Илья Нусинов - Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен!
Ребята молчали.
— Мы в космонавты готовимся, — нагло сказал Стасик. — Волю воспитываем.
— Свиньи вы все! — сказала Валя. — Просто свиньи.
— Гляди! — сказал вдруг Димка. — Деревенские-то!..
Далеко за забором, сверкая в лучах солнца, двигалась по полю какая-то удивительная машина — комбайн с прицепами и ритмично вздымающимися гребенками. На машине и на всех прицепах работали деревенские ребята. Они работали так увлеченно и так весело, что от них нельзя было оторвать глаз. К комбайну подскакал кто-то на лошади, переговорил быстро и ускакал. А за комбайном шла стайка девочек и подбирала колоски.
— Митяй!.. — закричал Венька.
Парнишка, сидевший за штурвалом, поднял руку и приветливо замахал.
— Венька!.. Димка!.. — кричали деревенские.
— Вовочка!.. Андрей!.. — кричали городские.
Валя с изумлением переводила глаза с деревенских на своих, со своих — на деревенских. Она и не подозревала, что они знакомы.
— То-лик!.. То-лик!.. — восторженно кричал Венька.
— Давайте к нам!.. — кричали деревенские.
— Нам нельзя! — крикнул Венька и посмотрел на Валю.
Валя опустила глаза.
Донесся звук горна.
— Пошли строиться, — сказала Валя, и ребята понуро двинулись за ней.
* * *Из щелей били солнечные лучи, и под трибуной было довольно светло. За это время здесь все изменилось. Посредине стоял ящик, покрытый искусно вырезанной бумажной салфеткой. На ящике в баночке из-под майонеза — букетик ромашек. Другая такая же салфетка покрывала доску, привязанную к стене, — это была книжная полка. С обеих сторон полки были прикноплены открытки: на одной — Юрий Гагарин, а на другой — гладиолусы. На гвоздике висело полотенце. Охапка сена на земле была покрыта простыней, в изголовье лежала вышитая подушка.
Костя по книжке разучивал карточный фокус. Вдруг он поднял голову и начал прислушиваться.
— Только и слышно: «Дети — хозяева лагеря, дети — хозяева лагеря», — говорила Валя. — А все важные вопросы решаем без них.
Костя прильнул к щели. Мимо трибуны шли Валя и длинноногая вожатая.
— Да что ты об этом хулигане печалишься, — говорила длинноногая. — Увидишь, тебе без Иночкина легче станет. Если б ты знала, сколько он товарищу Дынину крови попортил!..
— Караул! Караул! — раздался пронзительный крик. Это кричала докторша. Она кричала на весь лагерь: — У товарища Дынина вся кровь испорчена. Срочно нужно переливание! Кто согласен дать кровь?
— Я! Я! Я! — мчались со всех сторон ребята.
А у тебя какая группа крови?
— У меня первая!
— У меня вторая!
— У меня третья!
— А нужна тридцать третья! — сказала докторша. — Это очень редкая кровь.
Костя вышел вперед.
— У меня тридцать третья, — сказал он тихо.
— И ты пожертвуешь своей редкой кровью? — восхитилась докторша.
…На двух белых столах лежат Костя и Дынин. Стеклянные трубки идут от розовощекого Кости к Дынину, плоскому, как засушенный цветок.
Заработали насосы, завертелись колеса и погнали кровь от Кости к Дынину. Как надуваемая камера, Дынин начал приобретать трехмерность, наливаться жизненными соками и, наконец, ровно задышал.
— Иночкин… Иночкин… — зашептал он. — Ты был мне кровным врагом, а теперь стал кровным братом. Но ты купался в неположенном месте, и в лагерь я тебя все равно не верну…
— Иночкин!.. Иночкин!.. — шептали девочки.
Костя приоткрыл дверцу, и девочки заползли под трибуну.
— Сегодня кино будет, — зашептали они. — Все вместе пойдем. В темноте тебя никто не узнает.
— А то без культурных развлечений духовно расти не будешь, — сказала Митрофанова.
— А я расту, — сказал Костя, тасуя карты. — Фокусы разучиваю. Мне Шарафутдинов книжку дал. Показать летающую даму?
— Ах, вот вы где! — приоткрыл дверцу Венька. — Трепухи!
За ним вползли Шарафутдинов, Марат и Стасик Никитин.
— Никакой тайны доверить нельзя!
— Вы на нас Дынину стукнули?!.
— Сами вы стукнули! Сами вы стукнули! — кричала Митрофанова.
— Мы?!.
— А то кто же?! А то кто же?!
Возле трибуны остановились тоненькие ножки в сандаликах.
— Кто Дынину зеркало и Шагалову отнес? — кричала Митрофанова.
— Какую Шагалову?
— Людмилу! На обложке!
— Или она сама туда пришла? Да?
— А про крапиву он сам узнал? Да?
Но в этот момент дверца распахнулась, и под трибуну заглянул Дынин.
— Кто здесь? — спросил он.
Через квадрат раскрытой дверцы было видно, как по аллейке вприпрыжку удаляются тоненькие ножки в сандаликах.
— Мы, — ответила Лера.
— Девочки? — изумился Дынин. — Очень хорошо. И мальчики? Отлично! И что ж вы тут делаете?
Нелька вырвала у Кости колоду.
— В картишки дуемся, — сказала она и улыбнулась своей самой обезоруживающей улыбкой.
— В подкидного дурака, — поддержала Лера, серьезно глядя прямо в глаза Дынину.
— Стыдно, девочки, — сказал Дынин. — А ну, вылезайте. — Он забрал у Нельки карты и щелкнул колодой по руке. — Сегодня — подкидной, завтра — азартные игры, пробуждение низменных инстинктов, отвлечение от созидательного труда. Понятно говорю?
— Понятно, — сказала Неля.
А тем временем завхоз уже навешивал на дверцу трибуны нелепо большой замок.
Надпись на экране:
Так Костя Иночкин был заточен в темницу.
* * *Выкошенный овраг казался лысым и неуютным.
На пригорке сидели Нелька и Митрофанова, и Лера училась крутить на руке гимнастическое кольцо.
Подошел скучающий парень с профилем Гоголя.
— Чего это вы делаете?
— Ступай отсюда, слышишь? — сказали ему.
Парень ушел.
— Как же он теперь будет? — задумчиво сказала Митрофанова. — Всегда в темноте сидеть?
— Ой, девочки, — сказала Лера. — Надо ему нору под трибуну прорыть.
— Точно, — обрадовалась Митрофанова. — Он и будет туда-сюда ползать. Дай-ка я покручу…
Митрофанова долго прилаживала кольцо.
— Где бы незаметно лопату достать? — сказала Лера. — Или совок?
Резким и неловким движением Митрофанова крутанула кольцо. Кольцо, не сделав и одного оборота, упало к ее ногам.
— Да никто тебе лопаты не даст, — сказала Митрофанова, перешагивая через кольцо. — В той смене одни мальчик черенок сломал. Теперь лопаты, совки, грабли — все запирают.
Нелька подняла кольцо.
Сперва она неспеша раскрутила его на талии. Потом, сцепив пальцы рук на затылке, откинула назад локти и изогнулась — обруч поднялся до подмышек и забился: по груди, по спине, по груди, по спине… Потом обруч вдруг резко скользнул вниз до коленок, еще ниже, до щиколоток. Но не упал. Несколько сильных оборотов, и он неспешной спиралью взлетел на поднятые над головой руки. Потом одна рука опустилась, и обруч завертелся на другой. Потом обруч вертелся на шее, снова на груди и снова на талии.
Вдруг Нелька подняла глаза и обомлела. Обруч упал к ее ногам.
Над забором торчали четыре взъерошенные головы — деревенские ребята.
Девчонки застыли — уж очень неожиданным было появление мальчишек. Молчание и взаимное изучение длилось долго. Нарушили молчание деревенские:
— Здравствуйте! — сказал Митяй.
— Здравствуйте! — ответили девочки.
— Здравствуйте! — хором сказали деревенские.
Опять воцарилась пауза. Все улыбались.
И вдруг раздалось хрюканье, возня, треск, и из-под забора появилась свинья.
— Вот! — воскликнула Нелька и торжествующе подняла руку.
* * *— Костя! — шептал Марат, прижавшись губами к щели трибуны. — Сидишь?
— Сижу.
— А меня Дыня вызвал.
— Ну?
— Выпускай, говорит, к родительскому дню экстренный выпуск стенгазеты — карикатура и подпись в стихах. Изобрази, говорит, Костю Иночкина в жалком виде, как он из воды вылез. Понимаешь, куда гнет?
— Так ты что, нарисовал или не нарисовал?
— Ты не думай, что я трус. Я, когда надо было, даже в крапиву без штанов прыгал.
Костя молчал.
— А что мне было делать, — плаксиво сказал Марат. — Меня ж в редколлегию выбрали.
Костя молчал.
— Только я так непохоже нарисовал, что никто даже не подумает, что это ты… Костя!..
Костя молчал.
— Костя!.. Костя!..
Надпись на экране:
Так Костя Иночкин потерял одного друга.
* * *«Молния» была вывешена в пионерской комнате. Кругом молча стояли ребята. Лица их были мрачны. Какая-то девочка хихикнула, за что ее тотчас дернули за косу.
Вожатая Валя подошла сзади, ребята ее сперва не заметили. Потом заметили и расступились. Но Валя не пошла по живому коридору. Она осталась стоять на месте. Зато «Молния» была видна теперь полностью и очень хорошо.
На большом листе полуватмана зигзагообразной линией, которая должна изображать дрожь, был нарисован мальчик. С ног до головы он был покрыт гусиной кожей — пупырышки были вырисованы весьма тщательно.
