Ганна Ожоговская - Чудо-юдо, Агнешка и апельсин

— Дело труха! Тут что-то разгорается, — шепнул Витек Михалу.

— Не каркай. Что может разгораться? Если только аппетит перед обедом, — ответил тот и оглянулся на сидящего в среднем ряду Вечорека, который с выражением обезьяньей радости на лице обмакивал в чернильнице светлые кончики волос сидящей перед ним Алинки Чуперской.

«Измажет всю кофту», — подумал было Михал, но тут пронзительный звонок известил об окончании урока.

— Останьтесь на местах, — проговорил учитель и вытянул вперед руку, словно собираясь удержать срывающуюся с привязи стихию.

Возможно, что в иное время это и было бы необходимо, но на этот раз все и без того застыли в полной неподвижности; в класс вошел директор, на этот раз в сопровождении… милиционера и какого-то малыша.

— Что такое? Кто это? — пронесся шепот.

Никто ничего не понимал. Только Вечорек мгновенно сполз под парту. У него всегда получалось это виртуозно, как у фокусника. Не раз и не два спасался он таким способом в затруднительных ситуациях. Но сегодня обычная ловкость ему, как видно, изменила — он сдвинул парту, и Алинка резким движением повернула назад голову. Правая ее коса метнулась через плечо, заляпала чернилами парту, потом тетрадь и черными пятнами прошлась по белой блузке.

— Ой! Новая кофта! — вскрикнула Алинка. — Мамочка моя!

Директор был уже тут как тут. Крепкой рукой он вытаскивал из-под парты упирающегося и красного, как свекла, Вечорека.

— Это он! Это он вырвал у меня деньги! — закричал вдруг малыш, бросился было в сторону Вечорека, но на полдороге остановился и так же поспешно вернулся на прежнее место, за спину милиционера.

Директор, придерживая Вечорека за воротник, вывел его на середину класса.

— Присмотрись получше, — обратился он к малышу. — Это действительно он?

— Он, он! Только тогда он был не такой красный.

— Ты! Ты!.. — лопотал Вечорек. — Ты меня видел? Узнал? Приснилось тебе.

— Ничего мне не приснилось! — Малыш еще ближе придвинулся к милиционеру.

— Этот и еще двое. Их трое было. Ага! Вон еще тот, у окна который сидит! Точно, он! Только тогда он был не такой бледный! — Парнишка указывал пальцем прямо на Збышека Вихана, который действительно сидел бледный как полотно.

— Выйди из-за парты! — коротко бросил директор, и Вихан понуро встал рядом с Вечореком.

— Ты говорил — трое. Третьего здесь нет? — спросил милиционер.

— Третья была вроде девчонка. Только в штанах. В зеленых, как трава, и в черном свитере.

Парнишка стал внимательно осматривать поочередно всех сидящих девчонок и ребят.

В классе установилась гробовая тишина: мало ли что может привидеться пацану? Может и обознаться. Ткнет пальцем, и все…

Но малыш пальцем не ткнул. Он не обнаружил того третьего, который был «вроде девчонкой, только в зеленых штанах».

— Нет. Ее здесь нет, а то я сразу бы ее узнал, — заявил он. — Она уговаривала их не хулиганить. А они ее не слушали.

— Ты врун! Брехло! — шипит снова весь красный от злости Вечорек.

Зато Вихан оправился от первой растерянности и стал оправдываться:

— Честное слово, я не знаю, что сочиняет этот малыш. Я в глаза его не видел! У меня мама тяжело больна — у нее плохо с сердцем, — и она ждет, когда я вернусь из школы, а то бы я…

— У тебя больна мать? — спросил директор.

— Да, очень больна, — Вихан нервно кусал губы, а голос его дрожал от волнения, — все праздники пролежала в постели. И мне надо сейчас идти в аптеку…

Резко хлопнула крышка парты. Это вскочила Гражина Сузик и, подняв руку, проговорила:

— Можно, я скажу? Я знаю! Этот малыш мог все перепутать. А может, он близорукий? У моей мамы тоже больное сердце! Надо понять тревогу Збышека. Ведь…

— Ты хотела что-то сказать о поведении этих учеников… — прервал ее директор.

— Да! Я точно не знаю, что произошло в субботу вечером, но они, честное слово, ничего плохого не сделали. Честное слово!

— Откуда ты знаешь?

— Сегодня утром перед уроками мы с Данкой случайно подслушали их разговор. Ковальский, — она показала рукой на Михала, — вошел в раздевалку, а Вечорек ему и говорит: «Зря ты с нами в субботу вечером не пошел! Мы устроили мировой фейерверк!» Мы с Данкой еще спросили их тогда, почему они нас не пригласили посмотреть. Им стало стыдно, и они даже разозлились. Но ведь фейерверк — это же не преступление? Значит, они ни в чем не виноваты.

Гражина села на место с чувством исполненного долга: она дала правдивые показания, она выступила в защиту товарища, у которого больна мать.

В пылу красноречия она, однако, не заметила, что Збышек во время ее речи снова побледнел, а Вечорек снова покраснел.

Директор велел обоим ученикам идти в канцелярию. Вслед за ними вышли учитель и милиционер с малышом, который теперь для большей верности держался за его руку.

Как только дверь за ними захлопнулась, царившая до этого в классе мертвая тишина будто взорвалась:

— Что они сделали?

— Как — что? Разве ты не слышал?

— А я вам говорю: врет пацан!

— Вихан хороший парень! Задания всегда дает сдирать.

— «Хороший»! А помнишь?…

— А Вечорек… Помните?

Стали припоминать разные неприятные происшествия. Их набралось не так уж мало.

С некоторых пор в классе уже подозревали, что Вечорек и Вихан замышляют что-то неладное. Ендрек Пшимановский признался теперь, что Вихан и его подбивал вступить в какой-то клуб, но Ендрек терпеть не мог Вихана и отказался. Выяснилось, что Вихан задолжал деньги многим девочкам.

— Один раз он сказал, что потерял деньги на лекарство для матери, и клялся, что отдаст, — рассказывала Алинка.

— Для тяжело больной мамочки, — передразнила ее Данка. — А я видела сегодня его мать на улице здоровехонькой.

— Что ты говоришь? — возмутилась Гражина. — А мне так жалко его стало, когда он сказал, что у него больна мать!.. Врун! Бесстыжий врун!..

— Что теперь им будет? — спросил кто-то испуганно.

Вопрос повис в воздухе.

Постепенно все стали расходиться по домам. Школьные часы в коридоре показывали, что через минуту прозвенит звонок. Проговорили почти целый час.

— Ой, совсем забыл! — воскликнул Витек. — Мне же сегодня надо было пораньше домой вернуться — мать в город собиралась. Бежим быстрее!..

— Я не могу. У меня тут дело есть, — туманно объяснил Михал.

— Ну, приходи тогда с Агнешкой; у нее сегодня шесть уроков.

— Посмотрим, как получится… — уклончиво ответил Михал, хотя, собственно, «дело» и заключалось в том, чтобы дождаться Агнешку и поделиться с ней сегодняшними новостями.

— Витек, — спросил Михал у приятеля, — ты приметил типа, который все время с Агнешкой ходит?

— Все время?… А ты откуда знаешь?

— Откуда? Дурацкий вопрос. Своими глазами видел. Вот оттуда и знаю. На вид настоящая жердь.

— Ну и что?

— А ничего. Ходит, ходит, портфель носит и ни слова не говорит. Молчун.

— А она?

— Тоже молчит. Идут и молчат.

— Может, они тихо разговаривают? Ведь от школы до нас вон сколько идти! Если им не о чем разговаривать, зачем тогда он портфель ей носит?

— То-то и оно. Я тоже подумал. А то идет такой молчун — и ни мур-мур. Агнешке вроде это тоже не понравилось. Один раз она остановилась и хотела забрать у него портфель, а он не отдал, пока не дошли до наших ворот.

— Они тебя видели?

— Видели. Я шел сзади, а когда они остановились у ворот, прошел мимо них. Агнешка покраснела. Наверное, стыдно стало, что с такой жердью водится.

— А он?

— Он? Он ничего, но я как посмотрел на него, он тут же спиной повернулся.

— Хм! — хмыкнул Витек, не зная, что бы еще такое сказать, и удивляясь, отчего Михала так беспокоит эта «жердь».

— А я тебе говорю: не «хм», а надо нам навести порядок в этом деле, понял?

— Ничего не понял.

— Земля сто раз перевернется, пока ты сообразишь, что к чему. Агнешка тебе помогала? Помогала. По математике тебя подтянула? Подтянула. А как портфель ей носить, так тебя нет, да?

— Да, но…

— Какие там «но», ты слушай, что я тебе говорю: с завтрашнего дня никаких «жердей», никаких «фитилей». От кошки рожки! Портфель Агнешке мы сами будем носить. Мы, и никаких гвоздей! Понял?

— Мы? Значит, ты тоже?

— Тоже. Но я только ради тебя. Если ты сам против этой дылды сунешься, тебе может не поздоровиться. Согласен? А против меня он сразу скиснет. Факт.

— Но… но ты же сам говорил, что носить портфель — это…

— Я говорил о Гражине. Какой-нибудь девчонке из нашего класса я нипочем не стал бы носить, понял? Агнешка — совсем другое дело. Она живет вместе с нами, дружит с нами, верно? И в учебе нам помогла; конечно, помогла тебе, но ты мой друг, значит, вроде бы как и мне. Ясно?

— Ясно-то ясно, но только раньше ты по-другому говорил. Раньше ты говорил, что только дурак…