Василий Волков - Тимка-новосёл
Прищурив глаза, Тимка всматривается в солнечную даль. Что это? Вот появилась сначала одна, потом другая невысокая горка. Казалось, что их кто-то нарочно вытолкнул из земли. Одна из них очень похожа на голову, с которой сражался Руслан.
— Папа, это что за горки? Головы великанов?
— Начитался с бабушкой сказок, вот и мерещатся везде головы, отвечает отец. — Курганы это, их люди насыпали, с их вершин стада сторожили, врагов высматривали. А вон те горки, что повыше и цепочкой тянутся, сопками называются.
Тимка заинтересовался большим красным пятном; оно ярко выступало на зелени трав. Кто и зачем расстелил на земле такой большой флаг? Какой же сегодня праздник и почему в степи флаги кладут на землю, а не вешают их высоко, как в городе?
— На что засмотрелся? — спрашивает отец, поглаживая Тимку по голове.
— Ух и красивый же флаг! — отзывается Тимка и, чтобы лучше рассмотреть его, привстаёт с подушки сиденья.
— Не вскакивай, а то выпадешь из машины, — предупреждает отец. — И не флаги это, а цветы — тюльпаны. Их много в степи. Вон смотри туда… Видишь?
Тимка от изумления приоткрыл рот: у подножия курганов колыхалось красное море. Хорошо, если бы машина остановилась, можно было бы сбегать и нарвать большой букет цветов. Но отец на остановку не согласился, сказал: надо спешить.
По мягкой степной дороге машина несётся быстро-быстро. Тимке кажется, что вот-вот она оторвётся от земли и полетит по воздуху.
— Мы долго будем ехать? Да? — лепечет Тимка.
— Э-э, брат, да тебя никак уже укачало? — откуда-то издалека отозвался отец. — Приляг ко мне на колени…
Тимка очнулся от толчка. Шофёр резко задержал бег машины, и та, скрипнув тормозами, остановилась как вкопанная. По обеим сторонам дороги стояли вагончики, они были такими же, каких много попадалось на железнодорожных станциях. Но те были с колёсами, а эти стояли на земле и вместо колёс у них сани. Отец принялся выгружать вещи, а бабушка — вытряхивать своё пальто.
Её окутало облако пыли.
— Припудрило нас изрядно! Пойдём, брат, умываться! — позвал Тимку отец.
Умываться?! Тимка готов был ко всему, но только не к умыванию.
Выходит, и здесь, в степи, каждый день будут приставать с умыванием.
Голубой, расписанный цветами умывальник висел на стенке вагончика. Вода, нагретая солнцем, тёплая. Отец, нагнув Тимке голову, сказал:
— Закрой глаза…
Вода начала заливать уши, попала в рот. Тимка отфыркивался и плевался: вода на вкус была солёная и даже горчила.
— Хватит! — закричал Тимка. — Вода горькая!
После умывания Тимка с отцом вошли в вагончик. Вагончик внутри напоминал большую комнату. В углу пристроилась пузатая железная печка, а у стен стояли три раскладушки. Тимка давно мечтал поспать на раскладушке, и вот наконец-то его мечта сбудется.
Бабушка собирает на стол. Стол меньше городского, но это хорошо, — будет легче передвигать его к стене. Едва успела появиться тарелка с хлебом, Тимка прицелился и ухватил самый большой кусок.
— Что, брат, проголодался? — заметил отец. — Здесь не в городе — на деликатесы не рассчитывай. На хлеб нажимай! Здоровее будешь.
Отец был прав: всё то, что Тимка так не любил в городе, сейчас показалось очень вкусным. Взять хотя бы овсяную кашу; в городе Тимка терпеть её не мог, а здесь попросил добавки. Вкусным было и молоко. Тимка охотно выпил полную кружку тёплого молока.
После еды начали слипаться глаза, и Тимка собрался было завалиться на раскладушку, но бабушка не разрешила.
— Верно, брат, — поддержал бабушку отец. — Перетерпи. Солнце уже на закате. Зато ночью сон будет крепким.
Бабушка, подняв с полу на табуретку походный мешок, развязала его и удивилась:
— Тимоша! Ты когда же успел всё это затолкать сюда? Давай-ка забирай свой инструмент и книжки.
— Клади свои игрушки под раскладуху, а школьные принадлежности — в мой чемодан, — подсказал отец и вышел из вагончика.
Тимка, прибрав игрушки, пристал к бабушке:
— Я пойду погулять! Ну, разреши!
— Иди, иди побегай, — согласилась бабушка. — Засиделся в поезде-то. Вот грех-то какой!
Тимка выбежал на поляну. Ровно в ряд стоят вагончики. Было похоже, что большинство из них необитаемо. Хорошо, если бы нашёлся свободный вагончик; в нём можно будет играть и хранить игрушки. Тимка заглядывает в ближайший вагончик; он действительно оказался незаселённым. Осмелев, Тимка начал осмотр вагончика. Больше всего ему понравилась маленькая комната; не беда, что в ней висит умывальник, он не помеха. Комната как раз подходящая, чтобы в ней играть и хранить игрушки… Лишь бы разрешил отец.
Осмотр закончен. Тимка идёт к двери; услышав тихий писк и возню под лавкой, он заглядывает под неё. Из тёмного угла кто-то с шумом кинулся в лицо. Мальчик закрыл глаза и отпрянул назад, но было поздно: по щеке больно царапнуло. На грудь упала капля крови.
Щёку лечил отец. Он смазал её жгучим йодом, таким жгучим, что у Тимки на глаза навернулись слёзы.
Бабушка суетилась, разыскивая бинт; она охала и причитала.
Когда боль стихла, Тимка рассказал о случившемся.
— Э-э, брат, это тебя беркутёнок лапой хватил! Чуешь? — догадался отец. — Хорошо, что он ещё тебе глаз не высадил. Вот была бы история! Не успел сын приехать к отцу и окривел. Если мать узнает, она нам пропишет!
Тревога отца и бабушки Тимке непонятна. Ведь оба глаза целы, а царапина заживёт, и мама ничего не узнает. Интересно, как беркутёнок попал в вагончик?
— Пастух-чабан его поймал на сопке, в камнях, — пояснил отец. Птица хищная…
— Её в клетке будут держать, да? — спросил Тимка.
Отец, что-то записывая в маленькую книжечку, только кивнул в ответ. Тимка вспомнил историю с голубем: Юлька тоже хотела посадить голубя в клетку. Нет, Тимка против того, чтобы птиц держали в клетках.
Закончив записывать, отец позвал:
— Пойдём-ка, Тимофей, посмотрим драчуна! Нальём ему воды.
Но тому, как отец осторожно заглядывал под лавки, Тимка понял, что с беркутёнком шутить нельзя.
Птицу нашли за печкой. Распластав крылья, она сидела с широко разинутым клювом, а когда отец наклонился к ней, зашипела и попыталась взлететь.
Отец снял кепку и, завернув в неё руку, схватил беркутёнка. Тот начал отчаянно биться и присмирел лишь тогда, когда отец прикрыл ему глаза.
— Учись, брат, как надо с ним обращаться. Здешние жители приручают беркутов и охотятся с ними. Он зайца и лисицу берёг. Птица сильная. А какие крылья, а когтищи!
Отпустив беркутёнка, отец налил в тарелку воды и предупредил Тимку:
— В вагон один не ходи. Выпустишь птицу — пастух рассердится.
Всё следующее утро Тимка бродил вокруг вагончика, в котором сидел беркутёнок. Мальчику очень хотелось ещё раз взглянуть на птицу.
— Тимошенька! — окликнула бабушка. — Поди-ка сюда!
Ох, уж эта бабушка! Всегда-то она позовёт не вовремя! А бабушка уже наказывает:
— Приедет магазин, покличь меня. Хлеба надо купить.
Какой же магазин приедет? В городе был большой «Гастроном». Может быть, и сюда приедет «Гастроном»? Но как он, такой большой, может приехать? В степи только вагончики и совсем нет домов. Где же всё будут продавать? Тимке непонятно, как будет с магазином и с кино. Отец вчера сказал, что кино на полевом стане нет. Значит, прощай, кино! Нет и ребят, с которыми бы можно было подружиться и затеять интересную игру. Отец обещает, что скоро приедут ещё новосёлы, а с ними ребята. Но не известно, какие это будут ребята; если ползунки, то с малышами не так-то уж и весело. Хорошо, если бы приехала девчонка, похожая на городскую Юльку! С ней можно пойти в вагончик и хорошенько рассмотреть беркутёнка. Одному скучно. Бабушка всё занята и занята; она гладит и вешает на маленькие окна занавески. Отца тоже нет — он утром уехал на мотоцикле в степь и вернётся, когда уже совсем стемнеет. Не плохо было бы заняться постройкой крепости. Но из чего? Песка нет. Кругом трава и трава, зелёная, высокая, есть и колючая. Тимка потянулся и присел на ступеньку вагончика. Далеко виднеются кусты. Если бы бабушка разрешила, можно было бы сбегать и вырезать рогатку. Но уходить от вагончика запретили. Бабушка обещала, как только окончит уборку, пойти в степь за цветами. Но разве она когда-нибудь кончит свою работу? Сделает одно, принимается за другое. Так может пройти весь день.
Тимка прищурился от яркого солнца, и ему показалось, что кусты, трава и самый дальний вагончик дрожат: он закричал:
— Ой, бабушка! Иди посмотри! В степи кусты дрожат и трава дрожит!
Бабушка достала из чемодана белую панамку и, надев её Тимке на голову, предупредила:
— Не снимай! Голову напечёт. Кусты и трава, говоришь, дрожат? Это тебе, Тимоша, мерещится. Солнце землю сушит. Земля-то парит, оттого и кажется, что будто всё кругом дрожит. Ну, карауль магазин-то, а мне доглаживать надо. Заговорилась с тобой, утюг остынет, и печка у меня прогорела. Вот грех-то какой!
