить к львиному горлу жгучую тряпку не нашлось охотника. Тогда льва стали дразнить из-за решетки хлыстом. Зверина рявкнул, раскрыв пасть, и туда в этот миг искусный врач из трубки вдунул порошок, облепивший льву нёбо: волей-неволей пришлось слизать и проглотить снадобье. Так же из трубки прижгли и снаружи Горло, только вместо порошка прыснули жидкостью. Лев поправился.
Водопой
Пьет лев долго, жадно и сердито.
