Владислав Крапивин - Лерка
– А знаешь что, Лодька-а, – раздался из-за мальчишечьих спин унылый Ларискин бас. – А Лерка тебя изменником дразнил и стрелял в тебя стрелами, и еще… Лена Максимовна-а, а Санька по шее стукается!
– Это не Санька, а я, – спокойно объяснил Николка Морозиков. – Еще не так заработаешь, зануда.
Лерка почесал о плечо подбородок и сказал, глядя в сторону:
– Я же не знал, почему ты не едешь…
– А ну, айда отсюда! – вдруг распорядился Санька. – Встали тут, не дают людям поговорить. Люди столько времени не виделись, а они…
Саньку послушались. Только худая девчонка поинтересовалась:
– А кошки еще будут?
– Потом кошки, – сердито ответил Санька. Лерка неожиданно сказал:
– Я тебе потом балерину сделаю.
– А я хочу кошку, – заявила девчонка.
– Нет, вы только подумайте! – возмутился Николка.
Ребята медленно разошлись. А Лена осталась. Она остановилась неподалеку, у сосны, и наклонилась, будто поправляла бинт на ноге. Подслушивать и подглядывать, конечно, нехорошо, но кто их знает, этих мальчишек. Еще выкинут какую-нибудь штуку! А бинт все равно надо поправить. А если говорить откровенно, просто было интересно, что за странный «враг» Лодька, что у них с Леркой?
Лерка сел на песок и стал примерять сандалии.
Лодька сказал:
– В самый раз.
– Да, – согласился Лерка. – Только палец маленько жмет.
– Где?
Лодька сел на корточки и стал ощупывать Леркину ногу.
– Я думал, ты вовсе уж не приедешь, – почти шепотом, так, что Лена едва расслышала, произнес Лерка.
– Вот еще, – тоже очень тихо отозвался Лодька. – А палец привыкнет.
– Привыкнет…
Теперь они сидели на траве, у края аллеи, рядышком. Головами склонились друг к другу, и Лена видела два затылка: Леркин – темный и колючий и Лодькин – белобрысый и гладкий.
Лодька спросил:
– Построил уже?
– Не…
– А чего?
Лерка приподнял остренькие плечи. И Лодька понял:
– Времени нет?
– Ну да… И мешают все. А помогать не хотят. Слона сделать и то не могли.
– Трудно это…
Лерка опять шевельнул плечами.
Они, видно, понимали друг друга с полуслова. А Лена не понимала. И ей было почему-то обидно.
– Не получится, – произнес задумчиво Лодька.
– Получится, – каким-то деревянным голосом сказал Лерка.
Лодька вздохнул:
– Не будут они жить.
– Получится, – сказал Лерка.
В голосе у Лодьки прозвучала снисходительная усмешка:
– Где ты их столько наберешь?
– Получится.
– Здесь тебе не Африка…
Лерка быстро глянул через плечо на Лену. И Лодька замолчал. Понял, наверно, что чуть не выдал секрет. А Лена растерялась. Этот быстрый и хмурый взгляд Лерки застал ее врасплох. Ведь она давно уже оставила в покое бинт и просто слушала непонятный разговор. И чтобы не подумали, будто она специально подслушивает, Лена подошла к Лерке и Лодьке.
– Ты что же, совсем один приехал?
– А что? – Лодька, вывернув шею, смотрел на Лену снизу вверх. Ей показалось, что смотрит он со скрытой насмешкой.
– А то, что далеко, – сухо сказала она. – Вот и удивляюсь, как тебя отпустили родители.
Лодька уселся поудобнее и объяснил:
– Отпустили. Сандалеты Лерке нужны? Нужны. Вот и отпустили. А дорогу я уже давно знаю.
Лена попросила повариху тетю Валю накормить Лодьку обедом, а Лерке сказала:
– В тихий час можешь не спать. Погуляйте где-нибудь вдвоем. Только недалеко. И без шума.
Лерка молча кивнул…
Горнисты сыграли отбой, и лагерь приутих. Наступили те полтора часа, когда вожатые могут слегка прийти в себя, искупаться, вздохнуть. Могут почувствовать, что в мире есть трава, сосны, солнце, а не только мальчишки и девчонки, готовые на опасные фокусы.
Лена купаться не пошла: болела нога. Кроме того, надо было исправлять заголовок отрядной стенгазеты. Все тот же негодный Щетинников аккуратно написал слово «Крокодил» через «Ы». Он заявил, что «крокодилы» всем надоели, а «Крыкодил» – это что-то новое. Это такой зверь, который рычит и «крычит».
Лена сама чуть не «закрычала» от негодования, но Санька моментально исчез.
В пионерской комнате Лена развернула газету, с ненавистью глянула на букву «Ы», отыскала в ящике резинку и…
– Елена Максимовна-а… А Лерка и Лодька в кустах за столовой дируц-ца-а…
Они дрались молча. Слышно было только сопенье, да трещали ветки. Верхушки кустов шарахались туда-сюда. Можно было подумать, что средней величины медведь отбивался в чаще от рассерженных пчел.
Потом Лодька и Лерка выкатились на поляну. Выкатились и вскочили.
Драка была деловитая и умелая. Видно было, что противники знают друг друга превосходно. Ни один не тратил сил и времени на запугивания, разведки, обманы. Их выпады – молниеносные и точные – натыкались на такие же защиты. У Лерки была поцарапана щека, у Лодьки чуть припух левый глаз.
Лена поймала себя на том, что с удовольствием следит за схваткой, вместо того чтобы принимать срочные меры. Она шагнула к драчунам, взяла их за воротники и тряхнула.
– А ну! Этого мне еще не хватало!
Они сразу же опустили кулаки. Но смотрели не на Лену. И не в землю. Смотрели друг на друга. Прищуренно и непримиримо. От их разгоряченных спин к Лениным пальцам поднималось влажное тепло.
– Кончили? – спросила Лена. – Или еще будете? – В ней закипала досада: черт знает что, никакого покоя!
– Пусти, – хмуро сказал Лодька.
– С удовольствием! Только сию же минуту выкатывайся домой. Таких боксеров здесь и без тебя хватает… Я думала, с вами можно по-хорошему, а вы…
Она разжала пальцы. Лодька подобрал с травы свою палку и сандалии. И зашагал к лагерной калитке, не оглянувшись.
– А ты марш спать, – приказала Лена взъерошенному Лерке. Он тоже не сказал ни слова. Легко зашагал прочь, прямой и колючий.
Хотя бы оглянулись. Ну хотя бы посмотрели на нее! Нет. Они молча уходили друг от друга – два врага, не кончившие бой. А Лены словно и не было между ними.
Она стояла, опустив руки, пока мальчишки не скрылись. Злость прошла. Нарастало другое чувство – без названия. Тревожное и горькое. Какая-то смесь вины и обиды.
А тут еще эта газета… «Да шут с ней, – устало подумала Лена. – Пусть остается „Крыкодил“».
После полдника на всех перекрестках аллей и дорожек рассыпчато застучали барабаны. Отряды собирались на остров Робинзонов. Так бывало каждую смену: устраивался на острове «робинзоний» праздник. Жгли большой костер, устраивали индейские пляски, рассказывали «страшные» истории, ночевали в больших палатках, а через сутки возвращались в лагерь.
Палатки уже стояли на острове среди сосен, а над береговыми кустами плыл голубой дымок. Это тетя Валя готовила «робинзонам» ужин.
На праздник собирались все, только старший отряд оставался. Он недавно вернулся из настоящего похода и презирал «детские пляски на лужайке».
И еще оставалась Лена. У нее очень разболелась нога. Врач велела не «скакать по лагерю», а полежать хотя бы один день. С отрядом поехал физрук Лева, а Лена оказалась «безработной».
Она немного погрустила, что остается без ребят, а потом подумала, как хорошо будет ей без всякой заботы лежать на раскладушке и читать толстую книгу «Фараон».
Но читать «Фараона» ей не дали. Старшая вожатая Инна Семеновна пришла и строго сказала:
– Значит, остаешься…
Лене сразу захотелось спрятать книжку и вскочить. Книжку прятать было некуда, а вскочить не дала больная нога. Лена виновато села на раскладушке.
– Я бы поехала, да врач…
– Ну, хорошо, – сказала Инна Семеновна. – Но раз уж ты не едешь, я оставлю Сакурина. Хоть раз надо его проучить. Всякое терпение у меня кончилось.
– А что случилось? – невинно спросила Лена.
– А ты и не знаешь! Он учинил дикую драку с этим приезжим! Кстати, не первую. И не вторую… Это пират, а не ребенок…
– Ну, Инна, – сказала Лена. – Ну, какой он пират! Он просто мальчишка. Ну, подумайте, что он тут будет делать один?
– Он будет обдумывать свое поведение, – со скрытым злорадством сообщила Инна Семеновна.
– Вы уверены?
– Нет. Не уверена. Но проучить надо. Он разлагает весь лагерь…
«Дерево ты», – подумала Лена. И сказала:
– Вот уж не знала, что он такой опасный элемент.
– Лена, – значительно произнесла Инна Семеновна. – Вы в лагере недавно. А я работаю здесь третий год. Поверьте мне, я знаю, что делаю. И вообще…
Она сказала Лене «вы», и разговаривать больше не стоило. Тогда Лена разозлилась. И поняла, что не боится старшей вожатой. Она дерзко хмыкнула, легла, взяла «Фараона» и сказала из-за книги:
– Очень хорошо. Но бегать за ним по лагерю я с больной ногой не смогу. Скажите ему, чтобы пришел сюда, когда все уедут.
