Луиза Олкотт - Юность Розы
— Благодарю вас. Мне так хотелось прочесть что-нибудь хорошее, а судя по тому, что я уже прочла, это именно то, что нужно. Только тетя Джесси может подумать, что я задираю нос, когда увидит, что я читаю Эмерсона[38].
— Но почему? Эмерсон заставил задуматься многих мужчин и женщин нынешнего века. Не сомневайтесь, берите книгу и следуйте его совету:
Трудись без устали; твоя награда —Все возрастать от блага к совершенству.
— Я попробую, — ответила Роза ласково, чувствуя, что Мэк сам очень быстро продвигался по этому пути.
В эту минуту раздался чей-то возглас: «Привет!», и, оглянувшись, они увидели Джеми, одетого в полотняный костюм, с кульком конфет в одной руке, с крючками для удочки — в другой. Шляпа у него была лихо заломлена на затылок, глаза лукаво блестели, а весь нос был усыпан бесчисленными веснушками.
— Как поживаешь, дружище? — спросил Мэк, кивая ему.
— Помаленьку. Хорошо, что это ты, а не Арчи. Он в последнее время стал ужасным занудой. Откуда ты взялся? Зачем к нам? Надолго? Хочешь конфету? Очень вкусная!
Джеми сыпал вопросами, подходя к Мэку, протянул руку, как взрослый, и уселся подле своего долговязого двоюродного братца, добродушно предлагая всем свои сладости.
— Пришли письма? — спросила Роза, отказываясь от угощения.
— Множество; но я забыл принести, мне было некогда. Миссис Аткинсон сказала, что кто-то приехал, вот я и побежал сразу сюда, — с набитым ртом пояснял Джеми, растянувшись на земле и положив голову на ноги Мэка.
— Я схожу за письмами, почитаем вместе свежие новости, — и Роза направилась в сторону дома.
— Из девушек она больше всех на что-то годится, — заметил Джеми, думая, что Мэку будет приятно это услышать.
— Я бы тоже так думал, если бы она бегала по моим поручениям, лентяй ты эдакий, — ответил Мэк, глядя, как кузина уходит по зеленому склону. Было что-то притягательное в ее стройной фигуре, в простом белом платье с черным пояском, в волнистых волосах, собранных высоко на затылке, и даже в небольшом черном банте.
«Она была бы прекрасной моделью для прерафаэлитов[39]. Такая свежая, особенно после всех этих безвкусных созданий в гостиницах», — думал он, когда она скрылась за калиткой сада.
— Да, Роза меня очень любит, да и я бываю к ней добр, если у меня есть время, — продолжал тем временем Джеми. — Один раз я всадил в ногу рыболовный крючок и позволил ей вытащить его перочинным ножичком, представляешь, какая это была боль? Но я не пикнул, и Роза сказала, что я храбрый мальчик. Потом я заплыл на необитаемый остров, знаешь, посреди пруда, а лодка сама отошла от берега. Я там пробыл больше часа, и никто меня не хватился. Одна Роза догадалась, где я, и стала звать с берега, чтобы я переплыл обратно. Конечно, это недалеко, но там вода ужас до чего холодная, я этого терпеть не могу. Но я все-таки поплыл, правда, у меня ногу судорогой свело, так что Роза вытаскивала меня из воды на берег. Мы промокли до нитки, так что не могли без смеха смотреть друг на друга, и судорога сама прошла. А правильно я сделал, что послушался ее?
— Она еще и ныряла за таким шалопаем? Я смотрю, ты совсем сел ей на голову! Завтра же заберу тебя домой, — Мэк повалил мальчишку и начал катать его по сену, чем привел Дульче в совершенный восторг.
Когда Роза вернулась, неся холодное молоко, хлеб и письма, поклонник Эмерсона сидел на дереве и бросал в Джеми зелеными яблоками. Мальчишка бегал под яблоней, тщетно пытаясь отстреливаться. Веселая возня окончилась лишь с приходом тети Джесси, и остаток дня прошел в болтовне о семейных делах.
На другой день рано утром Мэк собрался уходить, и Роза вышла проводить его до старой церкви.
— Неужели вы всю дорогу пройдете пешком? — спросила она, когда они шли по свежей утренней росе.
— Да ведь тут всего двадцать миль, а затем я найму повозку и понесусь к своим занятиям, — ответил он, сорвав для нее лист папоротника.
— Вы никогда не чувствуете себя одиноким?
— Никогда. Вы же помните, со мной всегда мои лучшие друзья, — и он хлопнул себя по карману, из которого торчал том Торо.
— Боюсь, что лучшего из них вы оставили здесь, — Роза намекала на книгу, которую кузен одолжил ей накануне.
— Я очень рад, что могу с вами поделиться. У меня здесь многое из него осталось, вы скоро это увидите, — ответил он, ударив себя по лбу.
— Надеюсь, что это чтение будет мне так же полезно, как и вам. Я пока всего лишь счастлива, а вы так умны и добры, что мне хочется стать такой же.
— Читайте, вникайте, а потом обязательно напишите, что вы об этом думаете, хорошо? — сказал Мэк, когда они остановились на перекрестке.
— Хорошо, только вы отвечайте мне. Будет ли у вас на это время, при ваших серьезных занятиях? Поэзия, то есть я хотела сказать медицина, так увлекательна, — ответила Роза лукаво. В эту минуту, когда тень от листьев падала на его красивый лоб, она вспомнила их болтовню у старой яблони и подумала, что он совсем не похож на доктора медицины.
— Я найду время.
— Прощайте, Мильтон!
— Прощайте, Сабрина!
Глава XVIII
Что бы это значило?
Роза читала и вникала — весь месяц, проведенный в такой хорошей компании, стал незабываемым; книга щедро делилась с девушкой своей мудростью, красотой и правдой. Вполне естественно, что молодого человека больше привлекали главы «Героизм» и «Самообладание», а девушка предпочитала «Любовь» и «Дружбу». В уединении, наслаждаясь солнечным светом и тишиной, она перечитывала по нескольку раз эти стихи в прозе и изливала свои впечатления в письмах, которые летали между адресатами с завидной регулярностью.
Роза так наслаждалась перепиской с Мэком, что очень сожалела, когда в сентябре, после возвращения домой, она прекратилась. Мэк писал лучше, чем говорил, хотя и говорил замечательно хорошо, если хотел. Но она не успела выразить ни удовольствия, ни сожаления, потому что большая перемена во внешности Мэка заставила ее забыть обо всем остальном. По какой-то неведомой прихоти кузен постригся и сбрил бороду, и когда явился поздравить Розу с приездом, она едва узнала его. Густые волосы были аккуратно расчесаны, правильный рот и красивый подбородок открыты, это придало его лицу совершенно новое выражение.
— Вы решили подражать Китсу? — она не могла разобраться, нравится ли ей перемена в кузене или нет.
— Я стараюсь быть непохожим на дядю, — холодно ответил Мэк.
— А почему, желала бы я знать? — изумилась девушка.
— Я предпочитаю быть самим собой, а не слепком другого человека, как бы он ни был хорош.
— Ну, так вы не достигли своей цели, ибо теперь вы походите на молодого Августа[40], - возразила Роза, в целом удовлетворенная, что вместо копны растрепанных волос видит перед собой тщательную прическу.
— Женщины во всем найдут сходство, — засмеялся Мэк, не совсем довольный последним сравнением. — И все-таки, что вы вообще обо мне думаете?
Роза продолжала внимательно разглядывать его с задумчивым видом.
— Я пока не знаю, вы очень изменились. Я совсем не узнаю вас и хочу познакомиться заново. Конечно, вы выглядите куда лучше, чем раньше. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к новому образу старого друга, — ответила Роза, отклонив голову в сторону, чтобы разглядеть кузена в профиль.
— Пожалуйста, только не говорите дяде, почему я постригся. Я ему сказал, что мне было жарко со старой прической, и он одобрил меня. Пусть он остается в этом убеждении. Все уже привыкли ко мне, — говорил Мэк, расхаживая по комнате с чуть смущенным видом.
— Хорошо, я ему не скажу. Но не обижайтесь, если я не смогу обращаться с вами по-приятельски. С посторонними мне трудно вести себя свободно, а вы кажетесь совсем чужим. Вот вам и наказание за вашу любовь к оригинальности, — Роза решила слегка уколоть его, чтобы отомстить за обожаемого дядю.
— Как угодно! Да я и не собираюсь докучать вам, потому что очень занят. Скорей всего этой зимой уеду в Л., если дядя одобрит. Моя оригинальность не будет надоедать вам.
— Надеюсь, что вы не уедете! Я только начала узнавать вас, сошлась с вами и мечтала, что мы отлично проведем зиму, читая что-нибудь вместе! Неужели вы должны уехать? — девушка сразу забыла, что собиралась относиться к Мэку как к постороннему. Говоря все это, она держала его за пуговицу.
— Это было бы отлично. Но я должен ехать. Я составил себе план и твердо решил привести его в исполнение, — в голосе молодого человека звучала такая убежденность, что рука Розы разжалась сама собой:
— Конечно, путешествие всегда приятно, но мне так тяжело провожать то одного, то другого из вас и оставаться здесь одной. Чарли нет более, Арчи и Стив заняты лишь своими сердечными делами, мальчики уехали. Остался один Джеми, чтобы «играть с Розой».
