Нинель Бейлина - Калитка, отворись!
Спустила с плеч лямки, поставила рюкзак и прежним шагом пошла назад. Её удаляющаяся спина, жёлтый подол сарафанчика, жёлтый завиток на затылке — всё было неумолимо, как точка в конце книги. И Зина поняла — не умом, а испугом поняла, — что Нюрка не может плохо думать о человеке и идти рядом с ним.
— Нюра, стой! В рюкзаке остались твои вещи!
Нет, не то. Хорошо, что это сказалось тихо — она не услышала.
— Погоди, погоди же, я пошутила!
Зина вцепилась в лямку рюкзака, поволокла его по дороге.
Пыль закрыла и Нюрку, и солнце, и кусты. Зина бежала, ничего не видя, и кричала:
— Постой, где же ты?
Вслепую наткнулась на неё, обняла за шею, и они долго сладко ревели, сидя в кустах. Слёзы оставляли свежие зелёные крапинки на листьях, падали в пыль, скатывались в мохнатые шарики; ветер беспорядочной цепочкой гнал их по дороге.
Глава третья. Здесь разбивается банка с вареньем, а также создаются Новые Правила Поведения, которые немедленно приносят плоды
1Зину с Нюркой назначили помощниками студента Виктора, вожатого третьего отряда.
— Ну, вот что, деточки, — сказал он им в самом начале, — тебе, Анна, — палатка октябрят, и тебе, Зинаида, — сашки-машки-первоклашки. Действуйте!
Зину очень задело это его «деточки», и она мысленно называла его всякий раз, когда видела, «стилягой» (на парне была такая пёстрая рубаха, что красный галстук терялся на ней). Но виделись они не так уж часто — Виктор в палатки к своим помощникам и не заглядывал. Мастерил со своими пионерами какую-то ракету, разучивал с ними двоичную систему счисления, которой пользуются в электронно-счётных машинах, а вечерами, уложив их спать, уходил в сельский клуб, хотя оставлять ребят вожатым запрещалось. Между лагерем и селом была речка, мост хорошо проглядывался из директорского кабинета, но Виктор шёл, беспечно заложив руки в карманы: он не боялся выговора. Не боялся он и того, что его пионеры что-нибудь натворят. Они его слушались.
Впрочем, в Нюркину группу Виктор вскоре заглянул. Нюрка разучивала с малышами песни, а он, оказывается, умел играть на пианино, а в школе, где располагался «штаб» лагеря, стоял старенький щербатый рояльчик.
Зато Зина стала видеть Нюрку всё реже. Сегодня не поговоришь с другом, завтра не поговоришь, послезавтра, а там спохватишься — друга-то и нет… И вообще, быть вожатым не так интересно, как пишут в книгах. Там всё понятно и приятно, а в жизни не то. Гоняй за этими октябрятами весь день, собирай их в кучу — ничем их не возьмёшь, никаких слов не понимают. Ну что бы им посидеть, послушать книжку «Голова профессора Доуэля» — в самый раз для них книжка. Зина и сама её в восемь лет читала. Так нет же! Едва Зина начинает читать «Голову», глядь-поглядь — сидят только два близнеца, мальчик и девочка, щекастые, лупоглазые, в одинаковых синих трусах и белых гольфах. Зина их знает — они живут в их городке напротив бабули Калерии, папа их работает председателем артели, которая делает сборные дома для целинников. Хитрые близнецы потому и не убегают, что боятся, как бы Зина на них не пожаловалась. А остальные малыши кто где: в лесу, на речке, на крыше. Могут заблудиться, свалиться, утонуть, а ей за них отвечать. Ну, ещё речка — ладно. А крыша — чем она их манит, эта крыша?
Даже ночью от них не отдохнёшь. Только закроешь глаза — бум! — кто-то свалился с койки:
— А-а-а! К маме хочу!
— Ха-ха-ха! Вовчик с парашютом прыгнул!
— Прыжок — с кровати на горшок!
— Ой, Зиночка! Он, сделай тихо!
— Ма-а-а-а-ма!
Нет, работать плохо. Но как же тогда другие? Почему же тогда люди строят дома и дороги, и кого-то учат, и кого-то лечат, и сеют, и пашут, если работа — такое уж неприятное дело? Неужели просто потому, что надо зарабатывать деньги? Но тогда бы все ходили угрюмые и всем бы всегда хотелось спать. А вот взять хотя бы Нюрку — веселится! Поёт себе песенки! Или Виктор этот… Неужели ему тоже совсем не трудно?..
Какой он всё-таки красивый! Похож на всех киноартистов сразу, за исключением, конечно, тех, что играют шпионов. Но Зине, честное слово, это безразлично, его красота. Хотя Виктор к тому же страшно умный, приходится это признать. Он любит говорить с директором и вожатыми о книгах, а Зине так и хочется выскочить: а я читала! а я знаю! Она ужасно соскучилась по человеку, который читал не меньше, чем она. Может быть, даже — она встречает такого человека в первый раз. Но выскочить не решается, потому что — а вдруг Виктор над ней посмеётся? Он ужасно любит над всеми подшучивать. Даже над Нюркой смеётся, хотя и без злобы, — зовёт её «барышней-крестьянкой», спрашивает:
«Признайся — ты врёшь, что нигде музыке не училась? Небось окончила какие-нибудь эдакие институты-университеты-филармонии-музкомедии?»
А над остальными и подавно:
«Вон доктор наш пошёл, Олегус Владимирович. Глаза как у рака на столбиках».
Или:
«Директор у нас — шик-модерн! Усы гусара украшают! Бродяга Байкал перепрыгнул, значок ГТО получил».
Но больше всего Зина нервничает, когда Виктор изводит Лидию Сергеевну, молоденькую вожатую второго отряда:
«Скажите, вы случайно не Людмила Гурченко?.. Скажите, где вы купили такие голубые анютины глазки? Такие теперь носят?» Взяв в руки мухомор, он передразнивает манеру Лидии говорить: «Ах, какая хорошенькая поганочка!» Лидия чуть не плачет: «Ты ужасно вредный!» — «Такой вредный-вредный», — так же сюсюкая, подтверждает он.
Нет, она, Зина, только тогда заговорит с Виктором, когда докажет ему, что она не «деточка» и что с нею нельзя говорить в таком тоне. Но сама мысль, что она с Виктором читала одни и те же книги, очень приятна ей. Словно уже не только с Нюркой, но и с Виктором у неё появилась маленькая общая тайна… И если Виктору не трудно работать, так и она сумеет в конце концов.
Однажды после завтрака Зина задумала играть с малышами в магазин. Делали из бумаги деньги, заготовляли конфеты — камешки, сахар — песок, пряники — шишки, сыр и колбасу из глины, вермишель из сосновых игл. Подошла голубоглазая Лидия Сергеевна, всплеснула руками:
— Ой, как интересно! Как жаль, что некогда с вами поиграть! Ты, Зиночка, бесподобный организатор! — и унеслась по делам.
А Зина задумалась. В чём дело? Конечно, она не могла сама увлечься малышовой игрой, но почему первоклашки на этот раз её послушались? Не потому ли, что она сумела спрятать свою слабость и сделать вид, что и для неё это не работа, а игра?
Додумать это до конца помогло ей одно происшествие. Малыш Вовчик во время тихого часа залез на крышу. «Слезай!» — закричала она на него. Так он и послушался! Зина полезла по приставной лестнице — и вдруг поймала себя на том, что ей самой нравится высота. Она выпрямилась на крыше во весь рост. Большое село за рекой. Справа — лес из сосен и берёзок, среди которых возвышается одна необыкновенная чёрная ель, похожая на церковь. На горизонте — сиреневые кисейные холмы, предгорья голубого Алтая… Отсюда всё это казалось особенно красивым, и сама она себе казалась красивой, и в ушах её всё ещё звучали слова Лидии Сергеевны: «Ты, Зиночка, бесподобный организатор». Эх, если бы кто-нибудь снизу увидел её в этот миг! Нюрка… Или Виктор… Но по лагерю шла только повариха с ведром картошки.
Нюркины ребята пели, слышались их голоса. Виктор увёл свой отряд в лес… Ну конечно же, и Нюрка и он тоже не всегда сильные. И у них бывает, что работать тяжело. Главное — никогда не показывать этого!
Зина выхватила карандаш и блокнот из кармана и начертила гордыми буквами без наклона: «НПП: 1. ССС и ППП!»
Это рождались на высоте, на виду у всего лагеря, леса и реки. Новые Правила Поведения, из которых Первое было уже ясно: Спрячь Свою Слабость и Показывай Положительный Пример!
— Ой! — спохватилась она чуть погодя. — Вовчик, ты где?
Он спрятался за трубу и глядел оттуда одним глазом.
Вечером она впервые разрешила себе уйти из спальни погулять. Лес позади лагеря узкий, прозрачный, и его легко можно пройти насквозь. Но была там одна тропинка, которая оканчивалась тупиком. Не росло вокруг ни грибов, ни ягод — значит, тропинку эту протоптали люди, которые ходили в лес только затем, чтобы быть вдвоём. И Зина вдруг поверила, что в следующий раз она придёт сюда тоже вдвоём. Может быть, с Нюркой. А может — с Виктором. Она будет говорить о Печорине. Она всегда была немного похожа на Печорина… «И ты — тоже?» Или про музыку. Как хорошо написано в книжке «Жан Кристоф»! «Ты, Витя, конечно, читал? Ты, наверное, хочешь быть композитором, да? Жаль только, в этой книжке много про любовь. Напрасно писатели про неё так много пишут — это совсем неинтересно, — скажет она. — А знаешь, у меня есть правила: «Новые Правила Поведения…»
Обязательно в следующий раз она будет здесь не одна. С Виктором… Или с Нюркой.
