Андрус Кивиряхк - Сирли, Сийм и секреты
Дворник поманил тюленя.
— Держи! — сказал он.
И бросил тюленю косточку. Тот поймал её на лету, как охотничья собака.
— Круто! — одобрил Сийм. — А где затонувшие корабли? Мы их увидим?
— Непременно! Прыгайте на спину этой камбале, так мы быстрее доберёмся!
Дети забрались рыбе на спину. Сийм был в восторге.
— Я ни разу в жизни не ездил даже на лошади, а теперь качусь верхом на рыбе! Клёво!
Они проделали большой путь. Стаи пёстрых рыб сновали над ними, приятельски помахивая плавниками. Дворник со всеми был знаком. Некоторым наиболее крупным и почтенным рыбам он протягивал на ходу руку, и рыбы верноподанно её целовали. Сийму и Сирли никак не верилось, что весь этот океан тихо плещется в их подъезде, в нескольких метрах от почтовых ящиков. Это казалось сном, вылезшим из телевизора фантастическим фильмом.
Наконец они добрались до затонувшего корабля. Старинное большое судно лежало на боку на морском дне. Сийм спросил, найдутся ли на корабле скелеты погибших моряков.
— Нет, — ответил дворник. — Команда спаслась. Затонул только корабль.
Сирли это обрадовало, она вовсе не хотела видеть скелеты. Теперь можно было смело лазить по пустому кораблю, не опасаясь наткнуться на чей-то череп или берцовую кость. Они нашли штурвал и покрутили его, забрались на мачту, а потом потрогали заржавевший якорь. Однажды им все-таки стало страшно, когда из каюты выглянул огромный чёрный осьминог. Но заметив дворника, Водяного Принца, он сделал книксен и любезно распахнул дверь, позволяя детям войти в его жилище.
Потом наступила пора возвращаться домой.
— А можно мы завтра опять придём? — с жаром спросил Сийм. — И послезавтра.
— Можете приходить когда хотите, только не слишком часто, — ответил дворник. — Во-первых, у вас есть и собственные мечты, и их никак нельзя оставлять без внимания, иначе они опечалятся. А во-вторых, одного Водяного Принца вполне достаточно. Мне не хочется, чтобы и вы утонули в своих мечтах. Наверное, у вас есть и другие интересные занятия.
— Да, завтра в школу, — согласилась Сирли.
14
Но первый школьный день не порадовал Сирли.
— У нас новая математичка, — пожаловалась она, придя домой. — Такая вот тётка. Обожает свою математику и всё время заставляет нас вычислять. На завтра задала сложить все числа от одного до ста.
— Мы тебе поможем, — пообещала мама. — Ты сложишь все числа от одного до десяти, я от десяти до тридцати, а отец все остальные.
— Почему это я должен складывать больше всех, да ещё самые трудные числа? — возмутился отец и заорал: — Ах ты осёл! Ты что это вытворяешь! Ведь там никого нет!
— Где осёл? — спросил Сийм.
— Вон тот парень! — объяснил отец, уткнувшись в экран: по телевизору показывали баскетбол. — Ему следовало отдать мяч тому игроку, под щитом, а он вместо этого запулил его черт знает куда. Вот ведь обезьяна!
— Да, скорее он обезьяна, чем осёл, — согласился Сийм, разглядывая долговязого баскетболиста. — Лицо глупое, как у обезьяны, и руки длинные.
— Эхе-хе-хе! — усмехнулся отец. — Так оно и есть! Ты, сынок, уже неплохо разбираешься в баскетболе.
Похвала отца обрадовала бы Сийма, если бы накануне в детском саду его так не огорчил русский мальчик Стёпа. Стёпа сказал, что летом он со своим отцом сто раз был на рыбалке: каждый день и иногда ещё и ночью. Тогда они ловили рыбу при свете факелов. Сийму завидно было слушать, и он ухватил отца за выбившуюся из брюк рубашку и сообщил то, о чём рассказывал Стёпа.
Отец помрачнел.
— Опять эта рыбалка, — проворчал он. — Я же обещал: как-нибудь в субботу сходим.
— Ах, как-нибудь? — завопил Сийм. — Мы должны были пойти в эту субботу!
— Должны были? — огорченно пробормотал отец.
— Ну, если должны были, то сходим.
— Смотри у меня! — пригрозил Сийм.
Отец безразлично уставился в телеэкран. Баскетболист с обезьяньим лицом долго примеривался и, наконец, отправил мяч в корзину, но отца это не порадовало. Он переживал из-за рыбалки. Где этих самых дождевых червей раздобыть? Он снял с полки энциклопедию и начал листать ее. Дождевой червь… Где здесь дождевой червь? С ума можно сойти!
Так что в этот день все были немного печальны, что вовсе не подобает первому школьному дню. Сирли беспокоила новая учительница. Сийма рассердило то, что Стёпа за свою жизнь поймал уже столько рыбы, а он еще ни одной. Отец боялся субботы, а мама не могла радоваться, если вся семья огорчена.
А за стеной их квартиры сидел писатель господин Баранн, и настроение у него тоже было отвратительным. Правда, для него это было обычное дело. Он сочинял очередную ужасную книгу:
«Пеэтер валялся в канаве и стонал. У него был жар, руки и ноги дрожали, но ни один врач не появлялся. Вместо этого по Пеэтеру пробежал лось, наступив копытом ему на лицо и причинив больному ещё большие страдания. Затем…»
Господин Баранн подумал, какие неприятности могли ещё приключиться с Пеэтером.
«Затем приполз уж! — написал он и злорадно захихикал. — Уж пролез Пеэтеру в нос и начал странствие по его кишкам и позвоночнику!»
Господин Баранн ехидно улыбнулся и продолжил стучать по клавишам.
Единственным, кто не хмурился в этот день, был дворник. Он плавал в своей кладовке вокруг затонувшего корабля и был совершенно счастлив.
15
На следующий день всем захотелось немного развеяться. Мама, возвращаясь с работы, выбрала путь мимо своего секретного дворца, где слуги давно ожидали ее.
— Как поживают принц и принцесса? — осведомился камердинер, принял у мамы папку и положил её на золотую подушку.
— Принц поживает хорошо, — ответила мама, — а вот у Сирли проблемы. У неё новая учительница, очень требовательная. Хочет, чтобы Сирли целыми днями только считала и считала…
— Силы небесные! — воскликнул камердинер. — Да неужели есть на свете такие чёрствые люди? Прикажите, Ваше Высочество, бросить эту злодейку в темницу!
Мама заколебалась.
— Ваше Высочество! — настаивал камердинер. — Наши тюрьмы пустуют, одна злая учительница очень пригодилась бы! Притеснять принцессу — тяжкое преступление! Вы помните, Ваше Высочество, то время, когда вы были ещё принцессой? Помните учительницу гимнастики, которая мучила вас «козлом»?
Мама всё помнила. Её учительница гимнастики была злобной низкорослой старушонкой, считавшей, что маленькие девочки должны проводить всё своё время, прыгая через гимнастического «козла». У мамы эти прыжки получались плоховато, и учительница гимнастики заставляла ее оставаться после уроков в спортзале и прыгать, как безумная. Мама ужасно уставала и вечерами ей не хватало сил даже на то, чтобы поужинать, не говоря уже о посещениях своего дворца.
— Вы тогда не были у нас несколько недель, и дворец едва не рухнул, — вспоминал камердинер. — Крысы съели корону, королевские игрушки утопали в пыли. Печальное было время. Но, наконец, Ваше Высочество освоило прыжки через «козла» и вернулось к нам — и наш дворец вновь расцвёл. Игрушки мы вырыли лопатами из-под пыли, крысы изготовили новую корону, и эта злая учительница гимнастики…
— Оказалась в тюрьме! — прервала его мама. — Да, её бросили в глубокую темницу, и как я тогда радовалась! Поделом ей! Но потом она ушла из нашей школы, стала дрессировать собак, и я совсем забыла её. Что с ней произошло во дворце? Она бежала из тюрьмы?
— О нет, — покачал головой камергер. — Наша тюрьма надёжна, и из нее никому не выйти, разве что вы, Ваше Высочество, изволите помиловать осуждённого. Ступайте со мной, прошу!
По крутым и зыбким лестницам дворца они спускались все ниже и ниже, пока не достигли подвала. Среди банок с вареньем и бутылок с соком обнаружилась дверь, на которой было написано «Тюрьма».
Мама и камергер вошли. В камере сидела низкорослая и злобная учительница гимнастики в синем тренировочном костюме. Заметив вошедших, она закричала:
— Марш немедленно прыгать через «козла»! Через «козла», слышите? А затем залезайте на бревно и ходите по нему, пока вас держат ноги! Спину выпрямить! Живот втянуть! Хоп!
— Молчать! — приказал камергер. — Не то я прикажу отобрать у тебя свисток и секундомер.
— Не имеете права! — завопила учительница гимнастики. — Без секундомера и свистка мне не жить!
— Тогда заткнись! — приказал камергер. — Ступай в угол и сиди тихо!
Учительница гимнастики, недовольно бурча под нос, ушла в угол камеры и начала там подкидывать медицинбол.
Мама смотрела на неё со смешанным чувством торжества и сострадания.
— Может быть, отпустить ее? — сказала она. — Как-то по-детски с моей стороны до сих пор держать на неё зло. Я ведь давно не учусь в школе и забыла прыжки через «козла».
