Юрий Сальников - Шестиклассники
Отставшие ещё копошатся около тисков, думая хоть за перемену наверстать упущенные на уроке минуты. Упорно не бросает дела и Галкин.
Обычно после сдвоенных уроков слесарного дела Иван Осипович сам старается поскорее выпроводить ребят из мастерской, чтобы успеть приготовить её к приходу следующего класса, но сейчас кончились последние уроки, и учитель не спешит. Поэтому и ребята задерживаются, чувствуя себя свободно, — ведь урока уже нет, значит, можно переброситься громкими фразами и незаметно от Ивана Осиповича крутнуть какой-нибудь рычаг у токарного станка — вообще-то шестиклассников к станкам не подпускают!
— Кыш, кыш, — слышится и сейчас голос учителя.
— Ребята! — раздался призыв Кузеванова. — Все давайте в класс. Надо выбрать, кого пошлём на общегородской пионерский слёт!
— Нам в пионерскую комнату надо, — застрекотали девочки, которые клеили сегодня флажки.
— Всем, всем — непреклонно повторил Кузеванов. — Мы недолго!
— Третье звено! — объявила в другом углу Маша Гусева. — Сбор с Еленой Максимовной завтра в десять утра! Собираться у школы!
— Можно прямо ко мне! — крикнул Галкин.
Все договаривались о разных интересных делах.
Только Дима почему-то молчал о встрече с учёным из Академии, и Стасику стало обидно. Он оглянулся, но Шереметьева нигде не было: должно быть, уже вышел из мастерской.
Стасик решил, что, пока ребята собираются в классе, он успеет попить, и побежал к бачку с водой, стоящему в конце коридора у дверей школьного буфета.
Тут, свернув на площадку к двери буфета, он и натолкнулся на Диму.
Дима что-то торопливо жевал. Стасик налетел на него с разбегу, и Дима, попятившись, чуть не подавился, даже закашлялся.
— Ты что? — спросил Стасик, но Шереметьев глухо буркнул:
— Ничего! — И исчез.
Наливая в кружку воды, Стасик усмехнулся: «Вот чудной!»
В этот миг взгляд его упал на маленький синий комочек, лежащий поблизости на полу. Это была небрежно скатанная конфетная бумажка.
И внезапно страшная догадка мелькнула у Стасика.
Он поднял бумажку, развернул её и, кинувшись в дверь буфета, подлетел к застеклённой витрине.
Догадка казалась такой невероятной, что Стасик не поверил себе, когда увидел за стеклом на выставке в вазочке горку конфет в точно таких же синих бумажках, какую держал сейчас в руке. На этикетке, прикреплённой к хрупкой вазочке, значилось: «Карамель, 100 гр. цена — 1 рубль 40 копеек».
Так вот в чём дело!
Стасик бросился в класс.
Все уже сидели на местах. Шереметьев тоже. Он спокойно отвечал что-то Валерию Петренко, смеялся как ни в чём не бывало.
Стасик отвёл глаза в сторону. Впервые в жизни он обладал настоящей чужой тайной. Тайной, которую совсем не стремился разгадать, подражая знаменитому сыщику Джемсу Джонсону, но которую раскрыл совершенно случайно, неожиданно для себя. Не хотелось верить, что она существует, эта тайна, потому что невозможно было понять, как хватило у Шереметьева наглости всех бессовестно обмануть.
И его-то, сидящего со спокойной улыбочкой, ребята собираются выдвинуть как лучшего пионера вместе с Кузевановым и Смирновой на общегородской пионерский слёт?
— Все согласны? — не сомневаясь в том, что возражений не будет, спросила напоследок стоящая на председательском месте Ляля Комарова.
И тогда Стасик вскочил и, словно ударив по воздуху кулаком, крикнул:
— Нет, не все! Я против! Против Шереметьева! Смотрите, что у него!
Стасик подбежал к Диме и вывернул карман его курточки. На пол посыпались конфеты в синих бумажках.
— Что делаешь? — взвизгнул Шереметьев, отшатнувшись в сторону и хватаясь за карман.
— А то самое! Знаете, откуда у него эти конфеты? Они продаются в нашем буфете, и цена им — рубль сорок! Он купил их на деньги, которые «потерял»! Мы поверили, а он обманул! — У Стасика перехватило дыхание, он повернулся к Шереметьеву и презрительно закончил: — Самому тебе после этого цена рубль сорок! Понял?
Вокруг поднялся такой гам, что уже ничего нельзя было разобрать, все кричали, перебивая друг друга.
Стасик сел, дрожа от волнения.
— Тише вы, тише! — взывала Ляля Комарова.
Наконец шум стал стихать, и Таисия Николаевна сурово спросила:
— Это правда, Дима?
Глядя на учительницу исподлобья, он молчал.
— Ну что же, — сказала она. — Придется опять говорить с твоей мамой. Иди и возвращайся с ней. Слышишь? Иди сейчас же…
Дима помедлил, потом, хлопнув крышкой парты, сорвался с места.
Ребята долго ещё не могли утихомириться, даже домой расходились взволнованные, возмущённые Димкой. На слёт его, конечно, не выбрали.
В коридоре Стасика догнал Галкин.
— Ну что? — усмехнулся он. — Видишь теперь, какой твой Шереметьев? — И, собираясь бежать дальше, добавил уже миролюбиво: — В общем здорово ты его!
— Постой! — окликнул Стасик. — Скажи… Завтра сбор у вас будет? С Еленой Максимовной…
— А что?
— Да если я… приду на него… Вместе с вами!
Глаза у Галчонка задорно сверкнули.
— Где живу-то — не забыл ещё?
— Нет, не забыл.
— Тогда приходи. Ровно в десять! Да смотри не опаздывай, казак-сибиряк!
Лёня хлопнул Стасика по плечу и поскакал вперёд — непоседливый, юркий.
Глава 38. Вот они, настоящие герои!
За стенкой вовсю гремела музыка. Обычно в такое время Елена Максимовна не слушает радио, а сидит за столом и пишет воспоминания. Значит, сейчас не работает.
Да, да, вот в коридоре прозвучали её шаги.
Лёня тоже вышел из комнаты в кухню.
— Здравствуйте, Елена Максимовна!
— Здравствуй, товарищ Галкин, здравствуй. Новость слышал?
— Какую?
— Опоздал, опоздал! — Елена Максимовна широко улыбалась.
Одета она была в тёмно-синее платье с глухим воротничком, на ногах вместо домашних тапочек — чёрные туфли на низком каблуке.
«Приготовилась к сбору», — подумал Лёня.
— Опять мировое событие! — воскликнула она. — Второй спутник наши ученые запустили! Полтонны весом. Да с собакой! Вон в газете у меня, прочитай-ка, прочитай!
Она завела Лёню к себе и заставила вслух читать сообщение ТАСС.
— Видишь, видишь! В два раза выше первого летает! А простым глазом заметен — такой громадный! И сколько на нём аппаратуры! Молодцы ученые — хороший подарок сделали своему народу, молодцы!
Подарок народу! В газете, чуть ниже сообщения ТАСС, и заголовок такой помещён: «Принимай, Родина, трудовые подарки!» Но под ним напечатаны заметки уже о других делах в стране: в Баку вступила в строй новая нефтевышка, во Фрунзе началась газификация новых рабочих посёлков, в Ташкенте вытканы новые узбекские ковры, в Иркутске открыты новые кинотеатры. Везде что-нибудь новое. Это же слово набрано самым крупным шрифтом вверху полосы: «НОВЫЙ советский искусственный спутник Земли».
— Понял? — горделиво выставила указательный палец Елена Максимовна, и получилось так, будто она показывает на небо, где вращается сейчас уже не одна, а две советские луны. — Ну, марш, марш одеваться, а то не успеешь! — погнала она Лёню шутливо.
И он побежал, потому что времени оставалось действительно мало.
Через спинку стула, придвинутого к кровати, были повешены наглаженные матерью брюки, чистая белая рубашка и красный галстук.
Лёня всё это надел, вздохнув. Думаете, легко быть в ссоре с матерью и всё-таки пользоваться её повседневной заботой?
Едва Лёня успел проглотить — конечно, в холодном виде! — несколько ложек рисовой каши, как явились ребята вместе со Стасом. Они заполнили комнаты Елены Максимовны и Лёни, и в квартире сразу стало тесно и шумно. Шумно, потому что ребята уже знали о втором спутнике и немедленно принялись обсуждать, как на спутнике собака Лайка питается и вернётся ли она на Землю. Кто-то предположил, что она спустится на парашюте, но Зайцев высмеял такую антинаучную гипотезу, заявив, что парашют в атмосфере сгорит. Если уж метеоры сгорают — из железа! — так неужели выдержит материал? Но Стас доказывал, что материя бывает разная, и несгораемая тоже… Спор ничем не завершился, потому что Елена Максимовна посоветовала начинать. В руках у девочек оказались две шкатулки.
— С фотографиями, — шепнула Лёне Аня Смирнова.
— А мы всё-таки на улице будем? — спросил Возжов. — Там ветер.
Елена Максимовна рассмеялась.
— А что нам ветер, когда мы сами быстрее ветра научились вокруг Земли летать!
— А что, скоро полетим! — воскликнул Зайцев, наставляя аппарат на выходящих из подъезда ребят, чтобы запечатлеть этот важный момент для третьего номера стенной газеты.
— Да, дорогие товарищи, — произнесла Елена Максимовна торжественно. — Для вас полёт на Луну — уже реальное будущее. А вот для меня и моих друзей даже эта сегодняшняя жизнь была когда-то далёкой, недосягаемой мечтой! На моих глазах выросло всё это!
