Виктор Лихачев - Дневник путника
13 июля. Мещора.
Шесть часов утра. Александр уже помолился, но остальных пока не будил. Видимо, жалел. Его зычный голос раздался только тогда, когда спящих оказалось три четыре человека. Остальные были уже на ногах. Наступающее утро приносило свои заботы. Поймал себя на горькой мысли: только я, грешный и праздный, без дела хожу по земле. Сколько людей, самых разных, встретилось мне на пути. Но в одном все они были схожи. Новый день означал для них и новые труды. Я уходил в дорогу, унося с собой самые добрые чувства об этих людях. А что они думали обо мне, глядя мне вслед? Подошли Андрей и Александр. Объяснили мне, как дойти до парома через Оку, ребята прощаются. Андрей говорит мне слова, которых никто и никогда в жизни мне не говорил: "Пусть ваш ангел-хранитель будет всегда рядом". "Храни вас Господь", добавляет Александр.
Честно говоря, я так расчувствовался, что не заметил, как добрел до парома. Паромщик только что причалил к берегу. На нашу сторону он переправил небольшой табун лошадей и двух подростков-погонщиков. На другой охотников ехать было всего два человека — я, да невысокий мужичок в брезентовом плаще и кирзовых сапогах. Когда я спросил паромщика, как мне дойти по этой луговине до Солотчи, он, почему-то рассмеявшись, показал на мужичка: "А он туда идет. С ним и дойдете". Точно так же мой Харон рассмеялся, когда я протянул ему медяки: "Спрячьте и не смешите меня". И вот уже мы шагаем очень скоро по мокрой от росы траве. Я так и не узнаю никогда, как звали моего попутчика. Одно бесспорно: если бы не он, не скоро я дошел бы до Солотчи. Он выбирал тропинки, которые, по всем моим понятиям, вели в обратную сторону. Но вскоре оказывалось, что мы обходили очередную протоку. А якобы удобные тропы упирались в непроходимые водоемы. Вскоре я уже понял, что шагающий рядом со мной человек относится к тому типу людей, о которых у нас в России говорят предельно просто: "Чудаки". Чудачества их, мелкие и большие, видны во всем, что бы они ни делали. Через каждую минуту, после длительного бормотания под нос, мой попутчик вдруг выпаливал: "Жизни и делу жизни я несомненно соответствую". Как я смог понять, в данный момент жизни основной его заботой являлось поскорее отремонтировать доставшуюся ему от матери в наследство половину дома. Он с любовью и в подробностях описал его раза три или четыре. За таким веселым разговором километры преодолевались быстро. А тут он меня добил совсем. Не помню точно, о чем пошла речь. Мужик неожиданно сделал свирепое лицо, как-то весь подался вперед, и на одном дыхании выдал цитату то ли из энциклопедии, то ли из популярной брошюры, касающуюся нашего разговора. Я так и подпрыгнул от удивления. Однако, все оказалось просто. Мой новый знакомый обладал великолепной памятью, а поскольку из-за отсутствия курева он, как и многие его односельчане, стал использовать махорку, понадобилась бумага. В дело пошли старые газеты, брошюры. А поскольку курил он много, то где-то часа два в день у него уходило на чтение тех обрывков, из которых сворачивались трубки. Спектр его знаний был необычайно велик: от агропромышленных вопросов до социалистического реализма. Слабость же его заключалась в обрывочности этих же самых знаний. В буквальном смысле слова. Цитата зачастую обрывалась на полуслове. "Дальше было порвано", — чистосердечно объяснял он мне. Уже в Солотче мой странный попутчик неожиданно свернул в ближайший переулок, не сказав ни слова. Я не успел поблагодарить его и расспросить, куда мне идти дальше. Впрочем. В этом не было надобности. Солотча — поселок небольшой, одноэтажный. Настоящее дачное место. Странно, но именно таким в детстве я представлял местожительство Тимура и его друзей, папы и его дочки из "Голубой чашки" и прочих произведений Аркадия Гайдара. Хотя чему здесь удивляться? Известно, что Гайдар неоднократно отдыхал в Солотче. Однако Солотча больше известна как одно из любимых мест не менее известного писателя — Паустовского. Многие ее жители расскажут вам о писателе, его привычках, привязанностях, увлечениях. Тихий, зеленый поселок. На окнах сидят важные кошки, загорелые детишки плещутся в удивительно красивой речушке, чинные старушки на лавочках. Возникает ощущение, что все здесь, от людей до воробьев и кошек, живет в своем особом ритме. Замедленном, будто бежал человек, бежал, да вдруг лень стало ему двигаться дальше, но двигаться надо. В райском уголке был пропитан ароматом чарующей лени даже воздух. Возникло сильное желание постучать в один из этих уютных домиков и попроситься пожить недельку-другую. Поесть вишни, искупаться в реке, побродить по тихим улочкам, которые, быть может, помнят Сергея Есенина, приходившего сюда пешком из Константинова к Анне Снегиной. Но нужно было идти дальше.
Поселок незаметно перешел в деревню Заборье. Все. Я входил в древний, как русская земля, мещерский край. Край непроходимых лесов, могучих сосен, деревень, спрятавшихся в чащобах, бесконечных болот, чистых рек. Уже следующая деревня, Ласково, вся располагалась в лесу. Деревня как деревня. Не мала и не велика. Я уже почти прошел ее, как на ум пришла мысль о том, где бы я мог раньше слышать название деревни. Ласково, Ласково. Где-то определенно слышал. Может быть, читал? Неужели?! Точно, это было здесь. "Прослышал Петр, что в Рязанской земле много врачей, и велел везти себя туда — из-за тяжкой болезни сам он сидеть на коне не мог. И когда привезли его в Рязанскую землю, то послал он всех приближенных своих искать врачей. Один из княжеских отроков забрел в село, называемое Лесково. Пришел он к воротам одного дома и никого не увидел. И зашел в дом, но никто не вышел ему навстречу. Тогда вошел он в горницу и увидел удивительное зрелище: за ткацким станком сидела девушка и ткала холст, а перед ней скакал заяц".
Здесь, в Ласково, жила мудрая русская девушка Феврония, ставшая женой муромского князя Петра. Древнерусская повесть с удивительной теплотой рассказывает об этих необыкновенных людях, о их любви, верности, жизни и смерти. О том, что ни при жизни, ни после смерти злая судьба и недобрые люди не смогли разлучить Петра и Февронию. Восьмого июля Православная Церковь отмечает день памяти благоверных князей Петра и Февронии Муромских.
В Ласково стоит часовенка, построенная в честь знаменитой уроженки этих мест. Мне рассказали, что восьмого июля сюда приехало множество людей со всех концов России. Люди помнят благоверную княгиню, нуждаются в ее помощи и молитвах. В мещерских окрестных деревнях и селах я услышал много рассказов о ласковской крестьянке, ставшей княгиней. Настоящие апокрифы, родившиеся в народной среде сотни лет спустя после написания ее жития. Кстати, называют ее в здешних местах Хавроньей или Хевроньей. Запомнилась одна из таких легенд. Записываю, как слышал.
Рассказала Хевронья по простоте душевной своим подружкам, что выйдет замуж за муромского князя. И что приедут за ней послы княжеские, и поедет она в санях по глубокому снегу. Подняли Хевронью на смех. А когда зима прошла, ей и вовсе проходу не стали давать. Где же твой князь, кричат. Где сани, в которых ты поедешь? А она улыбалась им, не спешите, мол, посмотрим, кто последним посмеется. И что же вы думаете? Летом, как раз в эту пору, приезжают к ней послы от князя. А как уезжать собрались, снег пошел. Три дня метель мела. Пришлось им на санях в Муром добираться. А на прощание Хевронья сказала ласковцам: "Обиду на вас не держу, но за насмешки и неверие проучу немножко. Вот какое сейчас наше село, таким оно останется всегда. Больше не будет, но и меньше тоже". И так оно и получилось. Сколько с той поры лет прошло, а Ласково в тех границах и стоит. Человек, рассказавший мне эту историю, после небольшой паузы, не без смущения добавил: "Правда, так было до недавнего времени. А где-то с того лета Ласково прирост поимело. Дачники из Москвы строиться стали. Но они, известное дело, Бога не боятся".
В нескольких километрах от Ласково я обратил внимание на огромный муравейник у дороги. Муравейник был огромен, видно за ним ухаживали и оберегали его. Да и вообще, в этом краю люди мне показались более добрыми и простыми, чем в других местах. Это касалось даже такой вроде бы малости, как забота о нашем путешествующем брате. Я потерял счет стоянкам для отдыха, удобным и красивым. Чувствовалось, что ухожен был лес с любовью. Но меня поразило в тот момент другое. Тысячи, сотни тысяч муравьев в бесконечном, ни на секунду не прекращающемся потоке, сновали сплошной рыжей массой. Только сейчас я до конца понял, какое замечательное сравнение — многолюдного города с муравейником — было придумано когда-то.
Через час я повстречал совсем других муравьев — больших, черных, с огромными челюстями. Это была моя первая стоянка в мещерском лесу. Устраиваюсь в ельничке, помимо уже традиционных вещей достаю средство от комаров. Уж если это отродье меня так донимало в степи, что же тогда они сделают со мной здесь, в огромном лесу? Однако проходит минута, вторая, а комаров не слышно и не видно. Тут только обращаю внимание, что под ногами у меня песок и мох. Воздух удивительно сухой и чистый. Дорога осталась далеко в стороне, так что только изредка доносился слабый шум проезжающих машин. Не замедлили появиться муравьи. Интерес они проявили не ко мне, а к содержимому рюкзака. Осталось порадоваться своей предусмотрительности: все продукты были обернуты целлофаном. Оставив муравьев в покое, ложусь немного подремать. Путь предстоял еще не близкий, а потому решаю просто немного подремать, а потом идти дальше. Мне показалось, что спал я совсем немого. Правда, отчего-то стало в лесу как-то темнее. Неужто дождь будет? Смотрю на часы и успокаиваюсь. Самый нахальный муравей, видимо, отчаявшись добраться до еды, добрался до моего лба. Когда я осторожно беру его руками, он отчаянно начинает хлопать своими челюстями. Грозный мужик! Мне остается оставить своим черным приятелям немного хлеба и идти дальше. Еще раз смотрю на часы… На них все те же без пятнадцати пять. Стоят! И никакого дождя не предвидится, просто солнце уже садится. Почти бегом добрался до ближайшей деревни, где и узнал, что уже десятый час. Выходит, я спал больше шести часов! Усталость, свежий еловый воздух, отсутствие комаров сделали свое дело. И все бы хорошо, но до деревни Криуши, где я собираюсь переночевать, еще восемь километров. А в деревнях спать ложатся рано. Добрые люди в Кельцах предложили мне остановиться. Но тогда до Клепиков завтра мне придется идти почти сорок километров. Есть и еще причина идти в Криуши. Вчера, перед самым Пощуповым, шофер проезжавшей мимо "Волги" предложил подвезти меня. Еще раз увидел я его, когда возвращался из купальни. Оказалось, что у Василия Андреевича, так звали хозяина машины, в Пощупове имелся дачный участок. Он с гордостью показал на уже готовый фундамент, сарайчик, в котором можно было хранить инструмент. Узнав, куда я иду завтра, он как-то очень неожиданно оживился. Вот тут-то я узнал, что живет в Криушах его отец, бывший лесник, Андрей Тимофеевич.
