Владислав Крапивин - Переулок капитана Лухманова
— Ну, пусть идет, — сказал Чук и посмотрел на Костика.
— Пусть, — согласился Костик. Даже приятно стало, что от его решения что-то зависит.
Они пошли дальше, по улице Герцена, мимо большого деревянного дома, где жил Вадик Саранцев. Дом был частный, принадлежал известному в городе семейству, главным в котором был врач Серафим Евгеньевич Саранцев, отец Вадика.
Вадик на просохшем под мартовским солнцем крыльце возился с велосипедом (хорошо быть сыном знаменитого врача: свой велосипед у человека). Пройти мимо и ничего не сказать было неловко.
Бомбовоз небрежно сказал:
— Здоро́во, Саранча…
Вадик обрадовался, будто ждал этой встречи.
— Физкульт-привет! Помогите натянуть цепь! А то все время соскакивает, проклятая!
Вадику помогли: дело нехитрое. Вадик с удовольствием покрутил колесо и спросил:
— Вы куда топаете?
— Так… по делам, — неосмотрительно проговорил Костик.
— Ой! А можно с вами? А то совершенно нечего делать.
— У тебя же колёса, — возразил Бомбовоз. — Катайся хоть целый день.
— Одному не хочется. И дороги еще грязные… А с вами, значит, нельзя?
Тогда Чук сказал так же, как про Бамбука:
— Пусть идет… — И добавил: — Только больше никого не надо. Зачем нам толпа…
— Правильно. У нас дело тайное… — добавил Костик, потому что сейчас был главным: он один знал дорогу к похожей на морской пролив луже.
— Я сейчас! — обрадовался Вадик. — Только уберу машину…
Он втащил велосипед в сени и тут же снова выскочил на ступени. Следом выглянула круглощекая девица Женя — домработница.
— Вадик, ты куда? Мама велела напомнить, что у тебя занятия музыкой!
— Фиг на маргарине! У меня каникулы, — сообщил воспитанный Вадик. Поправил заграничную кепочку с клапанами на макушке, поддернул застегнутые под коленками бархатные брючки и глянул с ожиданием: — Идем, да?
Они свернули на Первомайскую и зашагали в сторону реки. Было тепло, среди набухших тополиных почек галдели воробьи.
— А почему ваше дело — тайное? — спросил Саранцев у Костика.
Неделю назад они поссорились за школьным сараем при игре в «обстенок» и даже чуть не подрались (и Костик, разумеется, отступил), но сейчас вспоминать про это было не к месту. И Костик снисходительно сказал:
— Оно тайное, потому что секретное. Чтобы не лезли со стороны всякие любопытные.
— И вообще любое дело интереснее, когда в нем таинственность, — разъяснил Чук. — Про это даже книжки есть. Например, «Таинственный остров или «Морская тайна»…
— А еще «Тайна партизанского бора»… — нерешительно вставил Бамбук.
— А еще «Тайна подземного аэродрома», — добавил Бомбовоз. Он соображал чуть медленнее других, но книжки с тайнами любил.
— А еще «Морской охотник», — внес свою лепту Вадик.
— Там нету слова «тайна», — заспорил Бомбовоз.
— Слова нет, а тайна есть, — сказал Вадик. — Про подводную лодку…
Обошли каменную стену винзавода, над которой торчала обшарпанная колокольня без креста. За стеной что-то ухало. «Таинственно».
— Раньше там делали взрывчатую начинку для «катюш», — сообщил Бомбовоз.
— А сейчас делают винную продукцию, — сказал Вадик. — Папа говорит: травят народ…
— Правильно говорит, — буркнул Чук. Наверно, вспомнил дядюшку. — Кось, ну где твой морской залив?
— Сейчас…
Лужа открылась за кустами прошлогоднего репейника (тот был как железные джунгли). Она и правда сверкала морской синевой. Разлилась от заводской стены до длинного пустого дома с обрушенной крышей и выбитыми стеклами.
— Ух ты! — обрадовался Чук. — Настоящий водоем!
Смерили длину водоема. Получилось девяносто шагов. А в ширину было шагов двадцать…
Бомбовоз достал из-за пазухи вчерашний кораблик. Чук и Костик вытащили из карманов куски сосновой коры — припасли заранее.
Ножики нашлись у всех, кроме Бамбука. Но Бомбовоз отдал ему уже готовый кораблик.
Выстроить еще одно суденышко было делом нескольких минут. Кора резалась легко. Мачты смастерили из лучинок — их принес с собой запасливый Бомбовоз. Вставили в корму рули из плоских щепочек. Надели на мачты квадратики из тетрадной бумаги (она тоже нашлась у Бомбовоза).
Во время работы все сосредоточенно молчали, будто и в самом деле заняты были тайным делом.
Наконец эскадра из пяти парусников встала на берегу синей лужи.
— Ну, спускаем? — спросил Костик и слегка заволновался.
— Да, — сказал Чук.
Они разом взяли коричневые кораблики за кончики мачт и поставили на воду. Разжали пальцы.
Мягкий ветерок тянул вдоль лужи. Он легонько надавил на паруса, и кораблики резво побежали по мелкой ряби. Солнце светило из-за высокой стены и рассыпа́ло по воде слепящие зигзаги.
Пятеро капитанов смотрели вслед своим кораблям. От солнечных бликов танцевали в глазах зеленые змейки, и можно было подумать, что это отблески зелени на тропических берегах. Костик, по крайней мере, думал именно так.
Когда кораблики убежали далеко, пришлось идти за ними по берегу. Маленькие парусники плыли ровно, не сталкивались и даже как будто старались не обгонять друг друга.
Потом, в следующих рейсах, случалось всякое, но свое первое плавание эскадра прошла благополучно и с одной скоростью. Словно кораблики старались показать, что они друзья. И капитаны их — тоже…
Играли долго. Мартовский ветер был добрым, солнце — теплым, облака в высоте — выпуклыми, как паруса фрегатов. И настроение такое, будто все только что посмотрели кино «Дети капитана Гранта». «А ну-ка песню нам пропой веселый ветер…» — насвистывал Вадик, хотя дома ему внушали, что свистеть неприлично.
Устроили несколько соревнований. Побеждали все по очереди, поэтому никому не было обидно.
Наконец утомились. Блеск солнца и воды начал нагонять сонливость, и кроме, того, ужасно захотелось есть.
— Наверно, пора домой? — спросил Вадик.
— Давайте посидим немного, — предложил Чук. — Вон там… — Он кивнул в сторону разрушенного дома.
Подошли к дому. Устроились кто в оконных проемах, кто напротив — на лежавшем вдоль фундамента гнилом столбе. Бомбовоз, Чук и Костик скинули ушанки, в которых сделалось очень жарко. Бамбук снял замызганную пилотку. Вадик вертел на пальце кепочку. На недалеких путях покричал пристанской паровоз.
— Здесь хорошо, да? — сказал Чук, глядя на облака.
И Костик был доволен, что Чуку понравилось это место. Его, Костика Удальцова, место. Впрочем, оно и другим нравилось. Бомбовоз размягченно сказал:
— Отсюда все Заречье видать. И пристань. А вон там, за станцией, Масловский взвоз, по которому мы таскали ящики. Когда я был в первом классе…
Он редко вспоминал то героическое событие, но сейчас хорошее настроение, видимо, подтолкнуло его к воспоминаниям. Таким, чтобы поделиться с друзьями. Ощущение, что рядом не просто одноклассники, а друзья, шевелилось в душе и у него, и у остальных.
— Можно сюда каждый день приходить, — предложил Костик. — И устраивать парусные гонки. Никто не помешает. Мы будем вместе, как один корабельный экипаж…
— И пусть он называется ТЭК, — уверенно предложил Чук.
— Почему? — удивился Бамбук.
— Это будет «Тайный экипаж корабельщиков»…
— Зыконно, — одобрил Бомбовоз, что на ребячем языке тех времен означало «законно», то есть правильно.
А Вадик возразил:
— Почему «тайный» — понятно. А почему «корабельщиков»? Корабельщики — те, кто плавают на кораблях. Помните: «Корабельщики в ответ: „Мы объехали весь свет…“» А мы ведь только строим…
— Строители судов тоже корабельщики. Я помню, что отец так себя называл, — чуть насупленно возразил Чук. — Маленький был, а помню…
Вадик Саранцев решил больше не спорить:
— Тогда правильно…
И все тоже сказали, что правильно. В слове «ТЭК» чудилась сжатая энергия. Как в короткой морской команде.
— Но тогда нужен пароль, — полушепотом напомнил Бамбук.
Его глаза ярко синели в обрамлении желтых ресниц. Он мигал ресницами, будто боялся, что засмеются. Никто не засмеялся.
Вадик сказал:
— Это справедливо. Только нужен такой пароль, чтобы он был наш, и больше ничей. Пусть никто его не сможет никогда угадать…
— Надо подумать, — решил Чук. — Давайте подумаем до завтра…
На следующий день, когда снова пришли к луже («к морю-окияну», — сказал Вадик), сразу же заговорили о пароле. Конечно, посыпались разные предложения: «Парус», «Якорь», «Абордаж», «Испаньола», «Норд-ост» и так далее. Но все это было привычно, из кино и книжек. А хотелось чего-то совершенно своего и непонятного другим. Тайна же!
Сидели на прежнем месте, у старого дома, спорили, перебивали друг друга, махали руками и утомились.
