Софья Прокофьева - Неизвестный с хвостом
Глава восьмая
Голубая шляпка была всё ближе и ближе. Плюшевый тигр уже протянул лапу, но вдруг дорогу ему перебежала какая-то гражданка. Она тащила за собой малыша, а малыш тащил за собой грузовик с прицепом.
И вот эта самая игрушка с прицепом испортила всё дело. Плюшевый тигр почему-то с огромным уважением относился ко всем игрушкам. Поэтому он остановился и ждал, пока грузовик с прицепом проедет мимо.
А обе мамы тем временем вошли в парикмахерскую.
Тигр вбежал вслед за ними.
На вешалке, покачиваясь на резиночке, висела мамина голубая шляпка с пёрышком. А сама Серёжина мама вошла в стеклянную дверь и села в кресло перед зеркалом. К ней подошла кудрявая девушка, и мама стала проводить пальцем по своим волосам и что-то ей объяснять.
Плюшевый тигр рванулся к стеклянной двери, но толстый швейцар, строго шевеля усами и бровями, преградил ему путь.
— Нельзя, гражданин, это дамский зал! Вон там мужской зал. Займите очередь, и вас обслужат!
— Да мне на одну минутку!..
— Нельзя гражданин, уже сказано вам, нельзя!
— Да мне!..
Но швейцар так грозно зашевелил усами, что плюшевый тигр попятился и покорно опустился на стул. С тоской посмотрел он сквозь стеклянную дверь на мамин затылок, который становился всё более кудрявым.
В это время в дверях мужского зала, помахивая белой салфеткой, появился необыкновенно красивый молодой человек. От него прекрасно пахло сиренью, жасмином, ландышами, гвоздикой и розами. Можно было подумать, что под своим белым халатом он весь состоял из одних букетов цветов.
— Заходите, дедушка! Подстрижём, побреем!
«Я же не лев… — с ужасом подумал плюшевый тигр. — Это вот льва и постричь и завить даже можно… а… меня нельзя…»
— Разденьтесь, гражданин! — строго сказал швейцар.
— Не хочу! — жалобно простонал тигр.
— А ну, разденьтесь! — грозно сказал швейцар и потянул тигра за воротник.
Что было делать? Тигр покорно дал снять с себя тулуп и остался во фраке с хризантемой в петлице.
— Ишь, во фраке, а штаны полосатые. Да ещё в обтяжку, — с презрением проворчал швейцар. — Возьмите номерок!
И он сунул ему в лапу какую-то железку с металлическим колечком.
Молодой человек в белом халате посмотрел на тигра и захихикал, но сделал вид, что чихает.
— Пожалуйста, — сказал он, распахивая перед тигром стеклянную дверь мужского зала.
«Отсюда я тоже могу наблюдать за мамой», — решил тигр, усаживаясь в кресло.
Одной лапой тигр придерживал под фраком свой хвост, чтобы его никто не заметил, в другой держал номерок.
«Куда мне девать эту железку?» — подумал он и быстро сунул номерок прямо в рот.
Молодой парикмахер увидел это в зеркало и захихикал, но сделал вид, что кашляет.
— Вас побрить? — спросил он, оборачивая вокруг шеи тигра белую салфетку.
И вдруг плюшевый тигр увидел Серёжину маму. Она надевала голубую шляпку на свои новые удивительные кудряшки. Рядом с ней стояла Наташина мама. На голове у неё были такие же красивые кудряшки.
— Ах! — вскрикнул тигр и проглотил номерок вместе с металлическим колечком.
Конечно, если у тебя в животе и до этого было полно опилок, так ещё один номерок почти не меняет дела.
А парикмахер, решив, что это «ах» обозначает «да», сейчас же опустил короткую кисточку, похожую на заячий хвост, в серебряный стаканчик, набрал на неё много-много белого пушистого мыла и густо помазал им одну щёку тигра.
Тигр вскочил, фыркая и отплёвываясь, и, оттолкнув парикмахера, выскочил из мужского зала.
— Отдайте мне мою шкуру! — закричал он, бросаясь к швейцару.
— А где номерочек, гражданин?
— Проглотил я ваш номерочек!
— Что-о-о? — от изумления швейцар так высоко поднял свои густые брови, что они исчезли под волосами. — За потерянный номерочек платите штраф!
— Да он не потерянный, он проглоченный, понимаете?
— Платите штраф или я милиционера позову! — грозно сдвигая свои густые брови, рявкнул швейцар.
Но вместо ответа тигр с отчаянным видом хлопнул себя лапой по животу, и номерок слабо звякнул где-то у него внутри.
— Батюшки! — завопил швейцар, бросаясь к нему. — Как же вы так, голубчик мой?! Разве можно?.. Что же теперь делать? Может, вам водой запить этот номерочек?
И швейцар дрожащими руками стал наливать из графина воду в стакан.
— А вот один мой знакомый парикмахер гребёнку проглотил, — просовывая голову в стеклянную дверь, прошептал молодой парикмахер. — Так он…
Но швейцар так посмотрел на него, что тот мгновенно скрылся за дверью.
— Голубчик мой, прямо в больницу идите! — умоляюще твердил толстый швейцар. — Без очереди! Так и скажите: я, мол, номерочек проглотил… И, главное, без очереди…
Но тигр уже не слушал его. На ходу натягивая на себя тулуп, он выскочил из парикмахерской.
Глава девятая
— Мама! Мамочка! — громко закричал тигр и бросился за голубой шляпкой с пёрышком.
Но мамы даже не оглянулись. Ведь каждая мама знает голос своего ребёнка, и они думали, что это какой-то совсем другой ребёнок зовёт совсем другую маму.
Тигр догнал их и, расставив лапы, преградил им дорогу. От радости и волнения он совершенно забыл слово «утюг». Ведь всё-таки его голова была набита опилками, и поэтому память у него была неважная. Стихи, например, он вообще не мог запомнить.
— У вас на столе стоит… этот самый, понимаете? — волнуясь и тяжело дыша, закричал он. — Который всё бельё… это самое!..
Обе мамы с ужасом смотрели на него, бледнели и пятились назад. Плюшевый тигр в отчаянии лепеча какие-то слова, схватил за руки Серёжину маму и потащил её за собой. Серёжина мама упиралась — её каблуки скользили по асфальту.
— Отпустите меня! Я вас не знаю, гражданин! — волновалась она.
— Нет, вы меня знаете! Вы вчера на меня сели, когда я на диване лежал!
— Вы с ума сошли! — чуть не плакала Серёжина мама, стараясь вырвать свою руку.
— Такси! Такси! — что есть силы кричала в это время мама Наташи Петровой и махала рукой проезжавшей мимо «Волге» с зелёным огоньком. Такси остановилось.
И тут Наташина мама, крепко вцепившись в руку Серёжиной мамы, изо всех сил потянула её к себе.
Бедная Серёжина мама! Ещё немного, и её вообще разорвали бы на две половинки. Что бы сказал тогда Серёжа?
Мамины очки сползли на самый кончик носа. Красивые кудряшки перепутались. Выражение лица у Серёжиной мамы было именно такое, какое бывает у человека, которого изо всех сил тянут в разные стороны. Тигру стало невыносимо жаль Серёжину маму, и он выпустил её руку. В лапах у него осталась только её коричневая сумочка.
Обе мамы моментально прыгнули в машину.
В машине мамы быстро поцеловались и прижались друг к другу.
— Научитесь вести себя по-человечески! — крикнула Наташина мама, и такси уехало.
— Я должен догнать её, — простонал тигр.
Тут было уже не до церемоний!
Схватив мамину сумочку в зубы, тигр встал на четыре лапы и огромными скачками помчался по улице.
Ох, что это было за зрелище!
Мыльная пена слетала у него с морды, как у загнанной лошади. Полы тулупа развевались по ветру. Из-под чёрного фрака с жалким видом торчал полосатый хвост.
Раздался резкий свисток.
Тигр испуганно вскочил на задние лапы.
К нему угрожающе медленной походкой направлялся милиционер. Он был в тёмно-серой форме, со светло-синими холодными глазами.
Мгновенно собралась толпа.
— Задавили? Задержали? — взволнованно спрашивали те, кто стоял в дальних рядах и ничего не видел. В толпе вертелись и тоже волновались какие-то две собаки.
— Нехорошо, гражданин, на четвереньках по улице бегать? Не положено, — строго сказал милиционер. — Как ваша фамилия?
— Моя… фамилия?..
— Конечно, ваша. Я же с вами разговариваю.
— А разве обязательно, чтоб была фамилия?.. — пугливо озираясь, спросил плюшевый тигр.
— Попрошу ответить, — нахмурился милиционер.
— Разве у них всех есть фамилии?.. — плюшевый тигр дрожащей лапой указал на собравшуюся толпу.
— Гражданин! — сказал милиционер, и взгляд его стал холодным и острым, как сосулька. — В последний раз спрашиваю: как ваша фамилия?
— Моя фамилия? — с мольбой глядя на милиционера, пробормотал тигр. — Моя фамилия?.. 3-э-э… Я же плюшевый!
— Так вот, гражданин Плюшевый, — твёрдо и строго сказал синеглазый милиционер. — Вас придётся отправить в милицию.
«Всё кончено! — в ужасе подумал тигр. — Из милиции один путь — в клетку. А утюг тем временем… Прощай, дневники! Прощай, мамина шубка!..»
И тут на милиционера посмотрели ужасно испуганные глаза. Наверное, в этот момент это были самые испуганные, самые скорбные пуговицы на свете.