Около музыки и другие рассказы - Нина Сергеевна Дашевская
Оля немного покаталась по льду в своих летних босоножках и тут увидела Гордеева. Он сидел в углу на корточках, возился с какой-то жестянкой. Посмотрел насмешливо:
— Ты откуда здесь, водолаз?
Гордеев был двоечник и хулиган. Чего он такого хулиганил, Оля толком не знала, но так в школе считалось: «А, этот Гордеев! Всё с ним понятно».
— Почему водолаз? — спросила Оля спокойно. Хулиган и хулиган, интересно даже.
— У кого четыре глаза, тот похож на водолаза! — выдал Гордеев. Смешно, можно подумать. Детсадовский юмор, будто очков никогда не видел.
— А ты что тут делаешь? — спросила Оля.
И Гордей вдруг совершенно человеческим голосом, никаким не хулиганским, ответил:
— Свинец буду плавить.
— Прямо здесь?
— Ну да. Мы вчера тут костёр жгли уже, видишь?
Да, точно. А ведь холодно тут, костёр бы хорошо.
— А чего не на улице? Тут же неудобно?
— Зато никто не видит, — ответил Гордей. Он щёлкнул зажигалкой, появился язычок пламени. Оля смотрела, как Гордей нежно подкладывает бумажки, щепки, палочки — о, занялось. Оля протянула к огню ладони лодочкой.
— Замёрзла, Водолаз? Грейся.
Лицо у Гордея стало таинственным; угол подвала похож на таинственный замок. Всё дело в освещении, подумала Оля: папа хорошо фотографировал, и она разбиралась в свете.
Запах, правда, совсем не как в лесу у костра. Но ладно, сойдёт.
— Это ты на пианино играла вчера, Водолаз? На концерте?
— Я.
— Я чуть не уснул, — объявил Гордей. — А на гитаре можешь?
— Нет.
— А я учусь. Смотри, мозоли на пальцах. Это тебе не пианино!
Оля уважительно посмотрела на его руки. Правда, мозолей никаких не разглядела, зато увидела некрасивый шрам, ожог и чёрную точку на ногте — может, синяк, а может, и грязь просто.
— На бутылку упал разбитую, — объяснил про шрам Гордей, — зашивали.
— Ясно. А у меня кошка, — ответила Оля и показала исцарапанную руку.
— Ого, зверь, — оценил Гордей, — рыжая?
— Чёрная с белым. Дуся зовут.
— А у меня Серафим. Кот. Симыч. Хороший был кот, сбежал.
— Жалко.
Послышался какой-то шум, голоса. Кто-то шёл сюда. Гордей вскочил на ноги, раздавил свой костёрик каблуком.
— Жалко, — повторила Оля уже про костёр.
— Нехорошие люди идут, не хочется встречаться, — объяснил Гордей и сплюнул. — И потом, я им должен. Так что надо валить. Пока, Водолаз! На пианино только больше такого не играй!
И он исчез; а Оля вышла на улицу и удивилась, какое там солнце.
* * *А потом они с Тимкой Левицким ходили на совет школы. От каждого класса нужно два человека, и там разные вопросы решаются голосованием. Олю с Левицким отправили потому, что они уже заработали себе пятёрки в году, а остальные писали ещё какую-то работу.
Оля и Левицкий обрадовались, конечно, что можно сбежать с урока, забрались на последний ряд в зале и не особо слушали, кто там что говорит. Сначала, например, рассуждали, что курить нельзя. Это и так ясно, о чём тут говорить? Потом ещё что-то…
А Оля с Левицким играли в «ним». Это Тимка, конечно, показал такую игру: сначала на перемене, со спичками. Нужно брать спички из кучи по определённым правилам; кто взял последнюю — проиграл.
Потом стали играть на уроке, закрашивать клеточки вместо спичек. Но в школе они сидят на первой парте, два очкарика, под самым носом у учителя. Поэтому Тимка придумал способ играть на пальцах. Достигли такого мастерства, что с виду совсем незаметно, что играют: чуть пальцы шевелятся, и всё.
Это было захватывающе, будто тайное общество. У всех на виду играют, и никто не замечает! Оле казалось: вот-вот разгадает его стратегию и начнёт выигрывать. Она почти ничего не слышала, только следила за пальцами: загорелые длинные пальцы пианиста у маленького Левицкого — и обычные, исцарапанные Дусей у Оли. Хотя пианистка как раз она, обидно даже.
— Итак, голосуем за исключение Вениамина из школы. Кто за? — вдруг услышали они.
Какого-то Вениамина обсуждали, а они всё прослушали.
— Кто это — Вениамин? — шёпотом спросила Оля у Тимки и, не дожидаясь ответа, поняла сама.
У стены стоял Гордеев. Вот неподходящее имя, неужели он Вениамин?! Стоял и улыбался, будто ему на всё наплевать.
— Теперь кто за то, — объявил председатель, — чтобы Вениамин Гордеев остался в нашей школе?
Оля подняла руку. Спокойно подняла: ну как можно выгнать Гордея? Кто тогда будет считаться хулиганом в этой школе, и вообще…
Оля вдруг поняла, что все смотрят на неё. То есть на них с Левицким — Тимка поднял руку сразу за ней. И всё, больше никого.
…И тут поднялась ещё одна рука. Взрослая. И ещё, и ещё…
— Значит, единогласия нет в этом вопросе? Евгений Петрович, почему вы так голосуете? — громогласно спросила завуч.
— Если мы, — ответил молодой историк, — избавимся от Гордеева, то нам, конечно, станет легче. Но кем он вырастет? Вы же знаете, какая у него семейная ситуация. И потом, твои товарищи, Вениамин, тебя поддерживают…
Вениамин хмыкнул и сказал одними губами: «Водолаз». Может, что другое сказал, но Оля так увидела.
— Но вы понимаете, Евгений Петрович, — сказала завуч тяжёлым, почти мужским голосом, — если мы оставим Гордеева в школе, то другие будут думать, что им можно! Тоже можно! Всё!
— Что всё? — спросил историк, поправив очки.
— Всё что угодно! Распивать! Разные напитки!
Оля сначала услышала: распевать. И конечно, распевать лучше хором, лучше хором… Стало смешно. Какие такие
