Мари-Од Мюрай - Мисс Черити
МАРШАЛЛ
Если хотите, приходите завтра. Они расстроились, скрывать не стану. Но только потому, что очень вас любят. И любят по-прежнему.
Я
Ваша семья много для меня значит, Маршалл… вы все такие юные, веселые, любящие! У меня никогда не было настоящей семьи. Я росла одна-одинешенька в своей детской. Понимаете, мои сестры, они…
Я замолчала. Странная, нелепая тоска… Но она никуда не делась. Я так с ней и жила.
МАРШАЛЛ
Считайте меня братом, Черити. Братом, хм-м-м… Если позволите.
Я (беру его за руку)
Это лучшее, что случилось со мной за последнее время!
Но в то лето я так и не увиделась ни с ним, ни со Шмалями, поскольку уехала с родителями в Дингли-Белл. В конце августа садовник Нэд принес тревожную весть. Владельцы дома вынуждены будут выставить его на продажу. Значит, следующее лето – вдали от Кента, Нэда, Нефертити, от рыбалки? Нет, я не могла этого представить. Папа тоже, судя по всему, огорчился, и я надеялась убедить его выкупить Дингли-Белл. Нэд сказал, что «цена ему две тысячи фунтов», сумма показалась мне приемлемой.
В первых числах сентября папа сообщил, что возвращается в Лондон, чтобы обсудить кое-какие сложные дела с нашим поверенным мистером Талкингорном. Речь шла о деньгах, вложенных в какое-то предприятие по совету мужа Энн. Нам с мамой папа предложил остаться в Дингли-Белл, как обычно, до конца месяца.
Я
Я бы предпочла уехать с вами. Мне… мне скучно.
ПАПА (удивленно)
Вам? Вам может быть скучно?
Но он не стал расспрашивать, заметив, что я покраснела.
По правде говоря, мне надо было вернуться в Лондон из-за Глэдис Гордон. Ей исполнилось девятнадцать. Далеко не красотка, зато с роскошной шевелюрой и задорным взглядом. Ленивая, лукавая, жуликоватая, говорила нескладно и совершенно не умела себя вести. Зато любила животных, позировала для моих портретов и разносила мои письма. Какая ни есть, она меня устраивала. К несчастью, она устраивала еще торговцев каштанами и чистильщиков обуви. И случилось то, что должно было случиться. Заливаясь слезами, Глэдис призналась в содеянном. Произошло это в последних числах августа. Глэдис прекрасно понимала, что, когда мои родители узнают, ее выгонят на улицу. Когда же я спросила, не собирается ли тот, кто навлек на нее беду, жениться, она даже не смогла назвать его имени.
ГЛЭДИС
Я не из тех, на ком женятся. Я из тех, кто в реку бросается.
Тут я подумала о Табите. Несчастная Глэдис затягивала пояс точно так, как когда-то Табита, в надежде, что никто ни о чем не догадается. Я не знала, чем ей помочь. На ум приходил давно прочитанный леденящий кровь французский роман из библиотеки семьи Бертрам о том, как юная леди-аристократка скрывала свое положение, а потом бросила дитя на паперти. Это был единственный источник, откуда я могла почерпнуть сведения о том, как вести себя в подобной ситуации. Но я понимала, что одна не справлюсь, мне понадобится помощь, а ее легче найти в Лондоне, чем в деревне графства Кент. Однако, подойдя к «Мечтам о розах», я узнала от соседей, что Шмали уехали на несколько дней на море в Брайтон. Маршалл Кинг уехал в Бат. Оставался последний адрес, но туда идти не хотелось.
Днем я велела Глэдис поджидать мистера Эшли у театра Сент-Джеймс. Я понятия не имела, где он живет, но знала, что каждый вечер он играет Сесила Грэхема. Глэдис вернулась вечером, и я сразу отправила ее в гостиную: мама уже несколько раз ее звала. Глэдис удалось сочинить что-то о своем долгом отсутствии, ее отчитали, а потом ей пришлось прислуживать за ужином. Она выглядела белее собственного фартука, и я боялась, что ей станет дурно. Когда наконец Глэдис смогла подняться на четвертый этаж, она взглянула на меня так жалобно, как смотрят животные, чуя неминуемую смерть.
Я
Ну что, нашли его?
ГЛЭДИС
Не нашла, мисс. Зато узнала, где он бывает. В «Святом Георгии с Драконом».
Я
Это трактир?
ГЛЭДИС
Да, мисс, неподалеку от театра. Девчонка, вроде актриса, сказала: «Если хотите его увидеть, он там днями напролет ошивается».
Сведения были получены, оставалось лишь отыскать трактир. Чем я и занялась на следующий день в обеденное время. Сначала я заглянула внутрь «Святого Георгия с Драконом» с улицы, но маленькие квадратные окошки мутного стекла не позволяли ничего рассмотреть. Так мне впервые в жизни пришлось зайти в кабак. Внутри оказалось накурено и шумно, подавальщики в длинных белых фартуках сновали между столами, держа над собой на вытянутой руке гроздья пивных кружек и блюда с горячим отварным мясом, запах от которого плыл по всему залу. В глубине за деревянными стойками сидели плохо различимые из-за дыма посетители, которые пили, орали и горланили песни. Мне показалось странным, что можно упиться до такого состояния в столь раннее время суток, но потом я вспомнила слова миссис Картер: «Мистер Эшли кутит». Я подошла к девице за буфетной стойкой, которая одну за другой наполняла кружки из пивной бочки, но она была так занята, отвечая на шутки посетителей, что меня попросту не заметила. В конце концов я набралась храбрости и спросила у подавальщика, нет ли здесь мистера Эшли. Он смерил меня насмешливым взглядом, и я покраснела.
ПОДАВАЛЬЩИК (весьма фамильярно)
Вон он, крошка. Но не стоит закатывать ему сцену. Договорились? Он дамочек любит, он их не обижает. Они все ему подружки. И, если что, вообще кузины.
Казалось, его крайне забавлял мой вид благовоспитанной девушки.
Я
Мне нужно кое-что передать мистеру Эшли. Не могли бы вы сказать, что его ждут у выхода?
ПОДАВАЛЬЩИК
А кто его спрашивает?
Я
Мое имя ему ни о чем не скажет.
Подавальщик ушел, ухмыляясь. Пришлось ждать; из-за духоты я едва дышала. Завсегдатаи стояли спиной ко мне, и я слышала лишь обрывки разговоров.
ПЕРВЫЙ
Как там Сент-Джеймс?
ВТОРОЙ
Что ни вечер – аншлаг, старина.
ТРЕТИЙ
Об этом мистере Уайльде ходят презабавные слухи…
Наконец я увидела, что мистер Эшли направляется ко мне. Выглядел он точно так, как я представляла кутилу: лихорадочно блестящие глаза, взъерошенные волосы и развязанный галстук. Ему бы прекрасно удалась роль опустившегося младшего сына, сцена 2, акт III. При виде меня он оторопел.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Мисс Тиддлер! Что стряслось?
Я поднесла руку к груди. Не хватало воздуха. Он все понял и вывел меня на улицу.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Вот так, дышите глубже. Обопритесь на меня. Пройдемся…
Я взяла его под руку, и мы молча сделали несколько шагов.
Я
Вы, должно быть, удивлены моему появлению в таком месте. Я вас искала…
Мистер Эшли, не говоря ни слова, продолжал идти рядом, опустив голову. Видимо, он тоже страдал мигренью.
Я
Я правда не знаю, что делать. У меня так мало опыта, я так оторвана от мира. У кого еще мне просить помощи?
Мистер Эшли по-прежнему молчал, и я начала сердиться.
Я
Конечно, всегда можно… скрыть некоторые вещи. Но потом все равно это становится заметным. И когда приходит время… Что тогда делать, куда идти? Как вы считаете, его правда можно бросить на паперти?
Мистер Эшли замер. Потом резко развернулся ко мне.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Послушайте, о чем вы?! Спрятать что? Бросить кого? Только не говорите… Вы? Нет!
Он вперил в меня взгляд умалишенного. У меня подкосились колени.
Я
Мистер Эшли, я говорю о Глэдис. Глэдис Гордон.
Мистер Эшли поднес руку ко лбу, пробормотав: «Черт побери!» – у него имелась дурная привычка сквернословить. Видимо, он все-таки страдал мигренью.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Предлагаю успокоиться и начать с начала. Глэдис – та ваша горничная, которая просила мою фотографию? От фотографии забеременеть сложно. Ведь именно об этом идет речь? Она беременна? Ладно, не отвечайте. Я понял.
Я
Ее выгонят. И что потом с ней будет?
КЕННЕТ ЭШЛИ
Даже не пытайтесь представить. Тот, кто сделал ей ребенка, не изъявил желания жениться? Или она не знает, кто именно… Не отвечайте. Я понял.
Вдруг он схватил меня за плечи.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Когда же вы наконец перестанете заботиться о крысах, сумасшедших и падших девицах, скажите?
Я (растерянно)
Но, мистер Эшли…
КЕННЕТ ЭШЛИ
Молчите, вы меня злите. Пусть ваша девица зайдет ко мне завтра в полдень в «Святого Георгия».
Я
Но… что вы задумали?
КЕННЕТ ЭШЛИ
Мисс Тиддлер, позвольте мне уладить это дело самому, а вы идите домой и рисуйте дальше кроликов и мышек.
Я
Мистер Эшли, я же не ребенок и не идиотка. Мне нужна ваша помощь, но я должна знать, что станет с Глэдис.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Мисс Тиддлер, вы живете в своем мире, а я – в своем. Иногда наши пути пересекаются по воле Божьей, но миры наши не соприкасаются. Там, где я живу, то, что произошло с Глэдис, – обычное дело, и мы знаем, как решать такие вопросы.
Он подал руку, и мы снова двинулись к стоянке фиакров.