Ольга Русанова - Сестры
— А где наша попрыгунья-стрекоза? — спросила Антонина Степановна. — Где Нина?
Женя присела на краешек дивана:
— Бабушка, я не знаю. Они все, наверное, работают в саду — делают каток.
— А почему ты в саду не работаешь?
— А я?.. — Женя покраснела. — А мне и так весело, — пробормотала она невпопад.
— Как же может быть весело, если ты ничего не делаешь? — укоризненно проговорила старушка. — Плохое веселье!
Тут вбежала Нина.
— Здравствуйте, бабуся! — закричала она. — Мне Витя сказал, что вы пришли!
Вот кому было весело! Краснощекая, смеющаяся, Нина принесла с собой неуловимый запах молодой, только что начавшейся зимы, первого снега, первого морозца. Она была в своей вязаной шапочке, похожей на красную луковицу с хвостиком. На ногах — валенки. Руки — в зеленых пушистых варежках. Она все на них посматривала — это ей сегодня Лида подарила.
Нина подбежала к Антонине Степановне и одним духом выпалила:
— Мы в саду играем! И беседка у нас не беседка, а корабль! И его льдом затерло. И он дрейфует! А я летчик, и я уже летала.
И еще оказалось, что ее ждет Маня, и другие девочки, и Лида. И она должна бежать назад, потому что ее ждут…
— Они сказали: «Возвращайся сейчас же!» — с важностью проговорила Нина.
Женя нахмурилась, заложила руки за спину и отошла к окну. Она словно не замечала Нину.
А Нина не вытерпела и тоже повернулась к окну. Женя стояла и пальцем отколупывала льдинки.
Тогда Нина обиделась. Она тоже нахмурилась, заложила руки за спину и круто повернулась.
«Батюшки мои, совсем как Женя!» — подумала Антонина Степановна.
— А покажи-ка нам, где у тебя там песчинка? Ты ведь у нас, говорят, девочка с песчинкой! — улыбаясь, старушка привлекла к себе Нину.
Нина засучила рукав и стала щупать свой покрытый ссадинами локоть.
— Вот здесь… вот тут была… — Нина оглянулась на окно. — Только она потерялась. Она, наверное, заросла.
Женя точно ничего не слыхала. «Зачем она обманывает бабушку? Как ей не стыдно!» — подумала Женя, но промолчала.
Бабушка потрогала Нинин локоть:
— Эх ты, песчинка! Ничего я не могу найти…
А Нина уже снова повернулась к Жене спиной.
— Да вы что, никак в ссоре? — поразилась бабушка.
— Нет, — сказала Женя не оборачиваясь, — я не в ссоре. Это она в ссоре.
— Я тоже не в ссоре! — сказала Нина и тоже не обернулась. — Это она со всеми в ссоре, со всеми девочками! — И, спохватившись, что ее ждут на дрейфующем корабле, Нина убежала.
— Как так, со всеми девочками в ссоре? — развела руками Антонина Степановна. — Да что ж это такое? Женя, неужто правда?
— Правда.
— Да как же так? Да как же ты одна со всей семьей поссорилась! — Антонина Степановна грузно откинулась на спинку дивана.
— Они меня обидели…
Женя подошла к дивану и начала путано объяснять. Нелегко ей было признаваться бабушке!
— Как бабу лепить или в шахматы играть, так зовут, — говорила она, перевертывая вышитую диванную подушку то на одну сторону, то на другую, — а если работать со мной, так от меня отказываются… Нина вон и то не хочет со мной уроки готовить.
Старушка долго слушала ее.
— Не нужна я им, — повторяла Женя, — со школьными делами сами управляются. И еще из списка вычеркнули… из дежурных. А в саду…
И Женя рассказала, как все девочки работали, а ей не давали, и выходило, что она только всем мешает.
— Двойку получила, — проговорила Токарева. — А все оттого, что от девочек отвернулась, особняком держишься. Сама посуди, что ж это выходит: одна ты права, а все кругом неправы? Как это говорится: вся рота не в ногу, один я в ногу! Вот и вышло: все работают, а ты баклуши бьешь. Безделье-то — самое худшее наказание. Нет, Женечка, проси прощения, да поскорей. Не то они и впрямь тебя разлюбят!
Женя и сама это понимала. Но как теперь помиришься? Столько упиралась, упиралась… Да сейчас девочки и не говорят: «Извиняйся».
И Женя молча теребила подушку.
В пионерскую прибежали девочки. Они наперебой стали звать Антонину Степановну в столовую. Они уже всё приготовили по-праздничному: сдвинули столы, накрыли их нарядной скатертью, расставили закуски — селедку, салат, грибы.
— Антонина Степановна, пойдемте!
— Нет, девочки, — сказала старушка, поднимаясь с дивана, — не до угощения сейчас. Видно, мы не вовремя пришли!
Она спросила, где Тамара Петровна. Но той уже не было. Ничего, она зайдет к завучу в другой раз.
Старушка вышла в вестибюль и стала торопливо надевать шубу, повязывать платок.
Обескураженные девочки молча стояли вокруг нее.
— Бабушка, Витя! Да как же так? А чай пить? — пробормотала Женя.
— Где уж тебе гостей принимать, ты сама здесь вроде гостьи.
Бабушка сердито притопнула калошей, которая долго не надевалась на валенок, решительно распрощалась и ушла.
Как же это так?..
Женя бросилась к парадной двери. Крюк долго не поддавался. Открывать его было проще, чем замок, его могли откинуть самые маленькие, но Женя разволновалась, дергала его так и сяк и все без толку. Наконец он соскочил, Женя распахнула дверь и чуть не сшибла девочку, которая поднималась по ступенькам.
Это была Маринка.
Глава шестнадцатая. В поисках Зины
Маринка, конечно, обиделась, когда Женя не пришла к ней в гости. Ей так хотелось дружить с Женей! Ведь Женя была настоящая партизанка, жила в лесу, ходила в разведку. Она, наверное, и в боях участвовала. В Доме пионеров все ребята это знают. А сама она не рассказывает, потому что очень скромная. Так Степан Николаевич говорит. «Почему же она не пришла? — думала Маринка. — Ей со мной скучно, вот почему… И Маринка стала ходить в Дом пионеров чуть ли не каждый день, чтобы посмотреть, нет ли записки. Но сколько она ни заглядывала за горшок с бегонией, записки не было. Тогда Маринка не выдержала и сама написала. Но Женя и на записку не ответила. И Маринке стало ясно, что они навсегда, навеки поссорились. А сегодня, когда они с тетей Клавой направились в Дом пионеров и очутились на Чистопрудном бульваре, Маринка не утерпела и сказала:
— Тетя Клава, можно я в детский дом зайду? Я на минутку.
Тетя Клава крепко держала ее за руку:
— Куда? Зачем?
Завтра у тети Клавы зачет по анатомии, и мысли ее заняты большими и малыми берцовыми костями, ключицами, связками и сухожилиями.
Ох, уж эта тетя Клава! Ничего-то она не слушает!
— В детский дом, вот куда! — Маринка часто переступала своими серыми валенками, чтобы не отстать.
— Только ненадолго. А я пойду в библиотеку. Потом встретимся, как всегда, — сказала тетя Клава.
Маринка свернула в переулок. Вот он, детский дом! Она не успела позвонить, как дверь открылась и на крыльцо выскочила сама Женя, да еще чуть ее не сшибла.
— Маринка! Ты откуда взялась?
— Я к тебе. Ты почему на записку не отвечаешь? — Маринка размотала полосатый шарф. — Пошли вместе в дом пионеров, там сегодня кино «Пятнадцатилетний капитан». И Дик Сэнд придет! То-есть не Дик, а артист, который его играет. Женечка, пошли!
Изо рта Маринки так и валил пар — на улице было очень холодно.
«Пятнадцатилетний капитан»! И Жене вспомнилось, как полгода назад, когда она только что приехала в Москву, Лида говорила про эту картину. А Женя тогда заспорила — пятнадцатилетних не аттестуют… Ох, и глупая же она была!
— Нет, Маринка, я не могу. Да ты заходи!
В коридоре полуподвального этажа было пусто. По вечерам сюда редко кто заглядывал. Дверь кастелянной была закрыта на задвижку.
Девочки уселись на низком широком подоконнике. Маринка стала протирать запотевшие очки. А Женя то задергивала, то отдергивала холщовую занавеску на колечках и молчала. Конечно, она обрадовалась Маринке. Ей пришлась по душе эта маленькая девочка, которая столько читает и разговаривает совсем как взрослая. Но сейчас Женя была занята своими мыслями. Она все думала о сегодняшнем разговоре с завучем, о словах бабушки… Как бабушка сказала: «Вся рота…»
— Женя, ты сердишься на меня? Ты за что на меня сердишься? — говорила Маринка. — Я же вижу… Я напрасно пришла!
— Что ты! Ничего подобного! Только это долго объяснять. — Женя рывком задернула занавеску. — Я ведь перессорилась с девочками. Со всеми.
— Тебя здесь обижают? — испуганно спросила Маринка. — Кто тебя обидел?
— Никто…
И Женя рассказала, как Тамаре Петровне позвонили управления, хотели сказать что-то важное, а Тамара Петровна не стала сразу звонить Журавлевой.
— А что Журавлева хотела сказать?
— В том-то и дело, что я не знаю. — Женя снова дернула занавеску. — Если б сходить в управление, там можно узнать. Журавлева куда-то опять уехала. А надолго или нет — не знаю. А вдруг она уже вернулась? Тамара Петровна что-то скрывает. Я же чувствую!
