Максим Яковлев - Ничего не бойся
Так незаметно промчалась зима, и вкатилась весна!
Мой пернатый приятель неожиданно переменился, я всё чаще заставал его на окне, подолгу смотрящим в небо… Он наблюдал за полётом птиц.
Пришла пора расставания с Терминатором.
Мы стояли в саду: папа, мама и я. Терминатор прыгал с ветки на ветку, а над ним колыхалась и вопила на всю округу воронья стая. Он что-то кричал в ответ, поблёскивая своей алюминиевой лапой…
Он был явно взволнован, я никогда не видел его таким растерянным…
— Ну, давай, иди к нам, если ты такой же, как мы! — кричали ему сородичи.
— Да сейчас, сейчас… — говорил он, топчась на ветке.
— Трус! трус! Мы тебя не знаем!.. Что у тебя за нога?!
— Я знаю, я знаю его!
— Я тоже!
— Его убили мальчишки! Его убили, убили!..
— Идиоты, — вздохнул Терминатор.
Папа протянул руку и погладил его по крылу.
— Беги от него скорее! беги от них! — заверещали его собратья, — тебя опять убьют! укокошат! К нам! к нам! Скорей!..
Мне так хотелось, чтобы он посмотрел на меня в последний раз. Но он отвернулся от нас, тряхнул клювом, словно решался на что-то, и скакнул на ветку повыше. Потом взлетел на верхушку яблони…
— Пойдём, — сказал папа, — а то ему трудно так.
Мы отступили на несколько шагов к дому. Воронья карусель опустилась ниже, и скоро вся стая слетелась на яблоню, покрыла серою тучей ветки, окружила разноголосым карканьем. Я уже не мог различить его среди других, таких же, как он, ворон; в глазах рябило от множества беспокойных птиц, он совершенно смешался с ними…
И вдруг всё стихло. Птицы замерли на ветках, изредка подрагивая перьями. Сидели, то ли задумавшись, то ли ждали чего-то…
Папа вложил пальцы в рот и пронзительно свистнул.
— Ой! — мама прикрыла уши.
Стая разом вскинулась вверх и, хлопая сотнями крыл, унеслась, и растаяла в воздухе…
Прощай, Терминатор!
Школа
Мы проигрывали. До конца финального матча оставались считанные секунды. Я подхватил шайбу в средней зоне, сходу обыграл канадца, отдал пас и рванулся на пятачок. Только бы успеть опередить соперника и вовремя подставить клюшку под прострельную передачу! Краем глаза я видел, как замахивается для броска наш защитник…
— Буженинов Игнат, — ткнула ручкой в журнал Инесса Михайловна, — к доске.
Это была катастрофа. Сборная России теряла своего лучшего нападающего. Тренер мужественно закрыл лицо, скрывая слёзы: в такой момент! Я вышел из-за парты, едва владея глиняными ногами, и медленно взошёл на эшафот.
— Мы слушаем тебя внимательно, Буженинов.
А что отвечать-то? Хоть бы намёк!.. На доске было написано: «Бурый медведь проснулся в берлоге».
— Повторите пожалуйста вопрос, Инесса Михайловна, — сказал я.
Виталька ничем не мог мне помочь, потому что Инесса располагалась всегда лицом к классу, пресекая этим любые подсказки. Она сидела неподвижно, как сфинкс, положив на стол свои огромные руки. Казалось она смотрит не куда-нибудь, а только в толстые стёкла своих очков, и видет там, в этих экранах, каждого из нас, как облупленного. Я посмотел на часы: до конца урока оставалось чуть больше пяти минут. Мы же едем сегодня к папе в больницу! А завтра у него сложная операция! Меня прошиб пот. Если опять будет двойка по «русскому»… О, нет! только не это!!
— А ты попробуй ещё кого-нибудь попросить произнёс «сфинкс» — у канадского вратаря, например. Может он знает, может быть их тоже учили составлять предложения?
Вот оно что: «составлять предложения».
— Бурый медведь проснулся в берлоге, — прочёл я вслух для начала.
Класс взорвался от смеха и тут же смолк.
— Да медведь-то проснулся, причём давно уже проснулся, — сказала Инесса не поворачивая головы, — пора бы и тебе встрепенуться немного.
Значит дело не в «медведе»… Я не знал, что нужно было всего-навсего составить следующее предложение, восклицательное.
— Интересна мне твоя психология, Буженинов. Вот, на что ты надеешься?
Господи, на что я ещё мог надеяться? Если бы я только знал вопрос, я бы ответил.
— Ты надеешься на то, что до конца урока осталось несколько минут, и тебе удастся как-то протянуть время, — сказала она. — И никакой Господь тебе не поможет.
— Инесса Михална! — вскочил Виталька, — можно выйти?
Это был шанс. Чтобы выйти из класса ему нужно было неминуемо пройти рядом со мною, а значит… я пойму с пол-намёка!
— Обойдёшься, — сказала Инесса.
— Но я не могу больше! — поджался Виталька.
Девчонки прыснули, но учительница не моргнула и глазом.
— Потерпишь, Бражников, я сказала.
— Вы меня извините, Инесса Михална, — пританцовывал Виталька, — но я не хочу позориться перед всем классом. И перед вами.
— Кинулся выручать дружка, не выйдет, — произнёс «сфинкс».
— Вы не имеете права так издеваться, — тихо сказал Виталька.
Держа руку в кармане, он переминался с ноги на ногу, и вдруг замер. Класс зашевелился и охнул: из под его красовок показалась, увеличиваясь в размерах светлая лужица… «Сфинкс» резко встал, опрокинув стул, и уставился на ручеёк, который подбирался к нему тонкой змейкой.
— Бражников, ты что, с ума сошёл?!
Я не мог поверить своим глазам, это было невероятно… Бедный Виталька!
— Представляю, что будет, когда об этом узнает его папаня, — невольно вырвалось у меня, и я заметил, как переменилась в лице Инесса.
Впервые дрогнули её очки, отвисла нижняя губа, и в этот момент прозвенел звонок. Можно представить, какие будут последствия. У Витальки крутой отец, разбираться кто виноват долго не станет. Кроме того, он является спонсором класса, и денег на всякие нужды и на подарки учителям отстёгивает не считая.
— Быстро всем из класса, — приказала Инесса, — быстро! Всем, кроме Бражникова и Буженинова.
Класс опустел. Она брезгливо переступила через ручеёк и подошла к Витальке, который стоял с оущенной головой.
— Виталик, ты извини меня, пожалуйста, — сказала Инесса, дотронувшись до его плеча, — в следующий раз я обязательно разрешу тебе выйти, когда ты попросишь… Ты не обижаешься на меня?
Она нагнулась, пытаясь заглянуть ему в глаза.
— Я думаю, что мы сумеем договориться друг с другом, правда? Я очень надеюсь, что это останется между нами, лично я, даю слово, что никому не расскажу об этом…
Инесса повернулась в мою сторону:
— Я знаю, что мужчины умеют держать язык за зубами, и я уверена, что мы в этом отношении не подведём друг друга, я не ошиблась?
Ну, дела…
— Я не ошиблась? — повторила она, поставив нас рядом перед собой.
Мы кивнули головами.
— Игнат, я прошу тебя проводить Виталика, я отпускаю вас с уроков домой. К сожалению, я не успела спросить тебя на уроке, но думаю, что ты вполне мог ответить сегодня на четвёрку, ты слышишь меня? на четвёрку…
Перемена закончилась, а мы всё ещё стояли в пустом коридоре и я не сводил с приятеля восхищённых глаз:
— А я думал, ты правда, я прям обалдел!..
— Что я, совсем чокнутый что-ли!
— Я смотрю, лужа…
— А это бутылочка минералки! Мне отец каждый день кладёт, чтобы я только её пил…
— Супер!
— Я так — пробочку открутил у неё, пальцем зажал, и в карман, она как раз маленькая! Чуть всю не вылил!..
Виват! Виктория! Под стать бравым драгунам, мы вывалились на лестничную площадку паля из пистолей, звякая шпорами, обнимаясь и нахлопывая друг друга по спине и плечам… Умирая от смеха, мы спустились на первый этаж, и тут я вспомнил о своём умении подражать любым голосам. Этот талант открылся во мне совсем недавно: пересказывая пацанам фильм о генерале Скобелеве, я неожиданно точно заговорил голосами главных героев; передавал свист горного ветра, клёкот орлов, звуки сражения и вопли Осман-паши… На сей раз я не мог удержаться и не заскрипеть противным Инессиным голосом:
— «Я надеюсь на вас, Бражников и Буженинов, не подведите меня, не подкачайте, ребятушки! Вперёд, молодцы!» — разошёлся я.
Это вызвало бурный восторг Витальки и меня понесло:
— «Вперёд, архаровцы! Дави канадцев! Бросок, ещё бросок, го-ол! Слава России!» — выдал я фальцетом Инессы.
Мы уже свернули за угол к раздевалке, мы не видели, как сзади открылась дверь директорского кабинета…
— Инесса Михайловна! — раздался голос Антона Антоновича. — Что с вами, Инесса Михайловна?!..
Мы застыли на месте. Из-за угла показалось встревоженное лицо директора школы, он поискал кого-то поверх наших голов, потом заметил нас и всё понял.
— А, это опять вы, «выпить и закусить», — так он прозвал нас за наши фамилии. — Ну-ка, зайдите ко мне.
Деваться было некуда.
— Проходите, господа, из третьего «А», присаживайтесь, — сказал он нам в кабинете.
Мы сели.
Так это от вас столько шума, — сказал он, оглядев нас. — По какому случаю викторию празднуем?