Тайна трех неизвестных (с илл.) - Нестайко Всеволод Зиновьевич
Я забрался в кусты напротив клуба и начал ждать.
В одиннадцать Антончик не пришел.
«У него ведь тоже нет часов, ничего страшного, есть еще время», — решил я.
В четверть двенадцатого Антончика не было.
«Наверно, не может выйти из дому, ждет, пока заснут», — решил я.
В половине двенадцатого с темной улицы послышались шаги.
Он?!
— «Нас-с оставалось только тр-рое…» — вполголоса пропело из темноты. Это возвращался из чайной пьяненький Бурмило.
И снова тишина.
Без четверти двенадцать мимо клуба торопливо пробежала чья-то собака.
Антончика не было.
Вот свинья! Не пришел! Сдрейфил. Нет, Антончик — это не напарник. Как был глистом парализованным, так и остался.
Павлуша бы не подвел.
Эх, если бы сейчас со мной Павлуша! Совсем бы другое дело…
Но ждать больше нельзя. До деда Саливона отсюда идти минут десять, не меньше.
Я вылезаю из кустов, разминаю затекшие ноги и еще с какой-то последней надеждой вглядываюсь в темноту. Может, все-таки идет Антончик… Нет, не идет.
И я трогаюсь с места.
Иду по улице и почему-то спотыкаюсь на ровном месте.
Эх, если бы сейчас со мной Павлуша! Все было бы по-другому.
И чего ему не хватало? Ведь так нам было хорошо вдвоем! Так было здорово помечтать вместе о мировой славе!.. Столько сил понапрасну потратили мы для ее достижения… И вдруг он бросил меня и пробивается к славе один. Ну разве ж это не предательство? А что, если он и вправду станет знаменитым художником? Разве это по-товарищески? Станет там каким-нибудь лауреатом, а я так и останусь дальтоником, который зеленое от красного не отличает.
Вот и сейчас. Ну куда я иду? И зачем? Фотографировать привидение! На Горбушину могилу. Смех! Поверил, что душа и разум человеческий по закону физики превращаются в привидение. И кто это сказал? Тоже мне классик выискался! Философ-теоретик сопливый! Антончик Мациевский, дрейфило и растяпа!
Какие там привидения! Никаких привидений у нас и в помине нету. Подумаешь, в Англии… Да за границей у империалистов чего не бывает? У них и ку-клукс-клан, и гангстеры, и привидения, конечно… А мы в космос раньше всех полетели и точно знаем, что ни бога, ни черта и никаких привидений нет.
Так что — может, не идти?
Эх, если б можно было!..
Ведь завтра же ребята дознаются — засмеют. И для чего же я тогда аппарат крал? Ведь Бардадым конечности из меня повыдергает.
Пойду. Известно, никаких привидений там нет, но для очистки совести пойду.
Погода испортилась. Поднялся ветер. По небу стремительно неслись клубящиеся темные тучи. И полная луна, которая еще полчаса назад освещала все вокруг, теперь едва проглядывала светлым пятном, а то и совсем исчезала.
Но я подумал, что плохая погода для привидений как раз самая хорошая. Во всех книжках они являются чаще всего в непогоду, когда дует ветер, хлещет дождь, бушует пурга.
Пригнувшись, я пролезаю между жердями и, как аист переставляя ноги (чтоб меньше шуршать), осторожно крадусь Карафолькиным огородом. Вот уже и дедова картошка.
Тихо. Все спят. Только в хате деда Саливона кто-то заливисто, с выкрутасами храпит: то густо и тяжело, как старая лесопилка, то высоко и тоненько, будто лобзиком выпиливает. Должно быть, племянник-одессит. Очень уж складно, интеллигентно, по-городскому. А из свинарника ему в тон подхрюкивает свинья. Я даже развеселился от этого дуэта. И стало мне совсем не страшно. Чего это я, дурак, боялся? Вот сейчас дойду до часовни, минут пять подожду, щелкну несколько раз часовню, чтобы ребята не сомневались, что я тут был, — и домой. Я загодя снял с объектива крышку, поставил палец на кнопку затвора. Чего там ждать пять минут? Можно и сразу щелкнуть и уходить. Вон люди уж десятый сон видят, а я, как дурак, в такую погоду (ишь какой ветер!) по кладбищу шатаюсь. Вот уж придумал! Вот учудил! Павлуша и бровью не поведет. Только хмыкнет пренебрежительно: «Подумаешь, кладбище! До чего оригинально! Как будто мы с тобой и не ходили уже раскапывать могилу запорожца, предка деда Саливона, и в Киеве в лавре ночью не были. Постыдился бы!»
И мне действительно стало стыдно, что я на самом деле ничего оригинального-то и не придумал.
Не буду, конечно, ждать ни минуты. Дойду до часовни — и сразу назад.
Я прошел мимо свинарника, перелез через погребню и на ощупь, чтоб не опрокинуть ульи, двинулся в садик.
Вон уже в конце его вырисовывается на фоне неба Горбушина часовня.
И вдруг… Холодные скользкие мурашки потянули мою душу по спине вниз, в пятки. На и в пятках она не задержалась, выскочила и ушла в землю. И я оцепенел без души, пустой, как барабан. Ничего во мне не осталось, ничегошеньки… кроме страха.
У Горбушина склепа стоял… призрак. Белый призрак без головы. Стоял, гневно размахивая руками. А из склепа слышался приглушенный стон.
Я мотнул головой.
Призрак не исчезал.
Я протер глаза рукой.
Привидение было на месте. Старый казацкий казначей Захарко ходил у могилы своего коварного убийцы и мстительно грозил кулаком.
Я ущипнул себя за руку (может, это снится мне). Больно. Значит, не сплю.
Призрак стоял, трагически размахивая руками. Белый. Без головы. Я видел его удивительно отчетливо на черном фоне часовни. А вон что-то темное возле шеи — это, наверно, пятна крови.
Вдруг показалось, что он приближается ко мне. А я не могу сдвинуться с места от страха. Прошла секунда, другая, третья… Нет, не приближается. Топчется у часовни и грозит кулаками. А сквозь шум ветра явственно слышен из-под земли стон и плач сотника Горбуши.
Я уже готов был пуститься наутек, как вдруг вспомнил про фотоаппарат, который сжимал в руке.
Снимай, дуралей, это же то, из-за чего ты шел сюда! Снимай, ну! Это же…
Я поднес аппарат к глазу, навел на привидение и щелкнул.
Ну, сейчас исчезнет…
Но призрак не исчезал.
Это противоречило всем моим представлениям о призраках и привидениях.
И тут мне стало просто не по себе.
Я начал понемногу пятиться к ульям. А глазами впился в привидение, не сводя с него взгляда. Я не мог повернуться к призраку спиной. Мне казалось, что тогда он кинется на меня сзади и схватит руками за горло. Это уж закон. К привидениям нельзя поворачиваться спиной. Они этого страшно не любят.
Только стукнувшись задом об улей и услышав, как угрожающе загудели пчелы, я на миг оторвал взгляд от призрака, чтобы высмотреть путь для бегства. Продолжая все время пятиться, я перелез на ощупь через погребню. И уже когда зашел за свинарник, лишь тогда, в последний раз кинув взгляд на призрака, повернулся и задал стрекача.
Загородку я перескочил с ходу, даже не зацепив верхней жердины. Такому рывку мог бы позавидовать даже колхозный жеребец Электрон.
Я бежал по улице, все время оглядываясь, не гонится ли за мной безголовый призрак. И временами мне казалось, что сзади во тьме что-то белеет. Тогда я включал сверхзвуковую скорость, так что даже ветер в ушах уже не свистел.
Я не мог идти спать в хату, но на дворе оставаться было боязно. Тогда я залез в сарай, где стояла наша корова Контрибуция, и зарылся там с головой в сено. Нужно было, чтобы рядом находилась хоть какая-нибудь живая душа, пусть даже коровья. Меня успокаивали ее сонные вздохи. Под эти вздохи я в конце концов и заснул.
Глава VI. Иду к Бардадыму. Бей! Нокаут! Мой триумф
И странно, несмотря на такие страшные происшествия, мне ничегошеньки не снилось в эту ночь, я спал как убитый. Заснул и как будто сразу же и проснулся. Было уже утро, и мать доила Контрибуцию. Когда я зашевелился, она сразу увидела меня и не удивилась, не ругала. Только насмешливо спросила:
— Ну, как рыба? Что-то не вижу!
Дед все-таки поверил моей брехне про ночную рыбалку с Бардадымом, а тот вечером так и не приходил.
