Ирина Христолюбова - Колокольчики мои
— Думала, думала! — передразнил он её. — Захочу и пойду!
— Ну и захоти!
— И захочу!
— Ну так захоти! Чего это ты не хочешь?
— А тебя не спрашивают!
— А тебя во второй класс не берут, потому что маленький!
Егор не успел ей ответить — в класс вошла Елена Васильевна, и начался урок. И всё-таки Егор не утерпел, шепнул Кате:
— Мы с Арканей такую тайну знаем!.. Двое во всём мире. Вот!
— Таких тайн не бывает.
Егор рассмеялся. Знала бы она, кто в их посёлке проживает — по виду такой неприметный, в кепочке с горошком ходит!
Елена Васильевна очень красиво вывела на доске букву Б.
— Какая это буква, ребята? — спросила она.
— Б-э-э! — затянули вразнобой. А Егор дольше всех тянул.
— Тарантин, у нас не урок пения, — сказала Елена Васильевна.
У Кати развязалась ленточка. Егор дёрнул за косу:
— Завяжи!
— Ты нарочно развязал! — сказала Катя.
— Я развязал? Нужно мне очень!
Катя неумело завязала ленточку. Признаться, Егор и сам бы завязал ей бантик, если б никто не видел.
— Тебе, наверное, мама косы заплетает? — спросил он.
— Я ещё не умею.
Егору очень хотелось иметь сестрёнку и заплетать ей косички. Как-то к ним приезжала в гости мамина подруга тётя Галя с дочкой Светой. По утрам тётя Галя расчёсывала Свете волосы и заплетала в толстые маленькие косички. Когда Света уехала, Егор заскучал. Если б она была его сестрёнкой, то всегда бы жила у них дома. Но у неё был свой дом, и брат тоже.
До конца урока ещё оставалось время, а Елена Васильевна уже всё рассказала про букву Б.
— Дети, кто хочет прочитать своё любимое стихотворение? — спросила она.
Все стали смотреть, кто в потолок, кто в окно.
— Разве вы не знаете стихов?
— Я про дядю Стёпу знаю, — робко сказала Катя. — И про Айболита.
И тут сразу все вспомнили свои любимые стихи, подняли руки, и Егор тоже. У него было любимое стихотворение, даже целая поэма — «Мцыри», которую написал Михаил Юрьевич Лермонтов. Отец Егора всегда так говорил, уважительно: «Михаил Юрьевич Лермонтов», а не просто «Лермонтов». Эту поэму Егор слушал с самого раннего возраста, она была для него вроде колыбельной. Когда он содержание ещё не понимал, то засыпал под голос отца. А когда стал понимать, то, наоборот, не мог уснуть, потому что в поэме всё кончалось плохо. Мцыри умирал, а Егорка, отвернувшись к стене, плакал.
— Не забивай ребёнку голову, — говорила мама отцу. — Ему ещё рано.
Но Егор не считал, что ему рано.
Все тянули руки и кричали:
— Я хочу прочитать, я хочу!
Елена Васильевна дождалась, когда стало тихо.
— Иди, Тарантин, прочитай, — сказала она.
Егор вышел к столу, сунул руки в карманы, прищурил глаза.
Ты помнишь, в детские года,Слезы не знал я никогда? —
тихо произнёс он и посмотрел на Елену Васильевну.
Елена Васильевна не поняла, про какие такие года он напоминал, и смутилась.
Егор задумался. Он решил прочитать самое страшное место в поэме: встречу Мцыри с барсом.
Какой-то зверь одним прыжкомИз чащи выскочил и лёг,Играя, навзничь на песок, —
произнёс он и оглядел класс; все ли поняли, что ему грозит? Кажется, никто ничего не понял, кроме Аркани, который весь подался вперёд, словно собирался броситься на помощь.
Тогда Егор вытащил из карманов руки, сжал кулаки.
То был пустыни вечный гость,Могучий барс…
Голос его креп.
Я ждал. И вот в тени ночнойВрага почуял он, и вой,Протяжный, жалобный, как стон,Раздался вдруг…
По мере того как приближалась встреча с барсом, он говорил всё громче и громче. У него уже мурашки по коже бегали от предстоящей схватки.
И первый бешеный скачокМне страшной смертию грозил! —
крикнул Егор.
В классе была жуткая тишина. Катя сидела, открыв рот.
Но я его предупредил.Удар мой верен был и скор.
Бой с барсом кипел вовсю. Егор размахивал руками, приседал, лицо его раскраснелось, глаза горели. Наконец он вытер пот, устало вздохнул. С барсом было покончено.
Ты видишь на груди моейСледы глубокие когтей? —
снова тихо, почти шёпотом, произнёс он и посмотрел на Елену Васильевну.
— Садись, Тарантин, садись, — сказала Елена Васильевна.
Ей было очень смешно, но она это скрывала. Тем более, что в классе всё ещё стояла тишина. Кто-то икнул.
— Ты правда его победил? — прошептала Катя.
Егор кивнул.
— Дети, — сказала Елена Васильевна. — Егор Тарантин нам очень выразительно прочитал отрывок из поэмы Лермонтова «Мцыри». Лермонтов — великий русский поэт. В поэме «Мцыри» рассказывается о том, как пленный мальчик воспитывался в монастыре, вдали от родины. Он был сильный духом и решил бежать из неволи. В лесу он встретился с барсом, о чём и прочитал нам Егор. Мцыри так и не удалось увидеть родину, его вернули обратно в монастырь, где он и умер.
— Так это не про тебя-а! — протянула Катя и обиженно надула губы, словно Егор её обманул.
— Про меня!
— Не про тебя!
— Про меня! — Егор так захотел, чтоб это было про него и чтоб Катя губы не надувала, что сам поверил. Он же видел во сне и Мцыри, и монастырь, и гору Казбек, и по этой горе Мцыри карабкался, а преследователи за ним гнались. В поэме, правда, этого нет, но, может быть, Лермонтов не всё написал. А потом Мцыри сорвался с Казбека и полетел вниз, цепляясь за камни. Так это же не Мцыри падал, а он, Егор. Внизу разверзлась такая бездонная пропасть, что невольно вырвался крик. От этого крика проснулась бабушка, испугалась, давай его будить. А потом он долго не мог уснуть и всё придумывал, как бы ему спастись.
— Не про тебя, — сказала Катя. — Это давно было.
— А может, я жил, потом умер, потом снова родился.
— Так не бывает.
— Нет, бывает!
— Елена Васильевна! — Катя подняла руку. — Разве можно родиться два раза?
— Рождаются и умирают только раз, — неуверенно ответила Елена Васильевна, потому что опасалась, что ещё спросит на эту тему Катя.
— А Тарантин говорит, что он второй раз родился.
Прозвенел звонок, чему Елена Васильевна обрадовалась.
— Не опаздывайте на следующий урок, — сказала она и ушла с журналом под мышкой.
— Посмотри! — Егор повернулся к Кате и расстегнул курточку, потом рубашку. — Видишь следы глубокие когтей? — спросил он, обнажив грудь.
— Ви-и-и-жу! — удивилась Катя.
На груди Егора было два небольших рубчика.
— Хлопаешь глазами — вот и хлопай, — сказал он.
Собрались ребята. Егор всем показывал рубцы. Подошла и Вика Нечаева, покачалась на носочках. На её жёлтые волосы падало солнце, и они сверкали, переливались.
— Ух! — выдохнул Егор в восхищении и даже забыл про свои знаменитые рубцы.
— Тебе операцию делали, — авторитетно заявила она, потому что её мама работала врачом.
— Если бы мне в этом месте делали операцию, я бы умер.
— Он бы умер, — подтвердил Арканя.
Вика снисходительно посмотрела на Арканю.
— Тебе верят только дураки, — сказала она Егору. — У тебя есть папа и мама, зачем тебе в монастыре жить?
Егор вздохнул, застегнул рубаху.
— Я ведь сказал, что не сейчас жил, а тогда, сто лет назад. Потом умер, потом меня долго-долго не было, потом снова родился.
— А где же ты был? — удивилась Катя.
Егор задумался: где же он был все эти сто лет?
— Ты, наверное, спал, потом тебя оживили, — засмеялась Вика. — В сказках ведь оживляют.
— Но это же не сказка! — не унималась Катя. Она всё хотела добиться от Егора правды.
— Он не спал, — сказал Арканя. — Он… — Но что делал Егор, Арканя не мог придумать.
— Не было меня, вот и всё! — твёрдо заявил Егор. — А потом снова стал.
— Ты всех обманываешь! — У Кати навернулись слёзы на глаза. Наверное, на эту самую тайну и намекал ей Егор. Но она ничего не могла в ней понять. — У меня от тебя голова болит!
— Иди домой, раз больная, — посоветовал Арканя.
Катя показала ему язык и выбежала из класса.
Егор и сам почувствовал, что запутался. Второй раз всё-таки не родятся.
— Егорка, брось выдумывать, пойдём на улицу, — потянул его за рукав Арканя.
— Давай через окно, — сказал Егор. — А то пока идём по коридору да двери открываем — и перемена кончится.
На улице было очень хорошо. Синее небо, жёлтые листья, нежаркое солнце. Циклон, поднявшийся над Северным Ледовитым океаном, видимо, изменил свой путь. Лишь через несколько дней, обогнув Уральский хребет, он снова возьмет направление на посёлок Сосновый бор.
