Юрий Иванов - Роман-газета для юношества, 1989, №3-4
— За винтовками?!
— Тихо, тихо! — Пургин нахмурился.
— Куда это вы? — с тревогой спросила Нина. — Скажите. Я буду нема, как саркофаг!
— Я готов. — Володя поднялся и стал торопливо одеваться. Помялся. — Товарищ лейтенант… Толя, мы должны взять и ее. Она может на телефоне сидеть.
— Сидеть? — усмехнулся Пургин. — Бывает, надо соединять провод под обстрелом, под пулями.
— Ну и что? И стирать буду. И шить… И готовить.
— Не знаю, не знаю…
— Мы обязаны ее взять, — настойчиво произнес Володя и опять понизил голос. — Дело в том, что и она знает, где Любины винтовки. Мы там с ней бродили, по тем самым местам. То место знаю я, но, подходя к нему… Нина, ты нашла бы тот, — Володя сделал нажим на слова «тот», — овраг?
— С закрытыми глазами!
— Вот видите? Тем более — зима.
— Все понятно. — Пургин усмехнулся, поднялся, строго поглядел на Нину. — Не испугаешься фашистов?
— Толик, я так…
— Товарищ лейтенант, — поправил ее Володя. Товарищ лейтенант, — согласно повторила Нина. Я ведь спортивная, я проползу, просочусь.
— Проползешь? — Пургин поднялся и резким движением поправил ремень. — Беру вас обоих. Поживите у меня недельку, подкормитесь, а потом…
Володя, ставь чайник и зови старика. Принес я тут кое-что съедобное.
Когда пили чай, Нина шепнула Володе:
— Заметил, как он на меня глядел? Как на взрослую девушку, а не как на девчонку.
— Ничего я такого не заметил, — сердито буркнул Володя.
Неделя пролетела незаметно. Жили они эти дни не в блиндаже Пургина, как предполагал Володя, а в небольшом доме старинного парка, по-видимому, на «островах». Привезли их туда в закрытой машине. В доме было размещено человек сорок, так прикинул Володя. Спали на двухэтажных койках. В одной комнате — парни, в других — девушки. «Разведчики», — догадался Володя. Да и как не догадаться? В самой большой из комнат, в дверь которой он как-то заглянул, на длинных столах были установлены радиопередатчики, в другой комнате по стенам развешаны карты, а метрах в ста от дома находился открытый тир, из которого каждый день доносилась пальба.
Поднимались они рано утром, завтракали, и Пургин уводил их в парк на занятия. Они ходили по тропинкам парка, ходили то медленным, то быстрым шагом. И ползали по снегу. Кружилась голова, и Володя и Нина быстро уставали, и старший лейтенант приказывал им отдохнуть. «Глубже дышите, глубже вдохи», — командовал он, а потом опять говорил: «Ну, потопали, ребятки».
Володя все ожидал, что старший лейтенант скажет: «А теперь мы пойдем в тир». Какое там. Вместо тира в один из дней Пургин заставил их почти полдня ползать сначала в одну, потом в другую сторону через длинную и узкую трубу под мостиком.
…Уезжали из парка на той же закрытой машине. Пургин дал им овчинную шубу, и Володя с Ниной, закутавшись в нее, устроились в углу кузова. Несколько раз автомобиль останавливали: проверка документов. Нина дремала, а Володя прислушивался к звукам, доносящимся извне. Куда их везут? Автомашина снова остановилась, хлопнула дверка кабины, и послышался голос Пургина: «Приехали. Вылезай».
Было темно. Вечер. В небо взлетали осветительные ракеты, и тени будто корчились на снегу. Глухо постукивали пулеметы, и снопы трассирующих пуль прошивали темень: рядом линия фронта.
В блиндаже Пургина веснушчатый телефонист сидел в углу и бубнил в трубку полевого телефона. На скамейке у стены — мужчина в белом полушубке, тот самый майор Громов. Он протянул Володе жесткую холодную ладонь. Посмотрел на Пургина.
— Потренировались недельку, — сказал лейтенант. — Оба горят жаждой мести подлюгам, гм, фашистам. Верю: пройдут.
— И я верю, — сказал Громов и поднял глаза на Нину.
— А я… я в цирке по проволоке ходила, — торопливо сказала Нина.
— По проволоке? Что же, тут тоже, как по проволоке, чуть оступишься и — вниз. И сетки для страховки нет. — Майор достал из сумки карту и расстелил ее на столе. Ткнул пальцем в жирную извилистую линию. — Передний край. Пунктирная линия, пересекающая его, — труба коллектора. Уж так счастливо получилось, проходит как раз под окопами фрицев.
— Ползти надо по ней?
— А мышей там нет? — притворно испуганно прошептала Нина.
Майор строго взглянул на нее.
— Труба чертовски узка. И длинная. Но вы пролезете. Выходит она вот сюда, в овражек, к дороге. Вот эта широкая заштрихованная полоса — прифронтовая зона. Зона «А». Говорил вам о ней Пургин?
— Все говорил, — подтвердил Володя. — Что это — самое опасное место, что надо идти ночью, глядеть в оба… — Майор кивнул: все правильно, слушаю дальше. — А мы с Ниной родителей потеряли, бродим из поселка в поселок, а живем в подвалах брошенных домов. И идем мы сейчас за картошкой в… — Володя замолк — куда конкретно и к кому им надо идти, Пургин еще не говорил.
— Доберетесь до поселка. Оттуда на поезде поедете в Гатчину, — сказал майор и вынул из сумки ручные часы на ремешке. — Из Гатчины пойдете в деревню Химки. И вот эти часы сменяете на картошку в доме номер тридцать два. Все ясно?
— Все ясно, — сказал Володя.
Майор надел ему часы.
— А как назад? И когда?
— Этому человеку и покажете, где лежат винтовки. Он же поможет вам добраться назад. Когда? — возвращаться немедленно. Все ясно? — Майор поднялся из-за стола. Коротко, крепко обнял Володю, Нину — Счастливого пути!
Часов до двух ночи спали. Вернее, Нина, а Володя был готов сейчас же, не медля ни минуты, идти, ползти, пробираться в деревню Химки. Скорее, скорее в путь! Значит, там уже есть отряды, уже есть бойцы, которым так нужны Любины винтовки. Двести бойцов с винтовками. Сколько подлых фашистов можно уничтожить! Люба… дед Иван… мама, отец… Вновь и вновь он видел растерзанную, замученную Любу, лежащего в сарае деда Ивана и вновь и вновь ощущал в своих руках безвольную тяжесть еще теплого, но уже неживого тела совершенно незнакомой, но до боли близкой ему Лидочки Снегиревой…
И Пургин не спал. Бродил по блиндажу, выходил, с кем-то переговаривался. Приходили и уходили бойцы в белых маскировочных халатах и о чем-то докладывали. «Сова… Сова. Я — Кедровка, — время от времени бубнил телефонист и порой подзывал Пургина: — Товарищ лейтенант. Сова на проводе».
Все же Володя заснул, а когда Пургин подергал его за ногу, Володя сел, растолкал Нину. Пожилой усатый солдат внес и поставил на стол две кружки с крепким дымящимся чаем. Положил два ломтя хлеба с салом. Пургин протянул руку Нине, она спрыгнула с нар, лейтенант подхватил ее, улыбнулся. Володя сурово глянул на них — такое задание, а они!
Пургин пододвинул им кружки.
— Пейте и слушайте. Володя, в Поселке бывал?
— Угу, — отозвался он, вонзая зубы в краюху хлеба.
— На окраине пять больших домов было, помнишь?
— Помню. И магазин.
— Разрушены дома. Подвал, в котором вы живете, в крайнем доме, вход завален. Пробираться можно со двора — внимательно меня слушайте! — со двора через подвальное окошко. Топчан там, печка. Утром потолкаетесь на рынке. Жители окрестных поселков и деревушек туда собираются и немецкие солдаты. В общем, барахолка. Задержат, так чтобы знали, сколько что стоит. До Гатчины — поездом.
— А в Гатчину ехать зайцами?
— Вот вам двести марок. На проживание. Гм, можете себе купить что-нибудь на барахолке. Дальше, две справки, что проживаете в Гатчине и имеете разрешение на выезд в ближайшие деревни.
Володя отодвинул кружку, взял жесткий бланк. Немецкий и русский текст. Печать с орлом. А Пургин, поднявшись, принес из угла блиндажа два зеленых помятых рюкзака.
— Это твой, Володя. Тут у тебя — две мужские рубахи, кожаный ремень, вязаные варежки. Для обмена на продукты. Сухари. Фонарик. Брикетик немецкого эрзац-масла — уже выменял. Нина, твой мешок. Шелковое платье, комбинация…
— Ой, какая хорошенькая! — воскликнула Нина и, взяв розовую с кружевами рубашку, встала, прикинула на себя. Володя возмущенно поглядел на Пургина, а тот усмехнулся, отвел глаза, — Вот бы мне такую.
— Ну, ты даешь, Нинка, — сказал Володя, — Это ж — казенное.
— Какая жалость, — Нина вздохнула и сунула рубашку в рюкзак.
— Быстренько завтракайте, — поторопил Пургин. — Пора.
Сжав ладонями кружку, Володя хлебнул раз — другой, а потом резко отодвинул кружку и стал надевать пальто.
Ночь, ни зги не видно! И они некоторое время постояли, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте. После душного блиндажа приятно было вдыхать свежий, пахнущий еловой хвоей воздух.
Чуть слышно прохрустел снег, и к ним подошли два бойца в белых маскировочных халатах. Они пошептались с Пургиным, старший лейтенант махнул рукой Володе и Нине: за мной! — и двинулся по едва приметной тропинке вслед за бойцами. Спустились в окоп. Бойцы вылезли и исчезли. Прошло минут пять, над краем окопа показалась голова одного из бойцов, послышался шепот:
