Вера Иванова - Пари на любовь
— Гули-гули-гули! — приговаривала она, общипывая круглую булочку. — Птички, идите кушать!
Максим осторожно подошел, стараясь не спугнуть птиц.
— Здогово клюют, пгавда? — картаво сказала девочка, широко улыбнувшись.
— Здорово, — согласился он. — А ты не знаешь, кто тут держит голубятню?
Девочка кивнула и хотела ответить, но ее прервал резкий, грубый голос:
— Лизка, опять ты весь хлеб этим обжорам скормила!
К ним спешила ровесница Максима с баскетбольным мячом в руках. Вспугнутые голуби с шумом разлетелись — маленькая Лиза насупилась.
— Вот всегда так! Ты опять все испогтила, Данка-поганка! И котенка это ты вчега взять не газгешила! А мама сказала, что можно!
— Тише! Не ори! — приказала старшая. Потом подняла глаза, и
Максим с удивлением узнал «леопарда».
— Привет! — «дикая кошка» открыто улыбнулась. — Узнаешь?
— Ты — Дана! — догадался он, вспомнив давнюю подружку и одноклассницу. — Да уж, здорово изменилась! Мы как раз сейчас с Оксаной фильм про нас смотрели. Ну, там, где мы карапузами в снежки играем, помнишь?
— А сейчас поиграть не хочешь? Лови! — она бросила ему мяч, он поймал, началась игра.
Как же приятно после целого дня сидения за учебниками размяться на свежем воздухе. Как славно выбросить из головы все умозаключения и правила и носиться по площадке. Мяч был послушен Максиму и летел прямо в корзину. Каждый гол сопровождался радостными криками и аплодисментами Лизы, его маленькой болельщицы.
Она возбужденно прыгала вокруг, норовя тоже вступить в игру, но старшая сестра без лишних церемоний выставила ее:.
— Кыш! Иди в свою песочницу!
Максим попробовал было заступиться, но Дана оказалась неумолима:
— Да зачем она нужна? Упадет, расшибет себе нос, а мне отвечай! Ты не знаешь, что такое дети!
Неожиданное спасениеВ азарте соперники ничего не замечали: ни девичьей фигурки, наблюдающей за ними из окна, ни двух теней, незаметно подкравшихся к площадке. А когда заметили — было слишком поздно. Комок грязи, брошенный безжалостной и меткой рукой, угодил Максиму прямо в голову. Оглушенный и ослепленный, он остановился.
Мяч упал, покатился под ноги замершей в испуге Даны..
— Что, понравилось, красавчик? — из тени в круг света вышли две фигуры. — А как тебе вот это?
«Волки, — понял он, увидев их блестящие глаза и оскалившиеся рты. — Волки!»
Парни налетели с двух сторон, повалили на землю. На Максима обрушились удары тяжелых кулаков: били по спине, ребрам, голове. Под отчаянные крики девчонок он защищался, пытаясь поразить то одного, то другого, но силы были явно неравны. Противники одолевали, шансов на победу не оставалось…
— Будешь знать, как чужих девчонок отбивать!
И в тот момент, когда Максим окончательно пал духом, ему на помощь неожиданно подоспело подкрепление.
— Бандит! Бандит! — раздался на весь двор звонкий детский крик. — Бандит!
Начали подходить взрослые. Только еще раньше подоспела большая черная собака. С громким лаем она бросилась на драчунов, разметала их, и хулиганы быстро убрались. А
Максим очнулся от того, что шершавый собачий язык лизал ему лицо.
— Бандит! — ахнул он, узнавая старого друга. — Это ты! Привет, старина! Как дела, парень? Давай лапу!
Приятели возились и барахтались на земле, пока их не окликнула Дана.
— Вставай! Макс, вставай! Посмотри, на кого ты похож!
Он поднялся и принялся отряхиваться. Куртка и брюки были в ужасном состоянии.
— Вот черт! — выругался он. — Мама убьет! Это же мой лучший костюм.
— Пошли ко мне, — предложила Дана. — Почистим все, высушим!
— Поздно уже, — колебался Максим. — Куда я пойду! Родители скоро из театра вернутся.
— Ничего не поздно! К тому же тебе никуда особенно и идти не надо. Мы же в одном подъезде живем, забыл?
— Ладно, — Максим поднял кепку, отряхнул о коленку. — Только ненадолго.
— Лизка, да брось ты эту собаку! Вечно в грязи возишься. Пошли домой! — скомандовала Дана, буквально отрывая сестренку от Бандита.
— Пока, приятель! Рад встрече, — Максим попрощался с псом, пошел за девочками.
Розовый заяц— Ну вот мы и дома. — Дана щелкнула выключателем: прихожая озарилась желтоватым неярким светом. — Чего стоишь. Раздевайся. — приказала она, стаскивая с Максима куртку. — И брюки давай сюда. Надень вот это, — он бросила ему широкие тренировочные штаны, но не ушла, а стояла и насмешливо смотрела на него.
И хотя ему нечего было стыдиться — фигура из-за регулярных занятий на тренажерах была отличной, — но все-таки девчоночий взгляд смущал..
— Неплохо выглядишь! — вынесла она, наконец, вердикт. — Люблю спортсменов.
Покраснев, он быстро передал ей грязную одежду. Пока Дана возилась в ванной, парень бродил по квартире, рассматривая картины. Одна привлекла внимание — на ней были изображены две молодых черноволосых красавицы в старинных платьях: та, что помладше, смотрит на старшую, что-то наигрывая на гитаре, а другая держит перед собой листок с нотами — наверное, только что закончила петь.
Большие карие глаза, пухлые выразительные губы, румянец во всю щеку — да это же Данка собственной персоной. А младшенькая похожа на Лизу — наверное, такой та станет лет через восемь..
— Княжны Анна Гаврииловна и Варвара Гаврииловна Гагарины, — донесся до него голос Даны. — Портрет работы художника Владимира Боровиковского. Правда, похожи на нас с Лизкой? Любимая папина картина. Чай будешь?
За чаем весело болтали: вспоминали эпизоды общего детства, подробности недавнего неприятного происшествия.
— Это наши балбесы, Савкин и Шумейко. Не бойся, больше не сунутся, — успокаивала Дана. — Они вообще-то трусы. Просто ты им почему-то не понравился.
Ему хотелось поговорить с Даной о школе, расспросить о классе и учителях, но собеседница покачала головой:
— Не будем о плохом, идет? Скоро сам все увидишь и узнаешь.
Потом Дана мыла посуду, а он вышел в коридор и услышал тихий детский плач. Приоткрыв дверь, заглянул в комнату — никого! Звук повторился — он прошел вглубь и в нише за кроватью, среди разбросанных игрушек, увидел скрючившуюся детскую фигурку.
— Ты чего? — спросил он плачущую Лизу. — Что случилось?
— Ничего! — она шмыгнула носом и зарыдала еще сильнее. — Я… я не могу стишок выучить! Меня тепегь на втогой год оставят.
— Почему?
— Я… не умею говогить «г»… Вот послушай:
Гыба, гучка и топог Завели сегьезный спог…
— А! Ты картавишь! — догадался Максим. Он сел на пол рядом с Лизой, поднял розового зайца, и тот в его руках вдруг ожил и заговорил: — Подумаешь! Я тоже когда-то кагтавил!
Лиза перестала плакать и, всхлипывая, серьезно глядела на зайца.
— А потом я пошел к логопеду и научился, — заяц-Максим протянул девочке конфету. — Надо и тебе к логопеду записаться!
— Не могу! — всхлипнула Лиза. Она развернула конфету, и теперь на ее щеках смешивались слезы и сладкий сироп.
— Почему?
— Меня некому водить, — объяснила она. — Мама и папа на габоте.
— А Данка?
— А Данка — в школе. Говогит, ей некогда, угоков много. А ты пгавда ходил к логопеду? — спросила Лиза. Она успокоилась, всхлипы перешли в чмоканье.
— Ходил, когда был маленький. И научился! Вот, послушай! «Сер-р-р-енгети!»
— Здогово! — Лиза в восторге захлопала. — А что это такое?
— Заповедник в Африке. Там живут разные звери: львы и жирафы, слоны и антилопы, носороги, леопарды, гепарды… Не в клетках, а на свободе. Когда я вырасту, то обязательно ту в клетках, а на свободе. Когда я вырасту, то обязательно туда поеду!
— И я! — воскликнула Лиза. В широко раскрытых глазах светился восторг. — А ты возьмешь меня с собой?
— Возьму. Но только если ты научишься говорить «р»!
— Ладно, — кивнула Лиза. — Апельсиновая — моя любимая! — сообщила она, доедая конфету.
— И моя! — обрадовался Максим.
— А Данка любит шоколадную.
— А Оксана?
— Оксанка вообще их не любит. Говогит, для зубов вгедно. Она только могковки ггызет и капусту! Как заяц… А ты научишь меня говорить букву «Г»? — неожиданно спросила она.
— Я? — удивился Максим. — Ну, я не знаю… Но могу попробовать.
— Пгямо сейчас? — обрадовалась Лиза.
— Можно и сейчас, — пожал плечами Максим, но тут в коробочке начал скрестись таракан.
— Что это? — насторожилась Лиза.
— Жук, — он достал коробок, слегка приоткрыл. — Не боишься?
— Не-а.
Она заглянула в коробку, восторженно ахнула и засыпала парня вопросами:
— А как его зовут? А это мальчик или девочка? А сколько ему лет? А где ты его поймал?
Максим приободрился — есть все-таки в этом городе нормальные люди! — и собрался обстоятельно ответить, когда на глаза ему легли чьи-то мягкие ладони и лукавый голос спросил: