Юрий Иванов - Роман-газета для юношества, 1989, №3-4
Оконная рама вместе с коробкой грохнулась на кровать немца, придавила ноги. Чувствуя, как с противным похрустыванием осколки разрезают пальцы Лена приподняла раму и отшвырнула в сторону. Какой скрежет над головой… сейчас потолок рухнет.
— Это все твои, твои! — Она наклонилась к Курту. — Шевелись же. Хватайся за шею… Все твои!
— Уходи! Век! Век! — закричал Курт, отталкивая от себя Лену.
— Хватайся! — Лена закинула руки Курта себе на плечи и потянула его. — Ну же, помогай!
Опять взрыв! Дом задрожал. Лена втащила Курта в черный проем двери и услышала за своей спиной грохот и скрежет. Опуская немца на пол, оглянулась: мимо дверного проема сыпались кирпичи, доски, балки. А потом стало светло. Ухватившись руками за косяк, Лена выглянула — палаты больше не было, внизу, окрашенная пламенем горящего дома, громоздилась груда шевелящегося мусора.
Из распахнутой чердачной двери, как из тоннеля, несло ледяным сквозняком.
Светила луна, и на усыпанном полу лежали серебристо-голубые квадраты. Вжавшись в угол площадки, выставив вперед ствол автомата, Володя с напряжением вглядывался в черное, гулкое пространство чердака. Ветер позвякивал болтающимся над одним из слуховых окон искореженным листом железа.
Какое-то движение в левом углу чердака. Кто-то шевельнулся, поднимается. Володя почувствовал, как ему стало жарко. Кто? Нет, показалось. Холод студил ладонь в рваной перчатке. Но где же Пургин?
Снова стал нарастать гул самолетов. Вдруг в самом конце чердака сухо треснуло, вспыхнул ярко — красный огонь, на какое-то мгновение Володя увидел черную фигуру с вытянутой в сторону чердачного окна рукой — в небо взвилась ракета. И тотчас послышался крик Пургина:
— Стой! Руки! Стой, твою мать!
Выстрел… второй! Черная фигура вдруг ярко проявилась в лунном свете. Все ближе. Володя поднял автомат. Сейчас человек вбежит в лунный квадрат и… Человек вбежал и будто растворился в темноте, лишь совсем близко проскрежетал шлак под тяжелыми шагами и послышалось сбивчивое дыхание. Черная, со вскинутыми руками фигура выросла в проеме. Он нажал курок. Грохот прокатился по чердаку и лестнице. Откинувшись назад, «ракетчик» спиной ударился о перила и перевалился через них. «А-аа-а!» разнесся по лестнице вопль, а потом послышался стук упавшего на каменные плиты тела.
— Где он? Где? — услышал Володя голос Пургина.
— Упал.
Опираясь на автомат, казавшийся сейчас очень тяжелым, Володя прислонился к стене. Пугающий зев чердачной двери зиял перед ним. Володя на непослушных ногах стал спускаться вниз.
На какие-то доли секунды лестница освещалась Желтыми вспышками выстрелов. Пургин стоял возле убитого и выворачивал карманы полушубка, пистолет он зажал под мышкой. Ощущая тошноту, Володя подошел и наклонился: кто же это?
Пургин, схватив убитого за воротник куртки, рывком перевернул труп и осветил фонарем лицо убитого. Это был Комаров.
Они вышли из дома. Пургин, щелкнув зажигалкой, закурил.
Володя тронул его за рукав, лейтенант взглянул в лицо мальчика и протянул папиросу. Володя курнул, закашлялся, еще и еще раз затянулся, пытаясь остановить тошноту. Перед глазами стояло разбитое в лепешку лицо Комарова.
— Отошло? А этот гад чуть меня не продырявил.
— Эг-гей! А ну, ходь сюда! — послышался рев Саши-зенитчика. — Кассеты подволакивайте.
Пургин побежал к батарее, и Володя кинулся за ним. Комаров?! Как же так? Враг, фашист жил рядом, разговаривал с ним, с мамой. Почти оглохнув от орудийной пальбы, разинув рот, будто вытащенная из воды рыба, Володя застыл в нескольких шагах от батареи. В черно-фиолетовой глубине неба, схваченный несколькими лучами прожекторов, полз серебряный крест.
— Подтаскивай кассеты к орудию, — торопил Саша. — Быстрее.
— Куда? — спросил Володя и полез через снежный бугор. Хоть бы сбить этот проклятый самолет.
— Паренек… эй! Сюда, к нам!
Проклятая шапка. Он рванул завязки и сбросил шапку, побежал к орудию. Что-то зазвенело под ногами, Володя пригляделся: железный короб — кассета для снарядов, только пустая.
— Там, чуть правее… Нашел? Быстрее.
Вот они! Подхватил кассету. Одна из зенитчиц взяла кассету, всадила ее в паз казенника. Обе зенитчицы сидели на металлических сиденьях, прижимая лица к прицелам, крутили ручки. И орудие будто вздрагивало от нетерпения побыстрее начать палить. Вот!.. Грохот рванул барабанные перепонки, из-под орудия посыпались пустые гильзы. Одна из девушек повернулась и зашевелила губами — слов было не слышно, палило соседнее орудие. Но Володя понял. Он кинулся к кассетам, подхватил, принес. Со звоном вылетела пустая кассета, и, приподнявшись, Володя всадил в черный паз новую, набитую снарядами.
— Вовка… это ты?! — услышал он возле своего уха.
— Это я, — ответил он, еще не оборачиваясь, а потом взглянул: это была Ира Неустроева, одноклассница. — Ты?!
— Ирка! Нашла время! — закричала вторая зенитчица.
Ира прижалась лицом к резиновому натрубнику прицела, закрутила ручку.
— Откуда ты? — спросил Володя, когда вставлял в паз очередную кассету. — Как ты… попала?
— А с неделю назад. Месячные курсы. Там, за Ладогой, — выкрикивала Ирка, а потом оторвалась от прицела, спросила: — А где Женя? Я ходила, стучала-стучала… Давай кассету.
Ирка, ты немного опоздала, опоздала! Острые вспышки вокруг ползущего по небу серебряного крестика. Ухали, рвали, раздирали ночь выстрелы. Ну же! Ну?!. И вдруг серебряный крестик разлетелся на куски и его горящие обломки рассекли небо.
— Сбили! Сбили! — закричал Володя. — Молодцы!
— Это мы! — завопил Саша. — Девчонки, это мы!
— Что с Жекой? Где он? — трясла Володю за плечи Ирка.
Что сказать? Володя представил себе на мгновение ползущее по снегу корыто… нет-нет! Он не умер. Он будет вечно жить в его памяти, в их общих мечтах…
— Отец его вернулся. И забрал на боевой корабль, — ответил Володя и выплюнул снег — кто-то из девчат-зенитчиц швырнул ему в лицо пригоршню. — И он просил тебе передать, что ты самая лучшая на всем свете девчонка!
Рано утром, еще затемно, Пургин ушел, а Володя, разбудив Иришку, начал собирать ее в дорогу. Да что собирать? Просто умыл ее, подогрев воды в чайнике, да потеплее одел, обмотав ее под пальто теплым платком. Сунул за пазуху остатки подарка. Девочка молчала, сонно глядела в его лицо широко Раскрытыми глазами, а потом вдруг скривилась и заплакала.
— Что ты? — проворчал Володя. — Там же будет лучше.
— Не хочу-у, — всхлипывая, бормотала Иришка. — Ну зачем ты меня отдаёшь, зачем?
— Я тебя не отдаю, — проговорил Володя, чувствуя, как у самого слезы закипают на глазах. — Ну что ты, чижик? Я тебя найду. И заберу. Вот честное мое слово.
Потом он напоил Ваганова. Тот похлебал горячей воды и, пробормотав что-то, опять откинулся на подушку. Теперь нужно сделать фанерку. Фанерка была уже приготовлена, только вот веревочку продеть. Орудуя топором, Володя пробил в углах фанерки отверстия, просунул туда веревочку. Теперь ее можно повесить Иришке на шею. Достав из-под подушки химический карандаш, он намочил фанеру и написал: «Ирина». Немного подумал и добавил: «Волкова». И свой адрес.
Рыжая шуба стояла уже возле самых дверей эвакопункта. Заглянув в лицо девочки, Володя наклонился. Иришка обвила руками его шею. Слезы текли по ее лицу. Очередь шевельнулась, распахнулись двери, и Володя, разжав руки Иришки, отошел в сторону. Мелькнуло ее маленькое несчастное лицо, двери захлопнулись, и Володя, постояв немного, пошел домой.
Часов в одиннадцать пришел Пургин с тремя мужчинами в черных полушубках. Они взломали квартиру Комарова. Слышно было, как они двигали вещи, хлопали дверками шкафов, швыряли стулья. Потом один крикнул: «Есть. Целый склад ракет». С большим тюком они вышли из квартиры и заколотили дверь.
Собрали Ваганова. Он немного приободрился, даже поплескал себе в лицо ледяной воды и попытался сам пойти, но тут же схватился руками за стену. Лейтенант подхватил его и повел из квартиры. У подъезда дома стояла военная машина, в кузове лежал Комаров. Володя пригляделся: на шее Комарова сверкнул жгутик золотой цепочки; влез в кузов, наклонился и дернул за цепочку. Это был мамин знак зодиака — длинноволосая дева, бегущая между звезд.
Привели Ваганова и усадили в кабину. Он прижимал к себе укутанный в прожженный брезент автомат. Донимал холод, и Володя пританцовывал возле кабины, стукал валенком о валенок.
— Жди, — сказал лейтенант Пургин, поднимаясь в кабинку. — Приеду за тобой дня через два-три. Понял?
— Буду в зоопарке, — ответил Володя.
Грузовик медленно уезжал по заснеженной улице.
Опять одиночество. Володя постоял у входа. Серый, покрытый изморозью, с сугробами до первого этажа, дом был похож на поднявшуюся из застывшего океана скалу. Скалу, лишенную каких-либо признаков жизни. «Прощай, Иришка, прощай, Ваганов…» Страшно было представить, что вот сейчас он войдет в этот пустой дом и будет подниматься по гулкой лестнице, а потом заскрежещет замок, и он войдет в совершенно пустую квартиру. «К Ирке и Саше, — решил он. — Хоть часик бы посидеть у печки в бункере».
