Борис Лобков - Зачем нам чучела?
— Всегда. На арифметике, — спокойно сказал Сашка.
— Немедленно прекратите! Чтобы не было больше ни звука, — сказала учительница.
— А если муха пролетит? — поинтересовался Сашка.
— Если пролетит муха, я вас выставлю обоих.
Класс затих, ничего не понимая.
Только шмыгал носом Сашка, решаясь на крайние меры, и, когда Клавдия Ивановна снова повернулась к доске, он запел:
А я иду, шагаю по МосквеА я ещё пройти смогу…
— Что это такое? — спросила, повернувшись к классу, Клавдия Ивановна.
Сашка встал и сообщил:
— Песня из кинофильма «Я шагаю по Москве». Музыка Андрея Петрова.
Клавдия Ивановна немножечко подумала и сказала:
— Это хорошая песня, Костя, но ведь сейчас не урок пения. Правда же?
— Правда, — согласился с учительницей Сашка и сел на место.
Клавдия Ивановна снова взяла мел, обернулась к доске, и в наступившей тишине Сашка с отчаянием громко затянул:
А я ещё пройти смогуМогучий Тихий океан,И тундру, и тайгу,Ча-ча-ча!
— Всё, Байда! — сказала Клавдия Ивановна. — Дай твой дневник!
Сашка, не медля ни секунды, выхватил Котькин дневник из портфеля и рванулся к дверям.
— Я скажу, чтобы пришла мама! — крикнул он на пороге и бросился вон из класса.
Он пробежал три квартала и пошёл шагом только на мосту. Здесь, на мосту, над крышами, над портом, над парящими голубями и синими спинами троллейбусов, он чувствовал себя в безопасности.
«Врать не умеет, а врёт…»
В трёх школах, куда Аннушка привела Котьку, Петрина никто не знал.
— А сколько тут у вас всего школ? — спросил Котька.
— Шесть. И ещё три строится, — сказала Аннушка. — А может быть, лучше пойдём на его улицу? Это совсем рядом.
— Я номера дома не знаю, — сказал Котька. Он и улицу запомнил совершенно случайно: уж очень красивое у неё название — Морской проспект.
— Идём, — сказала Аннушка. — Будем читать домовые доски.
Они обошли уже, наверное, двадцать домов, прочитали от начала до конца двадцать домовых досок, но нигде фамилии Петрина не было.
А когда дома пошли не только вдоль проспекта, но и в глубину в три ряда, Котька подумал, что не надо было слушать эту девчонку.
У одного из домов стоял мальчишка и грыз большое красное яблоко.
— Мальчик, — спросил Котька, — ты откуда?
— Отсюда, — ответил мальчишка.
— С этой улицы?
— Да, — сказал мальчишка. — Я мальчик с нашего двора.
— Ты, может быть, знаешь такого Петрина? — спросила Аннушка.
Мальчишка перестал грызть яблоко.
— Севку-то?
У Котьки от радости сладко ёкнуло сердце.
— А кто Петрина не знает? — сказал мальчишка и откусил от яблока.
— Мне он очень нужен, — сказал Котька. — Я из-за него из Одессы приехал.
— Пошли, — сказал мальчишка и спрятал своё яблоко в карман.
В глубине двора на турнике вниз головой висел Севка Петрин и рассказывал стоявшим вокруг него малышам, что он, если захочет, может сделать сальто, но только сейчас ему этого совсем не хочется.
— Петрин! — крикнул ему ещё издалека мальчишка, который привёл сюда Аннушку и Котьку. — Тебя из Одессы бить приехали!
— Почему бить? — спросила Аннушка.
— А его всегда бить приходят, — объяснил мальчишка. — Вчера приходили бить, на прошлой неделе тоже били.
Севка мгновенно спрыгнул с турника, и Котька увидал, что Петрин сразу понял, из-за чего он тут оказался.
— Я сейчас, — сказал Севка. — Знаешь, ничего не вышло с вашим домом.
— Врёт, — сказал мальчишка с яблоком.
— А ты его кому-нибудь показывал? — спросил Котька.
— Обязательно, — сказал Севка.
— Ну и что?
— Не понравилось. Сказали, плохо придумано.
— А кому ты показывал? — спросил Котька.
— Кому?.. Я его показывал… одному бетонщику.
— Врать не умеет, а врёт, — сказал мальчишка с яблоком, когда Севка ушёл за рисунком.
У рисунка, который они с таким старанием делали с Сашкой, был испачкан край, а в четырёх углах были дырочки от гвоздей.
— Он у меня над столом висел, — попытался оправдаться Севка.
Котька смотрел на рисунок своего дома — все краски выгорели на солнце.
— Ну что? — спросил мальчишка с яблоком. — Бить будете?
— Нет, — сказал Котька, повернулся и пошёл от этого болтуна Петрина подальше.
— Интеллигент! — услышал он за своей спиной голос мальчишки, который их сюда привёл.
Первые капли, упав на землю, завернулись в пыль и так лежали, пока их не разбили другие капли. И тут дождь хлынул сразу. Котька не думал, что дождь так быстро доберётся сюда. Он видел на горизонте эти тучки с серой кисейной бородой, протянувшейся от туч к морю, но думал, что они пройдут стороной. Капли стучали по навесу, под которым спрятались Аннушка и Котька. Миллионы струек захлестнули город.
Земля на глазах превращалась в грязь, которую месили, не останавливаясь ни на секунду, гружённые песком, балками, кирпичом, грузовики; только водители прикрыли немного стёкла, чтобы не заливало кабины. Котька видел, как, не переставая, вращаются с грузом стрелы кранов, и там, наверное, наверху в кабинах, крановщики тоже закрылись от дождя, но продолжали делать своё дело. И в порту краны тоже, не переставая, медленно катились, брали уголь и с грохотом опускали его в трюмы кораблей.
Далеко за молом загудел пароход. И Котька понял, что работа здесь никогда не останавливалась ни от какого дождя, ни даже от урагана и никогда не остановится до тех пор, пока не будет построен этот город.
Так почему же он, Котька, спрятался, если приехал сюда по делу?
— Может, переждём? — сказала Аннушка.
— Некогда, — сказал Котька. — Ты жди, а я пойду.
Он натянул берет на глаза, поднял воротник, потом глубоко запрятал в рюкзак рисунок дома. Аннушка сказала, что пойдёт тоже.
Они остановились у строящегося дома. Котька велел Аннушке подождать его, а сам начал подыматься по стальной лестнице наверх к крановщику. Это было страшно. Котька цепко хватался за скользкие металлические ступеньки и лез всё выше и выше. Наконец он посмотрел вниз: Аннушка стояла, задрав голову, и струйки дождя бежали по её лицу… С каждой ступенькой она становилась всё меньше и меньше… Не только она: и грузовики, и дома… Всё стало маленьким.
Котьке стало страшно. Закружилась голова. Но отступать было стыдно. Ещё несколько ступенек, и Котька вылез на верхнюю площадку. Он постучал в металлическую дверь. За ней, положив обе руки на блестящие рычаги, сидел краснолицый парень.
— Дядя, — сказал Котька, — вы можете построить вот такой дом? — И Котька, боясь, что его прогонят, начал быстро рассказывать об их доме.
Парень остановил кран и сказал строго:
— Ты вот что, парень, дуй отсюда быстрее со своим домом.
И он проследил за тем, как Котька слезал до самой последней ступеньки, потом махнул рукой, чтобы они с Аннушкой быстрее уходили, и скрылся в своей кабине.
Котьке было неудобно перед Аннушкой: ведь видела, как его погнал этот тип с крана. Аннушка шла рядом и молчала. Котьке было бы неприятно, если бы она начала выпытывать у него, что случилось там наверху.
— Знаешь что, — сказала Аннушка, когда Котька сам рассказал ей о беседе с крановщиком, — у меня есть знакомый, дядя Петя, он строит вон тот дом. Пойдём к нему.
— А ты в школу не опоздаешь? — спросил Котька; первый раз в жизни он встретил такую девчонку.
— А мы быстренько, — улыбнулась Аннушка и сбросила свои туфельки.
Коричневые лужи были тёплые. Дождь поднимал в них фонтанчики, бил по босым ногам Аннушки. Котьке тоже захотелось снять туфли, но этого он себе не позволил: кто будет разговаривать с босым мальчишкой? Скользя и еле удерживаясь, прижимаясь к мокрым заборам, чтобы не быть забрызганными колёсами грузовиков, они пошли к Аннушкиному знакомому.
Дождь кончился. Солнце как будто пошутило: на время спряталось, а потом снова засветило так ярко, что от луж начал подниматься пар, как от подноса с горячими пирожками.
— А что делает ваш отряд? — спросил Котька Аннушку.
— На море ездим купаться.
— А ещё?
— На площади Труда, видел? Все деревья мы посадили.
— А ещё?
— Помогаем щебень убирать, — сказала Аннушка. — А вы?
— А мы лом собираем, — сказал Котька. — И ещё чучела делаем.
— Интересно?
— Скучно. Кому они нужны, эти чучела? Вот мы с Сашкой дом и придумали. Потому что нет сил заниматься больше чучелами.
Дядя Петя работал на крыше, хотя это был всего второй этаж, а ещё должно было быть два. Он стоял, расставив ноги, и махал крановой стреле, чтобы опустили стену с окном в том месте, где надо.
