Алексей Кирносов - Далеко и обратно
— Ай! — кричала с берега хозяйка «Астры». — Ребёнок захлебнётся, пойдёт ко дну и погибнет!
Вася молотил руками и ногами. Он вопил: «Спасите меня!» — но пока что не тонул и не погибал. Васина мама успокоилась и стала наблюдать за своим чадом не без любопытства. А чадо осознало, что никто не торопится его спасать и что вообще его жизнь, может быть впервые, отдана в его собственные руки. Не желая с нею расставаться в столь нежном возрасте, Вася вытянул шею, огляделся, прикинул, где ближайшая суша, и поплыл, вздымая вокруг водометы брызг.
Выбравшись на берег, он ощупал себя — всё ли на месте.
— Я было подумала, что ты не умеешь плавать, — ядовито заметила Наташа.
— Я и сам так думал… — в смущении признался Вася. — Может, я ещё чего-нибудь умею, да не знаю?
И снова бросился в воду.
День прошёл прекрасно.
А ночью Наташу совершенно слопали комары, и она поднялась рано утром невыспавшаяся, вся искусанная и несчастная. Дул ветер с востока. С серого неба нескончаемо сыпался противный липкий дождь.
Встал папа. Он почёсывался, и глаза у него были красные.
— Нет на свете хищника вреднее комара, — сказал папа.
День тянулся нудно и скучно. Ни в лес сходить, ни искупаться. Наташа с Васей придумали игру в «кто больше убьёт комаров», но от этого их количество не уменьшалось. Казалось, все бытующие на Пчёвже комары попрятались от дождя в каютах «Астры» и «Бегемота».
Настал вечер, и Наташа заплакала от злющих кровопийц.
Утром она сказала папе:
— Я думала, это хорошее «Далеко», а это плохое «Далеко». Я не могу здесь жить и радоваться.
— Понятно, — сказал папа.
Он притащил Мартына и завёл мотор.
Хозяйка «Астры», замурованная в платки, вышла на свою палубу.
— Мы позорно бежим, побеждённые москитами, — сказал папа. — Пойдёмте с нами искать места побезопаснее?
— Нет, — раздалось из-под платка. — Мы слушали сводку погоды. Везде дождь, везде холод и везде комары. Уж мы здесь переждём.
— Тогда прощайте, — сказал папа и повернул штурвал.
Прошёл день, и наступил другой, такой же безрадостный, как и вчерашний, а дождь лил ещё сильнее и противнее. На Волхове стояли лодки с рыбаками, и все рыбаки сидели скрючившись, в резиновых плащах и напяленных на уши шляпах. Они ужасно мёрзли.
И папа мёрз на пронзительном ветру, но не терял бодрости духа.
Лишь Мартыну всё было нипочём в его шубе.
Наташе казалось, что лето совсем кончилось и наступила осень.
— Ну, что ты загрустил, малыш? — спросил папа.
— Поедем в какой-нибудь город, — ответила Наташа.
Откуда эти слёзы
Пристали в ближайшем городе. Тайком провели маленького малыша в столовую и, обедая, бросали ему под стол кусочки.
Потом гуляли по городу. Уже стемнело, и они решили возвратиться на катер, но около одного дома папа остановился.
У него было грустное, задумчивое и этакое нерешительное лицо.
— «Почтамт», — разобрала Наташа буквы на вывеске.
— Междугородний телефон, — пробормотал папа. — Не испытать ли судьбу ещё раз?..
…Наташа стояла у кабины и прислушивалась — не из любопытства, а просто ей всегда надо быть в курсе папиных дел и забот.
Сперва папа говорил «алло», потом произнёс: «Ах, вот и ты…», потом долго молчал, а с его лица сбегало грустное выражение. Лицо стало счастливым. Папа смеялся. Он говорил: «Я лечу, лечу на крыльях этого самого, ну, ты понимаешь… Какого, прости, лешего ты меня столько времени мучила? Ах, это я тебя мучил?! Вздор, голубушка! Ладно, выясним при встрече, бегу заводить двигатель!»
Он бросил трубку и вышел из кабины, вытирая лоб ладонью.
— Пойдём живее, малыши! — сказал папа.
Было темно, и брызгал дождик. Мартын останавливался у каждого столбика. И Наташа останавливалась. Папа торопил их.
И вдруг он улыбнулся и пошёл медленнее.
— Послушай, большой малыш… — начал папа. — Ты знаешь, что у всех малышей должны быть мамы. Хочешь, и у тебя будет мама?
Наташа ткнулась носом в папин плащ и зарыдала.
— Что такое? — растерялся папа. — Откуда эти слёзы, зачем они?
Мартын сидел рядом и скулил, задрав голову к чёрному небу.
Капал дождик, и капали Наташины слёзы, и папа утирал их своим платком, от которого пахло табаком и селёдкой.
— Ты будешь любить её больше, чем меня, — запинаясь, выговорила Наташа.
Папа поднял её на руки и поцеловал быстро намокающее лицо.
— Никого на свете я не смогу любить больше, чем свою дочку!
— А ты ей разрешишь всё делать и о тебе заботиться, — всё ещё протестовала Наташа, но слёз было уже поменьше.
— Кто же будет обо мне заботиться, когда дочка пойдёт в школу? — улыбнулся папа.
— А я бы попробовала успеть, — неуверенно ответила Наташа.
По течению плывут быстро
Папа сказал: «Конечно, это безумие — выходить на ночь глядя», — и они легли спать, навалив на себя всё, что осталось сухого и тёплого. Неизбывный дождь барабанил по крыше. Вслушиваясь в завывания ветра, Наташа уснула, а когда раскрыла глаза, было светло и катер, дрожа, покачивался. Рычал мотор. Папы в каюте не было.
— Вот и началось обратно, — вздохнула Наташа, обулась и вышла на палубу.
Щекотный дождик облепил лицо. Мартын протопал по крыше, подошёл и тронул её за плечо. Наташа погладила собаку и стала смотреть назад, на уходящий в дождь город. Город был красив, и не хотелось покидать его так скоро.
— Пап, почему «Бегемотик» плывёт быстрее, чем раньше? Он что, тоже торопится? — спросила Наташа.
— Он плывёт по течению, — ответил папа и съел свой завтрак под дождём за штурвалом.
Проходили часы, а папа только покручивал штурвал, приплясывал одной ногой и напевал разные песни. Мелькали, убегая назад, дома, соборы, посёлки, лесные запани, палаточные лагеря невезучих туристов, рыбачьи лодки, бакены и плоты.
— Собаке пора есть! — сказала Наташа.
— Неужто? — удивился папа и глянул на часы. — Ого! Шестой час.
Когда катер подошёл к пристани села Высокое, папа привязал канат и сказал:
— Думаю, коров уже подоили. Пойдём купим молочка.
«Вот бы маленький Мартын удрал… — думала Наташа. — Только не надолго, до утра…»
Прохожий указал им дом, в котором живёт корова. Там им налили в бутыль тёплого молока и Наташе дали отдельно большую кружку. Она выпила её до дна и похвалила:
— В городе такого молока не бывает. Поразительно вкусно!
Пришли на катер, быстро пообедали, и папа обрадовался:
— Можно плыть дальше!
— Не можно, — возразила Наташа. — Собаки нету.
Папа нажал кнопку на щитке, и над селом поплыл густой гудок.
Наташа зачерпнула воды и стала полоскать полотенце.
Папа повернул ключ вправо. Мотор мощно и злорадно ревел.
— Пар-р-ршивая соб-бачонка… — пробормотал папа.
Наташа отёрла внезапно выступившие слёзы и посмотрела на горку.
Оттуда на рёв мотора, прижав уши, мчался Мартын, а за ним, постепенно отставая, скакали шестнадцать лохматых псов. Папа отвязал канат. Не глядя на собаку, он оттолкнул нос и стал к штурвалу. Мартын сиганул с дебаркадера прямо в спасательный круг.
— Папа, неужели ты любишь её больше, чем маленького малыша? — спросила Наташа.
— Всем достанется, никто не будет обижен, — ответил папа.
Это ещё цветочки
Недостатки коротких дорог состоят в том, что короткие дороги опасны и пользоваться ими надлежит только в крайнем, не терпящем отлагательства случае. Но об этом — позже.
А тем утром, в Новой Ладоге, папа сказал:
— Могу я раз в жизни быть неблагоразумным?
— Пожалуйста, сколько хочешь, — разрешила Наташа.
И катер прошёл прямо, миновав вход в Новоладожский канал.
Он вышел на широкую воду озера, и сразу грудь задышала по-иному, жить стало вольнее и прекраснее. Пологий берег остался за кормой, а впереди были только вода и только небо. Волны подхватили судёнышко и стали играючи перебрасывать друг дружке. Серые тучи временами закрывали солнце. Папа смотрел на компас в медном котелке, на небо и на карту.
— Какое всё огромное! — сказала Наташа. — Я о таком и не знала.
— А тебе не страшно? — спросил папа.
— Странно страшно, — призналась Наташа. — Приятно страшно.
Туч становилось всё больше. Казалось, они родятся друг от друга. И ветер усилился. Не стало солнышка, вода потемнела, а воздух как бы остыл. И мотор ревел сердитее, чем раньше. На катер залетали брызги. У папы было очень строгое лицо.
«Ух! Ух! Ух! Ух!» — прыгал по волнам «Бегемот».
— Пап, это уже буря? — спросила Наташа.
— Это ещё цветочки, — ответил папа.
И это только похоже на бурю
Волны колотили в широкие стёкла каюты.