Николай Жданов - Морская соль
— Метелицыну? — оживился Тропиночкин. — Это знаешь кто — Метелицын?
— Кто?
— Помнишь, в столовой мы двоечника видели, угрюмый такой, позади всех стоял, без погон?
— Помню, — прошептал Дуся, вспомнив печальный взгляд, которым посмотрел на него Метелицын. — Значит, они из одной роты, — догадался он.
Дальше в книжечке был нарисован парусник и большой руль в двух разных поворотах и внизу подписано: «Оверштаг, фордевинд». Но потом на листке шла запись, от которой в груди у Дуси остановилось дыхание.
— Видишь? — сказал он Тропиночкину. — Вот прочитай: «В случае встречи с неприятелем, превосходящим нас в силах, я атакую его. Адмирал Нахимов». И чуть пониже: «Прекрасный вывод! Из наших офицеров ему следовали: «Талалихин — лётчик, Осипов — катерник, Парамонов — подводник и другие». Понял теперь? — В голосе Дуси было такое волнение, что Тропиночкин даже удивился.
— Чего ты? — спросил он. — Что тут такого?
— Чего! Ты разве не видишь? Тут про моего отца написано.
— Где?
— Ну вот же, читай: «…Парамонов — подводник».
Тропиночкин перечитал запись.
— Почему ты думаешь, что это про твоего отца написано?
— Потому что знаю, — убеждённо сказал Дуся.
Он чувствовал, он был глубоко уверен, что тут, в книжке, сказано про отца, но объяснить это Тропиночкину почему-то не мог.
— Пойдём, — сказал он, поднимаясь, — нам уж, наверное, пора.
Тропиночкина, видимо, озадачил вид Дуси, и он молча пошёл рядом с ним по берегу.
— Раутский, куда вы пропали? Вас к дежурному офицеру зовут! — послышался совсем близко чей-то недовольный голос, и Дуся увидел появившегося из-за деревьев нахимовца, одного их тех, что встретились ему здесь утром. — Да я, как вернёмся в город, хоть пять таких книжек тебе достану, — продолжал он.
— Ты не знаешь, в чём дело, — отозвался, выбираясь из кустов, его товарищ, и приятное лицо его с намокшей прядью волос, выбившихся из-под бескозырки, показалось Дусе огорчённым и озабоченным. — В этой книжечке очень важные для меня заметки.
«Это, конечно, он потерял», — понял Дуся и, достав из кармана свою находку, решительно протянул её молодому моряку.
— Это ваша, не правда ли?
— Ну, вот же она! Конечно, моя! — Юноша весь просветлел. — Где вы её нашли?
— Там, на берегу, где вы утром купались, — сказал Дуся.
Ему очень хотелось спросить про своего отца, но тот другой стоял тут же и всё тормошил товарища за рукав.
— Да идёмте же, Раутский, ведь нас ждут!
— Сейчас, сейчас!.. Ну, спасибо тебе большое, — сказал Раутский Дусе и протянул ему руку.
Рука у него была сильная, горячая и сухая.
НЕПОРЯДОК НА ПИРСЕ
Дождь моросил целых три дня подряд. Вода в озере стала свинцово-серой, казалась тяжёлой и холодной. Должно быть, лето уже поворачивало к осени.
На воскресенье был назначен праздник, посвящённый итогам лагерного сбора старших рот. Предстояли шлюпочные соревнования, готовились спортивные игры, ожидали приезда артистов и гостей. В лагере целые дни шли тренировки и репетиции. Офицеры-воспитатели были озабочены и заняты с утра до вечера. Воспитанники, имевшие переэкзаменовки, торопились в последние дни избавиться от «хвостов».
Новичков всё это мало касалось.
Наконец солнце пробилось сквозь тучи. Сосны спокойно красовались неподвижными вершинами; на берёзах, быть может, в последний раз затрепетали нежные, прозрачно-жёлтые листья; лёгкий ветерок срывал их с ветвей и гонял в чистом воздухе.
Под вечер Стрижников разрешил всем, кто хочет, погулять по лагерю.
— Пойдём на озеро! — предложил Дусе Тропиночкин.
После нескольких дней, почти полностью проведённых в помещении на занятиях и в общих беседах, оба с удовольствием сбежали вниз по крутому лесистому склону и пустились вдоль берега.
— Подожди меня здесь, — сказал Тропиночкин, когда они подошли к тростниковым зарослям.
Он исчез, и через несколько минут Дуся увидел его выплывающим из камышей с шестом в руках на маленьком старом плотике, сбитом из досок.
— Вот здорово! Где ты взял? — закричал Дуся с восторгом и едва скрытой завистью.
— Да уж взял, — сказал Тропиночкин. — Я его ещё давно присмотрел. И ты вставай со мной, если хочешь.
Он причалил к берегу и протянул Дусе руку.
Но плот не мог выдержать сразу двоих. Он погружался в воду, и на нём никак нельзя было устоять. Тогда они по одному стали плавать вдоль заводи, отталкиваясь шестом от вязкого дна. Это было очень интересно, но в конце концов Дуся устал. Кроме того, ботинки сильно промокли, брюки до самых колен покрылись тиной и грязью и неприятно холодили ноги.
— Пойдём, уже темнеет, — сказал он.
— Подожди! — возразил Тропиночкин. — Я сейчас на остров сплаваю, и пойдём.
Дуся посмотрел на остров, казавшийся теперь пустынным и мрачным.
— Не надо, — робко сказал он. — Нам пора.
— Я ведь скоро, — настаивал Тропиночкин. — Ты подожди меня здесь.
Он оттолкнулся от берега и поплыл. Дуся следил, как он грёб шестом, когда не стал доставать дна, как наконец причалил к острову и, спрыгнув на берег, помахал рукой и скрылся в кустах.
«Он смелый, — подумал Дуся. — Пусть только скорей возвращается». Было неприятно сидеть одному: уже темнело и, кроме того, он стал опасаться, что кто-нибудь их заметит. Тут Дуся увидел что-то тёмное, колыхающееся в серых волнах у самого острова.
«Что же это такое?» — подумал он. И вдруг понял, что это плот — тот самый, на котором перебирался Тропиночкин. Он, наверное, не прикрепил его у берега, и волны понесли плот в озеро.
Как же теперь быть?
Дуся беспомощно огляделся вокруг. До острова было метров двести. В сумерках тускло светящееся водное пространство казалось бесконечным, а сам остров — маленьким и угрюмым. Тёмная туча, очень похожая на большое ватное пальто, развешенное для просушки, медленно двигалось к озеру. Кусты, в которых скрылся Тропиночкин, сливались в одну тёмную массу, и только узкая багрово-красная полоса на горизонте ещё тлела, словно последний уголь затухающего костра. Но и она скоро потухла. Дуся подошёл к самой воде и крикнул:
— Тропиноч-ки-ин, плот унесло-о!
Но голос был слаб, и поднявшийся стремительный ветер едва ли донёс его и до половины расстояния, отделявшего берег от острова.
А плот уносило всё дальше и дальше в озеро, и теперь уже трудно было различить на серой зыби волн колеблющуюся тёмную точку.
Размахивая какими-то прутьями и подпрыгивая, Тропиночкин появился наконец с другой стороны острова; добежав до места, где был оставлен плот, он остановился. Прутья выпали у него из рук.
Он тоже что-то кричал Дусе, но ничего нельзя было разобрать. Потом Тропиночкин стал почти неразличим в темноте.
А Дуся всё стоял на берегу, не зная, на что же решиться. Над темнеющим озером, над глухо шумящим лесом прозвучал и затих сигнал вечернего отбоя. Сейчас все в лагере, должно быть, ложились спать, и Дуся с тоской представил себе, как волнуется и недоумевает вице-старшина Колкин, а старшина второй статьи, молодой и добрый моряк Алексеев, постоянно находившийся вместе с ними в домике, уже, наверное, пошёл докладывать «папе-маме».
Надо было на что-то решиться.
Дуся выбрался из кустов и торопливо пошёл по берегу к морской базе.
Морская база была едва ли не самым примечательным местом в лагере. В сущности, это был простой деревянный сарай, стоящий на самом берегу озера, близ пирса, но нахимовцы прозвали его «морской базой». Тут снаружи висели по стенам багры и вёсла, спасательные пояса, сигнальные флаги и фонари, таблицы семафоров, а внутри стояли на стеллажах модели парусных яхт, бригов, фрегатов, а также современного крейсера и линкора. В углу, на специальной подставке под стеклянным колпаком, хранился большой корабельный компас; рядом, на стене, висел металлический барометр. Небольшие круглые окна, похожие на иллюминаторы, были расположены высоко, почти под самым потолком, и не давали много света. На базе было установлено постоянное дежурство дневальных, назначавшихся из воспитанников старших рот.
У деревянной будки близ базы качался подвешенный на проволоке фонарь, и всклокоченные тени деревьев метались по берегу.
Дуся прибавил шаг.
Подойдя поближе, он увидел на крыльце, под фонарём, стройную юношескую фигуру в коротком бушлате. И сразу узнал Раутского.
— Кто там? — громко спросил Раутский, вглядываясь в темноту.
— Это я, Парамонов. — Дуся вышел на свет.
— Ах, вот это кто! — удивился Раутский, тотчас узнав Дусю. — Ты чего же тут ходишь? Разве вам сегодня разрешено ещё не ложиться?
— У Тропиночкина плот унесло, — сказал Дуся.
Из будки между тем доносились голоса — должно быть, там были ещё нахимовцы.
— Какой плот? Мы тут базу убираем, уже заканчиваем. Тебя что, к нам прислали?
