Чудеса Дивнозёрья - Алан Григорьев
Никифор раздвинул шторы и открыл окно, впуская на террасу уже знакомых Тайке диких коловерш — чёрно-белую Ночку, Пушкову зазнобу, и серого Дымка — его извечного соперника.
Влетев, Дымок первым делом нацелился на пряники в вазочке на столе и облизнул пышные усы, а Пушок, перехватив его взгляд, насупился и, подвинув вазочку поближе к себе, рявкнул:
— Чё надо?
— Простите, что без предупреждения, — Ночка вежливо раскланялась. — У нас тут важное дело, Пушок. Нам без тебя никак не справиться.
— И без твоей ведьмы, — Дымок, ухнув, перевалил через подоконник мешок — с него самого размером.
Тайка только сейчас заметила, что морда у серого коловерши была вся расцарапана, как будто тот совсем недавно с кем-то подрался.
— Что это вы притащили? — она осторожно потрогала мешок пальцем, и тот вдруг пошевелился, а изнутри донеслось угрожающее кудахтанье, в котором Тайка не разобрала ничего, кроме приглушённых ругательств.
— Не «что», а «кого», — Ночка на всякий случай отодвинулась от агрессивного мешка подальше. — Мы поймали жар-птицу! Настоящую!
— Ерунды не говорите, — недоверчиво хмыкнул Никифор. — В Дивнозёрье жар-птиц отродясь не водилось. Они же сквозь вязовое дупло пролезть не могут — от их огненных перьев дерево сразу воспламеняется. И мешок ваш тоже сгорел бы вмиг.
Пушок, услыхав такие новости, закатил глаза и попытался было упасть в обморок, но, вспомнив, что при Ночке показывать слабину не стоит, всё же удержался на лапах, покачнулся и упавшим голосом произнёс:
— Они же это… враги. Забыли, что я вам рассказывал? Жар-птицы ненавидят коловерш. Они ещё во времена моего детства с Кощеем спутались и ему служили. И вы тащите к нам в дом эту гадость?!
— Погоди, Пушок, не нервничай. Никифор же ясно сказал: это не может быть жар-птица, — Тайка снова чихнула, пнув стол и едва не расплескав чай.
— Не верите! Посмотрите сами! — Дымок плюхнул свою ношу на пол, мешок раскрылся, и оттуда выбралось… нечто.
Тайка, не удержавшись, прыснула — настолько нелепым выглядело это странное создание. Вот представьте себе цыплёнка, но не жёлтенького и пушистого, а уже подросшего: голенастого, нескладного, с куцыми крылышками и с очень большими круглыми глазами на маленькой голове с длинной шеей. Вот примерно такую птичку им и притащили. С той лишь разницей, что это общипанное чудище было размером побольше иной взрослой курицы. Его красные, жёлтые и оранжевые перья торчали во все стороны, на лапках сверкали золочёные, будто покрытые фольгой когти, макушку украшал золотой же гребешок, а на кончике куцего хвоста то и дело вспыхивали маленькие язычки пламени.
— Мерзавцы! — звонко прокудахтала эта цыпа. — Где это видано, чтоб посреди бела дня честных птиц в мешок совали и волокли невесть куда! Я требую извинений! И это как минимум!
— Простите, — Тайка всеми силами пыталась сохранить серьёзный вид, но у неё не получалось. — Они просто не разобрались, кто вы и откуда. Кстати, как и я. Неужели вы и правда жар-птица?
— А что, не видно? — на неё уставился круглый глаз, в котором тоже блеснул язычок пламени.
— Ну, я никогда раньше не видела жар-птиц, — Тайка развела руками.
— Зато я видел, — оскалившись, зашипел Пушок. — И смею вас заверить — это она самая и есть. В суп эту цыпу, и дело с концом!
— Сам туда ныряй, кошачье отродье, — не осталась в долгу гостья.
— Ну зачем же сразу в суп? — поморщилась Тайка.
— Эй, да она же нам дом сейчас спалит! — Никифор, ахнув, схватил графин и выплеснул воду прямо на голову жар-птицы.
Взгляд цыпы из недовольного стал ненавидящим.
— Невежды! — она щёлкнула клювом. — Мне ещё и двух дюжин лет не стукнуло. До настоящего огня расти и расти.
Тем временем Пушок подкрался и попытался ухватить мокрую жар-птицу за хвост, но, получив клювом прямо в нос, заорал:
— Тая, смотри, она дерётся!
— Но ты же первый начал, — пожала плечами Тайка.
— Я тебя защищал! Кто знает, что у этой злодейки на уме.
Дикие коловерши дружно зашипели, поддерживая товарища. Жар-птица ответила угрожающим клёкотом, и Тайке пришлось постучать по столу и прикрикнуть:
— Так, а теперь все замолчали! Сперва всё выясним, а потом будем решать, что делать.
Коловерши вмиг притихли и плотненько скучковались на диване, словно в гнезде. Ночка юркнула под плед, а Пушок утащил туда же вазочку с пряниками. Никифор, смущённо кашлянув, вернул графин на стол, а цыпа, встряхнувшись, пробормотала:
— Вот, сразу бы так. А то ишь, припадочные!
После недолгих расспросов Тайке удалось выяснить, что их гость — не «цыпа». В смысле, не курочка, а вовсе даже петушок, и зовут его Ярк. И да, это именно он разодрал шпорами Дымку всю морду, когда отбивался от нападения коловершей.
По человеческим меркам Ярк был ещё подростком и, как это нередко бывает с подростками, сбежал из дома ещё летом, крепко поссорившись с родителями. Потом, одумавшись, хотел вернуться, но оказалось, что дупла закрыты.
— И как же ты зиму зимовал? — ахнула Тайка. — Тяжко, небось, пришлось?
— Да не особо, — Ярк отмахнулся куцым крылом. — Залез в курятник, делов-то! Меня там за своего приняли. Вот только голодно было. Эй, а что это у тебя там стоит на тарелочке и так вкусно пахнет?…
— Хочешь? — Тайка придвинула ненавистную редьку поближе к гостю, особо не надеясь, что тот захочет попробовать, но Ярк обрадовался и набросился на угощение так, будто и в самом деле всю зиму голодал.
Никифор неодобрительно крякнул, но Тайка сделала вид, что ничего не услышала. В этот момент Пушок высунулся из-под одеяла (вся его морда была в пряничных крошках):
— Конечно, он хочет. Или ты не слышала: жар-птицы от мёда волю теряют. Даже если горькую полынь им вымазать, и ту сожрут, не моргнув. У-у-у, проглоты!
— Кто бы говорил, — Тайка погрозила ему пальцем.
Она дождалась, пока гость доест всё до последней крошки, и виновато развела руками:
— Знаешь, Ярк, тебе вообще не нужно было зимовать в Дивнозёрье…
— Как так? — петушок недоверчиво прищурился.
— А так, что вязовые дупла ещё осенью снова открылись. Ты не додумался проверить?
— Да врёшь! — Ярк выглядел растерянным.
— Зачем бы мне? — Тайка надула губы. — Лети и сам проверь.
— Легко сказать: лети! Эти коты несносные мне все перья повыдергали!
— Тая, ты что, его вот просто так возьмёшь и отпустишь? Ребята его зря ловили, что ли? — Пушок от возмущения даже выронил из когтей последний пряник. Тот шмякнулся на пол, и Ярк тут же пригрёб его к себе и принялся клевать, несмотря на возмущённое шипение коловерши. — Эй! Ну что за
