Осеннее солнце - Эдуард Николаевич Веркин
– Не знаю… Ты не чувствуешь? Как будто там… есть кто-то…
Я вгляделся в опушку повнимательнее, нет, ничего, край леса.
– Может, лось, – предположил я. – Они с болот приходят. Знаешь, у лосей такой приемчик… Он смотрит из чащи пронзительным взором, а ты на холме чувствуешь, как мурашки.
Мы вместе поглядели на опушку.
– Может и лось, – согласилась Дрондина. – Слушай, ты если хочешь, грибы себе забирай.
– А ты? Пожарить там…
– Да мы вчера уже наелись, – зевнула Дрондина. – Я на эти рыжики смотреть не могу. Да и уезжаем мы.
– В Никольское? Слушай, Наташ, мне надо купить…
– Мы не в Никольское, – покачала головой Дрондина. – Мы в Кострому.
Я снял пестер. Дрондина смотрела в сторону леса.
– В Кострому? – переспросил я.
– Да. Отец сказал, чтобы собирались, не затягивали. Если они уж начали, то закончат.
– Что закончат? – не понял я.
Дрондина покачала головой.
– Ну, все это, – она обвела рукой окрестности. – Они все тут закончат, весь Туманный Лог. Отрезали провода, генератор сломали, мост разрушили. У вас ружье отобрали. Так что… Папка сказал, что пора валить, он уже и квартиру в Костроме снял. Так что дня через три уезжаем.
Я молчал.
– Полицейский, – напомнила Дрондина. – Ну, тогда, после стрельбы. Он разве не сказал ничего?
Яблоки сладкие. В прошлом году я пробовал с этой самой яблони, были горькие.
– Он потом еще и к нам заходил. И посоветовал… короче, посоветовал.
Сказала Дрондина.
Валить.
Дрондина чикнула ножом, срезала целую гроздь, яблоки, перепрыгивая друг друга, покатились по тропке.
– Вам бы тоже… – Дрондина махнула в сторону юга. – Уезжать. Понятно же, что все, тю-тю…
Какая-то это другая была Дрондина. Взрослая слишком. Шнырова исчезла, и Дрондина вдруг раз – и поменялась, сделалась незнакомой и непривычной.
Я молчал.
– Да брось, Граф, что тут делать? – спросила Дрондина. – Ладно, пока школа, а потом? Ты же не собираешься всю жизнь на этом тополе проторчать? Надо же где-то учиться, работать потом. Жить как-то надо.
А что мне ей сказать было. Как-то надо.
– Ладно. Завтра пойдем донки проверять?
– Пойдем, проверим.
Дрондина зевнула и пошагала вверх по тропинке. Я остался. Яблоком хотелось кинуть ей вслед.
Солнце опускалось за лес, светило мне в глаза, а соснам в спины, от опушки в мою сторону вытягивались тени, казалось, что из леса выдавливается тьма.
Дрондина.
Шнырова украла закладку. Тогда они еще за соседними партами сидели, а потом Дрондина пересела вперед, а Шнырова наоборот, в конец класса, под портрет Гоголя, поближе к окну. Дрондина делала закладку две недели. Из трех прозрачных пластиковых линеек, плавила их на печке, раскатывала, вырезала из золотистой фольги рыбок, птичек и цветочки, заливала их пластиком, сушила, полировала шерстяным носком. Закладка получилась красивей китайских, объемнее и глубже, словно из настоящей живой воды, я, помню, удивился. Закладке Дрондиной все завидовали, а саму Дрондину собирались направить на областной конкурс «Умные и умелые», но закладка пропала, и Дрондина никуда не поехала. Она попробовала сделать другую закладку, но не получилось. Первый раз пластик перегорел, а вот второй золотые звездочки склеились лучами, сменяли свет на розовый и сделались похожи на сыпь, но Дрондина этого не заметила и подарила закладку учительнице литературы. За что в четверти получила на «пять», «четыре». А та закладка, самая первая, самая красивая, так и не нашлась. Дрондина подозревала Шнырову.
А в четвертом классе Дрондина тритона купила. Автобус тогда задержался, и мы сбегали на рынок, в зоомагазин, взять антиклещина для Бредика, а там как раз новых животных завезли. Дрондина там и увидела. Тритона. Его словно скомкали, взяли, протерли между ладонями и выпустили, а он взял – и не сдох, уродом стал. Дрондина тут же его купила и стала выращивать. Тритон оказался живуч, долго протянул, ничего с ним трагического дальше не случилось, кошка его не съела, и зимой на подоконнике не забыли, умер от старости, сам по себе, кличка у тритона была Квази.
В пятом классе Дрондина записалась в художку. Причем, Дрондина сама попросилась, потому что хотела рисовать. Отец Дрондиной тогда еще не продал машину и каждый день ездил в Никольское на шабашки, так что дочку по пути забирал.
Практически в первую же неделю занятий выяснилось, что к рисованию у Дрондиной никаких способностей нет. Она умела мастерить из ореховых скорлуп и желудей, вязать из проволоки и лески, делать коллажи и аппликации, выжигать по трафарету и строить спичечные крепости. Она могла склеить из папье-маше тыкву размером с мяч и построить из десятикопеечных монет модель каравеллы Колумба. И выпилить лобзиком МКС из фанеры. Но нарисовать обычную кошку Наташа не могла.
Дрондина старалась. Она читала журналы, пробовала рисовать по квадратам и с помощью программ для юных художников, все бесполезно. Дрондина рисовать не умела. То есть она могла обвести по контуру, скопировать с фотографии, но изобразить хоть что-то сама…
Дрондина не собиралась сдаваться и продолжала посещать, но как-то раз на уроке ИЗО Шнырова, глядя на попытки Дрондиной вымучить слона, зевнула и сказала, что рисовать умеет каждая кочережка, рисовать умеет любая слабовидящая, первая встречная однорукая или вовсе безрукая, все умеют. В подтверждение Шнырова нарисовала длинную рыбу с рыжим хохолком на башке, рыбу похожую на плоскую змею, сказала, что это сельдяной король и плавает он вертикально. Художественную школу Дрондина скоро бросила.
Потом, тоже в пятом, Дрондина мечтала о путешествии на плато Путорана. Не знаю, откуда это запало в ее голову, наверное, видела по телевизору, или книжку прочитала, на день рождения ей подарили энциклопедию «Чудеса света: 100 и 1». Ее мама волновалась от этих идей. Ее мама показала Дрондиной фильм про перевал Дятлова. Перевал заставил Дрондину задуматься.
Так.
Рыжики. Они очень вкусно пахли, как пахнут рыжики. Пестер промок и пожелтел от рыжичного сока, сначала я хотел вытряхнуть грибы из кузова, но не стал стараться, оставил их на тропке вместе с пестером.
А та закладка… Она у меня оказалась. В рюкзаке, под Новый год. Не знаю, как. То есть, ее мне кто-то подложил. Шнырова вполне могла украсть и подложить, так я думал раньше. А сейчас… Сейчас я думаю, что и Дрондина. И Дрондина тоже могла.
День яблок
В семь лет я потерялся.
Когда это случилось,
