Михаил Коршунов - Бульвар под ливнем (Музыканты)
Пришел Ладя. Он ежедневно приходит к Санди. Он теперь не хочет быть без нее ни дня и ни часа.
— Даже ни секунды! — кричит Ладя каждый раз, когда Санди отправляет его на занятия.
За друга пытается заступиться Арчибальд, он тихонько лает на Санди и смотрит ей в глаза, просит, чтобы не выгоняла Ладю.
— Арчибальд, — говорит Ладя уже в дверях. — Лично они… — и он, как всегда в таких случаях, мизинцем показывал в сторону Санди, — они со мной, так вот… За дверь меня… Гонют, как унтера какого-нибудь…
Арчибальд провожал Ладю до крыльца подъезда — это все, что он мог сделать для друга.
Сегодня Ладя решил остаться подольше: он мог пропустить занятия по физическому совершенствованию. Потом отработает совершенствование.
Ему тоже хотелось, чтобы Санди что-нибудь примерила из того, в чем она будет совсем скоро. Этот день Ладя отметил в календаре: нарисовал утенка — это единственное, что он умел рисовать с детства.
И сегодня Санди закричала:
— Смотри!
Она надела длинные белые перчатки и в своем ситцевом халатике, в шлепанцах, выставив одну ногу и подняв высоко руку, застыла перед Ладькой, как юный Пушкин перед Державиным.
И тогда Ладька не выдержал, разорвал пакет Адели Степановны, схватил горсть риса и засыпал им Санди так, что рис густо повис в ее волосах и рассыпался вокруг нее с тихим шелестом.
Когда Оля пришла в консерваторскую диспетчерскую, ей сказали, что завтра к десяти утра ее вызывают в Министерство культуры, в международный отдел.
Оля подумала, что это ошибка, но диспетчер сказала, что ошибки нет — приглашается Ольга Николаевна Гончарова, органистка, в отдел стран Западной Европы и Америки Управления внешних сношений Министерства культуры СССР. Олю разыскивали в музыкальной школе, а потом обратились сюда. Все правильно.
Сегодня Оля хотела подобрать на органе для второй части «Слова о полку Игореве» наилучший вариант сочетания регистров, проверить фразировку, темп.
Кричали в степи лебеди — и печально, и далеко. Это голос Игоря-князя, попавшего в плен к половцам. Высажен Игорь-князь из седла золотого да в седло рабское, отвержен от дедовской славы. Лебеди далекие и печальные, их крик повисает над землей. А потом ответный голос Киева — звонят к заутрене колокола, почувствовали в Киеве, что беда с русскими полками случилась: всю ночь «граяли» на кровлях черные вороны, доносились голоса половецких дев, прославляющих победу своих мужей.
Оля написала эту часть несколько дней назад. Первый вариант. Условно назвала «Юный князь». Показала Ипполиту Васильевичу Беленькому. Он посмотрел и сказал, мало голосов, перекличек между киевской землей и юным князем, мало противоположных красок.
Оля согласилась с Ипполитом Васильевичем. Теперь она усилила голоса, разность их звучания — лебеди и заутреня в Киеве, крики воронов и голоса половецких дев, и в то же время провела отчетливее общую тему — тему России, Родины.
Когда Оля впервые решила написать музыку по мотивам «Слова» для органа, многие удивлялись, но Оля знала, что орган на Руси древний и народный инструмент, на нем любил играть Глинка. Пьесы Глинки, построенные на русских народных песнях, исполнялись на органе публично.
Движутся знамена русских и боевые хоругви с ликом Георгия Победоносца, Солнечного воина, навстречу лавине серых татарских бунчуков. Оля слышала, как «гремлют» мечи и секиры и в тучах «трепещут синии молнии»; видела князя Игоря и его брата Всеволода, гибель их дружин. И как потом, уже на Куликовом поле, рождалась новая великая Русь под теми же знаменами и ликом Солнечного воина. Мотив будущего, когда уже не Киев, а Москва несла победу и объединение Руси. Этого Оля будет добиваться в заключительной части произведения. Оля написала и эту часть, но никому еще не показывала.
Оля подобрала регистры для «Юного князя», разметила педальную аппликатуру. Потом решила, что, может быть, напишет еще партию рояля, подключит рояль к органу. В последней части — как объединение двух сильных инструментов. А может быть, с самого начала писать для органа и фортепьяно?
Оля пошла на лестничную площадку между первым и вторым этажами, проверила расписание занятий на завтра: гармония — профессор Кудрин, история зарубежной музыки — доцент Рогачева. Кто-то написал карандашом: «Двурукие — играйте синхронно». Выпад теоретического факультета, потому что теоретикам недавно тоже кто-то написал: «Умейте отличать композиторов, находящихся впереди, от композиторов, забегающих вперед».
Дружеская пикировка на консерваторском уровне.
Оля решила заглянуть сегодня в школу. Давно собиралась это сделать: вдруг кто-нибудь знает об Андрее. Он должен все-таки поскорее вернуться в Консерваторию, он должен начать себя заново и в музыке и как-то в личной жизни. У Андрея музыка всегда зависела от личной жизни. Впрочем, не у него одного это так. Оля заходила в деканат струнного отделения, пыталась узнать, но никто не знал, где Андрей. Профессор Мигдал попросил пока оставить Андрея в покое, а просьбу такого профессора, как Валентин Янович, выполнит любой деканат.
Чибис оделась и вышла из Консерватории. По пути заглянула в нотный магазин «Лира», спросила о новой книге по композиции.
— Как получим, я вам оставлю, — сказала продавщица. Она знала всех профессоров и студентов в лицо.
В школе, в учительской, Чибис застала только Евгению Борисовну. У нее Чибис не хотела ничего узнавать. Татьяна Ивановна раскладывала пасьянс «шлейф королевы».
Оля подсела к столу. Ей нравились пасьянсы своей отрешенностью: не надо думать ни о чем сложном и личном — перекладываешь цветные картинки, как детское лото, ищешь заданное сочетание.
Появился директор школы Всеволод Николаевич.
— Вижу, — сказал он Татьяне Ивановне. — Испытываете судьбу.
Татьяна Ивановна смутилась.
— Здравствуйте, Гончарова. «Шлейф королевы» — это именно то, что вам сейчас нужно.
Оля не поняла директора, тоже смутилась.
— Я имею в виду Великобританию.
Оля опять ничего не поняла.
— Вас приглашает в Англию господин Грейнджер на симпозиум органной музыки.
Оля стояла растерянная. Она до сих пор донашивала свое школьное коричневое платье и была по виду все еще школьницей.
— Вам не сообщили в Консерватории?
— Сказали, что должна явиться завтра в международный отдел.
— Это и есть то, что я вам сказал. Ну, и то, что вам скажет «шлейф королевы».
Всеволод Николаевич заспешил по коридору, потому что из какого-то класса донеслись ребячьи голоса, а потом звук, похожий на электромеханическую пилу, которая распиливает что-то на доски.
Тетя Таня убрала карты.
— Надо поискать Верочку ему в подмогу.
— Верочки в школе нет, — сказала Чибис.
— Значит, я ее прозевала. Ты посиди, а я пойду с ним.
Чибис вновь села к столу.
И вдруг она поняла, ощутила совершенно ясно для себя, что если произойдет такое и она поедет на симпозиум в Англию, то повезет не Баха, нет; она повезет русскую органную программу, совершенно новую для всех и для нее, и это будет не готический стиль высоких микстур и не французская музыка с язычковыми регистрами. Она отыщет в Исторической библиотеке или в Ленинской старинные ноты или использует то, что привезла из Новосибирска в списках из бывших староверческих скитов, и подготовит «светло-светлую» землю Русскую, Гардарику, как называли ее в древние времена, что означало Страна городов.
Вот как все это должно быть.
Оля вытащила из колоды одну карту. И это была не пика. И Оля подумала об Андрее.
На следующий день Оля пришла в Министерство культуры, разделась и поднялась на лифте на третий этаж.
Оля прошла по коридору и остановилась перед дверью с номером пятьдесят четыре — международный отдел. Остановилась, и стоит, и понимает, что это глупо стоять и не входить, но с ней именно так все и бывает. Никогда прежде она не могла войти ни в учительскую, ни в кабинет к директору школы или теперь в кабинет декана или проректора Консерватории. Она подходила к дверям и замирала, так же замирала, как перед клавишами органа: она всегда не доверяла себе.
Дверь отворилась, и вышла женщина. Едва не наскочила на Олю, потому что не ожидала, что кто-то стоит у дверей. Оля совсем растерялась.
Женщина извинилась перед Олей и собралась идти по коридору, но заметила, что Оля продолжает стоять перед дверью. Тогда женщина спросила:
— Вам кого?
— Меня вызывали, — сказала Оля.
— Вы Гончарова? — спросила женщина. — Мы вас приглашали.
И Оле показалось, что женщина даже как-то выделила слово — приглашали.
— Идемте со мной. — Женщина была высокая, с прямой, как у балерин, спиной, в темном костюме, в белой кофточке. Голос у нее был спокойный. Оля уважала женщин с такими спокойными голосами, и она была рада, что помедлила входить в двери, и вот вышла эта женщина.
