Игорь Минутко - Лето в Жемчужине
Вите очень захотелось побыть одному.
— Я пойду, ладно? — сказал он. — Спокойной ночи.
5. Дневник, ночь и гроза
«Неужели все это сегодня делал я? Искал на барахолке клиентов для Гвоздя и Пузыря. В «Чайной» пил пиво с Репой. Все поедал на дне рождения Зои и врал про тренировку. Потом сидел, как столб, в этой белой рубашке у нас в столовой, и друзья папы смотрели на меня, вроде бы, с грустью. Или с тревогой. Почему?
А долговязому Мише я с удовольствием дал бы пару раз.
Терпеть не могу зазнавал. Еще Люська. Ну, зануда. Это неправда, что Зоин отец ворует. Он тоже воевал на войне, и был там старшим лейтенантом».
Дальше писать в дневнике Витя не стал. Он смутно понимал, что не сможет сказать словами все, что чувствует. А было ему как-то тоскливо, беспокойно, он себе очень не нравился и не мог понять, почему. Что, собственно, случилось?
Витя погасил лампу и, быстро раздевшись, лег в кровать. Простыни были прохладные, стало очень хорошо, легко. Он услышал, что за окном идет дождь, и вдруг окно озарилась фиолетовым светом, но гром не прогремел — видно, гроза была еще далеко.
«Мой папа был настоящим солдатом, — подумал Витя, — бесстрашным и находчивым».
И он попытался представить, как воевал его отец, но представить опять не мог. Получалась какая-то ерунда. По полю бежали солдаты с автоматами; фонтанами вырастали взрывы. И среди солдат где-то был отец, но Витя никак не мог его угадать…
…Зоя показывала ему альбом с фотографиями. И там была одна — Зоин отец, Владимир Петрович, совсем еще молодой, стоял у подбитого немецкого танка, в новенькой форме, улыбался, и ордена сверкали у него на груди. Нет, не может он быть вором. Солдаты не воруют.
Зачем нужно было Люське все это говорить? Непонятно. Или она что-нибудь знает?
Спать совсем не хотелось. Витя встал, подошел к окну, распахнул его и снова вернулся в кровать. Дождь шумел вовсю, остро запахло свежестью и мокрыми листьями тополя. Зарницы вспыхивали все чаще, и на мгновение становились видными клочковатые тяжелые тучи, которые быстро неслись над городом, пророкотал далекий гром.
Открылась дверь, и вошла мама.
— Ты спишь, Витя?
Разговаривать не хотелось, и Витя промолчал.
— Наверно, ветер окно распахнул, — тихо, самой себе, сказала мама. — Так и молния залететь может.
Она закрыла окно, потом подошла к кровати, нагнулась над Витей и поцеловала его в лоб.
Мама вышла, а Витя лежал, замерев, и неожиданные слезы подступили к горлу, он окончательно не мог понять, что с ним происходит. Он вдруг подумал: «Я очень плохой человек: обманщик, болтун, с бандитами связался. А с этим Мишей я б никогда не подрался. Он старше меня и сильнее. Я трус, вот что!»
И Вите стало ужасно жалко себя. Ничего, если хотите знать правду, он не достигнет в жизни, потому что у него нет силы воли. А вот у Репы есть. Решил он стать моряком и — будьте покойны — станет. Написал у мыса Доброй Надежды: «Я здесь буду» — и будет. Репа такой.
Витя стал представлять, как Репа в белой матросской форме гуляет по мысу Доброй Надежды. Кругом были какие-то пальмы, и негритянки несли на головах подносы с бананами, рядом плескалось море.
«Репа на день рождения подарит матери платье, — вдруг подумал Витя. — А я ни разу ничего не дарил маме». И Витя совсем возненавидел себя.
Внезапно вспыхнула молния, и грянул гром такой силы, что, показалось — сейчас отвалится угол дома.
…Взрывы один за другим поднимались в поле, а они залегли у самого шоссе, по которому уходили подводы с беженцами. На последней подводе сидели мама и Зоя.
В окопе оставалось совсем мало солдат и среди них был Витя. По полю уже бежали немцы, цель их была ясна: перехватить подводы с беженцами.
«Товарищи! В атаку!» — крикнул Витя и первый выскочил из окопа. — «Ура-а!»
Оглянувшись, он совсем близко увидел лицо Зои с широко раскрытыми, полными надежды глазами. А мама плакала и шептала:
«Береги себя, береги себя…»
Витя не мог долго смотреть на них: он вел в атаку бойцов. Он бежал впереди редкой цепи — над головой свистели пули, и немцы все приближались. И вот совсем близко Витя увидел фашистского офицера. Это был не кто иной, как Пузырь, только в черной эсэсовской форме.
«В городе Николаеве фарфоровый завод!» — злобно пел Пузырь-эсэсовец.
«Надо убить его!» — решил Витя и выпустил в толстый живот врага длинную очередь из автомата.
— Витя! Я люблю тебя! — кричала откуда-то издалека Зоя.
Витя убил еще несколько фашистов, а остальные отступили.
Бойцы по его команде построились, вышли на шоссе и зашагали вслед за подводами беженцев — мимо соснового бора, в котором спрятался пионерский лагерь, мимо спортивного городка «Отдых», мимо голубого павильончика, в котором летом продают мороженое и ситро.
— Песню! — крикнул Витя.
И солдаты запели тихо, но дружно:
Эх, дороги!Пыль да ту-уман…
Потом Витя встал с кровати, опять открыл окно. Гроза утихала, но дождь разошелся еще больше. Настоящий ливень. Витя подставил разгоряченное лицо ветру и дождевым брызгам.
В кровать он вернулся мокрый, разбитый, уставший, совсем непонятно, отчего. Сердце часто билось, и Витя почувствовал неизвестно откуда пришедшее счастье, он любил сейчас всех, кто живет на земле, — и людей, и животных, — догадывался, что в его жизни будет еще много чудесного и необыкновенного.
Он зарылся мокрой головой в подушку и мгновенно заснул.
6. Зоя уезжает на юг
Прошло несколько дней.
Настала суббота, когда Зоя вместе с отцом и сестрой Надей уезжала на юг.
Суббота была жаркая и пыльная, а Зоин поезд уходил вечером, в десять часов.
Весь день Витя и Зоя провели вместе: укладывали вещи в желтый чемодан, ходили за покупками, были на городском пляже, купались и загорали.
Лежали на горячем песке и молчали. Чудно. И Витя, и Зоя неожиданно, без всякого повода, застеснялись друг друга, им было неловко. Витя совсем не хотел, чтобы Зоя уезжала, и в то же время думал: «Скорее бы наступил вечер, и она уехала», и все это было совсем непонятно.
Зоя казалась грустной и задумчивой. Она чертила что-то спичкой на песке. Витя посмотрел и вспыхнул: на песке круглыми буквами было написано: «Витя».
— Мы уже стали совсем взрослыми, правда? — спросила Зоя.
— Это как взрослыми? — не понял Витя.
— Ну, мне тринадцать лет, а тебе скоро четырнадцать, — тихо сказала Зоя и посмотрела на Витю внимательно и строго. — Ты мне будешь писать письма?
— Конечно, буду. А какой адрес?
— Вот адрес. — Зоя потянулась, взяла со скамейки свой сарафан и вынула из кармана бумажку. — На.
На бумажке было написано: «Гагры, Главпочтамт, до востребования. Чернышеву В. П. (для Зои)».
— В Гаграх море и горы? — спросил Витя.
— Море и горы. А что?
Витя подумал и спросил, глядя в зеленые с коричневыми крапинками глаза Зои:
— Твой отец много денег получает?
— Много! — сказала Зоя с вызовом. — И что дальше?
— Да ничего… Все-таки было бы лучше, если бы все люди одинаково получали, правда?
Зоя насмешливо прыснула.
— И уборщица, и какой-нибудь знаменитый академик? — спросила она, и Витя увидел, что щеки Зои покрылись розовыми пятнами.
Они сидели в кафе-мороженое и ели пломбир, когда Зоя неожиданно спросила:
— А зачем тебе знать, сколько получает мой папа?
И Витя сказал прямо:
— Скажи, мне очень важно знать: Владимир Петрович честный человек?
Зоя вскочила и крикнула в лицо Вите:
— Он честный! Он честнее всех! Понятно?
На Витю и Зою стали оглядываться за соседними столиками.
— Ты что? — тихо сказал Витя. — Я же тебе верю.
— Правда, веришь?
— Конечно!
Зоя сразу успокоилась, села и стала доедать свой пломбир.
— А Люська не верит, — сказала Зоя.
— Люська?
— Да.
— Но почему?
— Не знаю. — Зоя задумалась. — От них отец ушел. К другой. Понимаешь?
— Понимаю…
— Ничего ты не понимаешь! — почему-то разозлилась Зоя. — Люська — моя лучшая подруга была. А теперь… Знаешь что? Пошли в кино. В «Космосе» «Дождливое воскресенье» идет.
Вите стало легче — разговор получался тяжелым и томил его.
«И зачем начал расспросы?» — подумал он и сказал:
— Для взрослых кино. Не пустят.
— Там у меня знакомая билетерша, — сказала Зоя. — Соседка.
У кассы никого не было — дневной сеанс. Билетерша оказалась совсем не соседкой, но Витю и Зою пропустили без всяких разговоров.
В пустом зале сидело несколько парочек, а первые ряды занимали пенсионеры и ребята лет семи-восьми.
После журнала начался фильм «Дождливое воскресенье». И, если хотите знать, лучше бы этот фильм не начинался совсем. Витя и Зоя постоянно краснели, хорошо еще в темноте не видно. Дело в том, что фильм был про любовь и очень нудный. Все время ссорились и мирились парень и девушка и постоянно целовались. Еще была вторая девушка, блондинка с длинными стройными ногами (Витя о ней смущенно подумал: «Красивая») — она отбивала парня у первой девушки. В общем, волынка и сплошная скука. И чего пенсионеры развздыхались? Когда вышли из кинотеатра, начинался вечер: солнце спряталось за крыши домов, а по улице шли поливальные машины, после них пахло дождем и полем.
