Лора Уайлдер Инглз - У Серебряного озера
Иногда к нему присоединялся мистер Боуст:
Я ставлю на ту — с кургузым хвостом,А ты вот на эту — сивую!
И хотя мама даже в песнях не одобряла азартные игры и пари, она невольно притоптывала в такт ногой.
Закончив эту песню, мистер Боуст запевал своим звучным тенором «Три слепых мышонка», где-то в середине песни к нему присоединялся альт миссис Боуст, потом поочередно вступали сопрано Лоры, контральто мамы и голоса Мэри и Кэрри. Допев до конца, мистер Боуст начинал все сначала, а остальные в том же порядке ему вторили, как бы повторяя по кругу музыку и слова:
Три слепых мышонка —За фермершей гуськом,А фермерша отрезала хвосты им тесаком.Неужто с этой сказкою ты даже не знаком?
Три слепых мышонка…
и пели до тех пор, пока папа, не удержавшись, прыскал. После этого песня заканчивалась взрывом смеха, а папа для разнообразия вспоминал какую-нибудь старую песню, под которую, как он говорил, можно хорошенько выспаться. Например:
Этой ночью от нас леди Нелли ушла,Этой ночью ушла черно-синею,И набат зазвенел: больше нет моей Нелл,Самой лучшей невесты в Вирджинии!
или:
Была черноглаза Алиса Бен Болт,И память о ней не пропала:Ты ей улыбнешься — смеялась она,Нахмуришься — в страхе дрожала,
и еще:
Порой, пред тем, как в час ночнойДремота овладеет мной,Ко мне нисходит сладкий светПрошедших дней, минувших лет.
Лора еще никогда не чувствовала себя такой счастливой. Но больше всего ей нравилась такая песня:
Как смеет берег Бонни ДунЦвести со щедростью такой,А птички — петь, когда душаМоя исполнена тоской?!
Дорогой пилигримов
Как-то воскресным вечером, когда под звуки папиной скрипки все дружно пели:
Когда все мы веселые песни поемВ доме, полном тепла и пищи,Кто-то сквозь непогоду бредет вперед,И ему далеко до жилища,
из-за двери внезапно раздался чей-то громкий голос:
Протяните же руку тому, кто еще не окончил поход,Кто без крова, без друга путем пилигримов идет.
От неожиданности папа уронил скрипку на стол, она как бы в изумлении взвизгнула и смолкла, а папа бросился к дверям. Всех обдало волной лютого холода, но папа быстро захлопнул дверь. Снаружи послышались голоса, дверь снова распахнулась, и в комнату ввалились два незнакомца, с ног до головы покрытые снегом.
— Я поставлю ваших лошадей в конюшню и мигом вернусь! — крикнул папа.
Один из приезжих был высокий и худой. В щели между его шарфом и шапкой Лора разглядела голубые глаза и вскрикнула:
— Преподобный Олден!
— Не может быть! — воскликнула мама. — Неужто это вы, брат Олден?
Гость тем временем снял шапку, и все увидели его веселые глаза и черные волосы.
— Как мы рады вас видеть, брат Олден! — продолжала мама. — Садитесь поближе к огню. Вот уж поистине приятный сюрприз!
— Для меня это не меньший сюрприз, сестра Инглз, — отвечал преподобный Олден. — Я расстался с вашим семейством на Тенистом Ручье и понятия не имел, что вы уехали дальше на Запад. А мои маленькие деревенские девочки тем временем стали совсем большими.
У Лоры от радости застрял комок в горле, и она ни слова не могла вымолвить, а Мэри вежливо сказала:
— Как приятно снова встретиться с вами, сэр.
Лицо ее радостно засияло, и только в слепых глазах не выразилось ничего.
При виде этих неподвижных глаз преподобный Олден вздрогнул, быстро посмотрел на маму и снова перевел взгляд на Мэри.
— А это наши соседи, — представила мама мистера и миссис Боуст.
— Вы так прекрасно пели, когда мы сюда подъезжали, — сказал преподобный Олден.
— Но и вы пели ничуть не хуже, сэр, — заметил в ответ мистер Боуст.
— О нет, это не я, а мой спутник Скотти, — возразил преподобный Олден. — Я слишком замерз, а его греет рыжая шевелюра. Преподобный Стюарт, это мои старые добрые друзья, а с ними их друзья, так что все мы теперь будем тоже друзьями.
Преподобный Стюарт был так молод, что казался просто большим мальчиком. Волосы у него были огненно-рыжие, лицо покраснело от мороза, а серые глаза ярко сверкали.
— Накрой на стол, Лора, — сказала мама, надевая фартук.
Миссис Боуст тоже надела фартук, и все трое принялись за дело — размешивали уголь в печке, грели на огне чайник, пекли лепешки и жарили картофель, а мистер Боуст беседовал с гостями. Папа вернулся из конюшни еще с двумя приезжими, которым принадлежали лошади. Они ехали занимать участки на реке Джим.
Преподобный Олден сказал:
— Скотти и я — всего лишь пассажиры. Мы услышали, что на реке Джим имеется поселок под названием Гурон. Общество миссионеров послало нас туда осмотреться и узнать, можно ли там открыть церковь.
— По-моему, там только собираются строить поселок, — сказал папа. — Я видел, что он отмечен на карте железной дороги. Но сколько мне известно, там еще нет ни одного строения, кроме трактира.
— Тем больше оснований строить церковь, — весело возразил преподобный Олден.
После ужина он подошел к дверям чулана, где мама с Лорой мыли посуду, поблагодарил за вкусный ужин и сказал:
— Поверьте, сестра Инглз, я очень огорчился, увидев, какое несчастье постигло Мэри.
— Да, брат Олден, — грустно ответила мама. — Порой очень трудно смириться с волей Божией. На Тенистом Ручье мы все переболели скарлатиной, и некоторое время нам приходилось очень тяжело. Но я благодарна за то, что мы не лишились никого из наших детей. Мэри — большое утешение для меня, брат Олден. Она ни разу не возроптала.
— Мэри — редкой души человек и урок для всех нас, — сказал преподобный Олден. — Мы должны помнить, что Господь карает тех, кого любит, а сильные духом способны обратить всякое зло в добро. Не знаю, известно ли вам и брату Инглзу, что существуют колледжи для слепых. Один такой колледж находится в штате Айова.
Мама судорожно вцепилась в край полоскательницы. У нее было такое лицо, что Лора испугалась. В ее нежном голосе зазвучали хриплые нетерпеливые нотки:
— Сколько это стоит?
— Не знаю, сестра Инглз. Если хотите, я наведу справки.
Мама проглотила застрявший в горле комок и снова принялась мыть посуду. На лицо ее по-прежнему страшно было смотреть.
— Мы не можем себе этого позволить, — сказала она. — Но возможно, через некоторое время… если это стоит не очень дорого, нам это удастся… Я всегда хотела, чтобы Мэри получила образование.
У Лоры бешено стучало сердце. Мысли таким диким вихрем проносились у нее в голове, что она не успевала в них разобраться.
— Мы должны уповать на Господа, который печется о нашем благе, — сказал преподобный Олден. — Желаете ли вы, чтобы мы все вместе помолились, когда вы закончите работу?
— Разумеется, преподобный Олден, — отвечала мама. — Я уверена, что и все остальные тоже хотят помолиться.
Мама и Лора убрали посуду, вымыли руки, сняли фартуки и пригладили волосы. Тем временем преподобный Олден серьезно разговаривал с Мэри, миссис Боуст играла с Грейс, а мистер Боуст беседовал с приезжими об овсе и пшенице, которые он намеревался посеять, как только сможет распахать свою землю. Когда мама вошла в комнату, преподобный Олден встал и сказал, что перед сном все могут освежить свои души молитвой.
Хозяева и гости преклонили колени, а преподобный Олден вознес мольбы ко Всевышнему, которому известны все сокровенные помыслы людей, обратить на них взор свой, простить им все прегрешения и наставить на путь истинный. В комнате воцарилась тишина. Лоре казалось, будто она — сухая, покрытая горячей пылью трава, опаленная засухой, а эта тишина — живительный, прохладный и ласковый дождь, пролившийся на нее с неба. Молитва поистине всех освежила. Теперь, когда на Лору повеяло прохладой, она почувствовала в себе такие силы, что всё стало очень просто — она будет упорно трудиться и отказывать себе во всем, лишь бы Мэри смогла поступить в колледж.
После молитвы мистер и миссис Боуст поблагодарили брата Олдена и ушли к себе домой, а Лора с Кэрри снесли вниз Кэррин тюфяк и одеяла. Мама расстелила их на полу возле печки.
— К сожалению, у нас только одна кровать. Боюсь, что и одеял на всех не хватит, — извинилась мама.
— Не беспокойтесь, миссис Инглз, — сказал преподобный Олден. — Мы укроемся своими пальто.