Робин ЛаФевер - Теодосия и последний фараон
Здесь уже стоял майор Гриндл.
– Что это там? – спросила я, отводя в сторону упавшую на глаза челку.
– Разведчики вернулись, – ответил майор. – Пойдем послушаем, что они скажут?
– Да, да, пожалуйста!
Мы вместе с майором вышли в рассветное утро. Солнце еще не успело подняться над восточными пиками скал, поэтому воздух еще оставался свежим и прохладным – прелесть! К тому месту, где ссаживались с лошадей разведчики, начинали подтягиваться люди. Мы поспешили примкнуть к ним.
Рядом со мной остановилась Сафия, вышел из своего шатра Хальфани. Он заговорил по-арабски с разведчиками, и я скорее сунула руку к себе в карман, чтобы сжать в ладони кусочек Вавилонского кирпича.
– Напали на след мальчика?
– Нет, – покачал головой высокий следопыт. – Ничего. Когда мы возвратились в Карнак, там уже не было никого.
– Мы разделились и поехали в трех разных направлениях, – сказал другой разведчик. – Все они словно сквозь землю провалились.
Я подумала, почему бы им не попросить бога ветра сказать им, куда делись люди, которых они ищут, ведь, насколько я понимаю, они большие друзья с этим богом.
– Расспрашивали тех, кто живет поблизости? Обошли все дома в Карнаке?
– Разумеется, – кивнул разведчик. – Никто ничего не видел и не слышал.
– Что само по себе довольно странно, – пробормотал Хальфани.
Тот разведчик, что был пониже ростом, шагнул вперед и вытащил из складок своей одежды какой-то сверток.
– Вот, пожалуй, единственное, что нам удалось найти.
Он развернул тряпку, и мое сердце болезненно сжалось. Это был Сефу, безжизненно лежавший на руке разведчика.
Не задумываясь о том, что я делаю, я бросилась вперед.
– Сефу! – Разведчик удивленно посмотрел на меня. – Он мертв?
– Да, эта бесполезная тварь сдохла.
– Он должен был присматривать за нашим фараоном, – сплюнул на землю другой разведчик. – Со своим заданием он не справился. Пусть его сожрут шакалы.
Державший Сефу разведчик размахнулся и отшвырнул обезьянку далеко в сторону.
– Нет! – прошептала я и бросилась к бедному мертвому Сефу. Они с Гаджи были друзьями не разлей вода, и если Сефу не уследил за своим хозяином, это не его вина. Маленькая обезьянка, что он мог сделать против могучих Змей Хаоса?
Пока остальные продолжали разговаривать, я пробралась сквозь толпу в сторону. Быстро оглянувшись, я убедилась в том, что за мной никто не наблюдает, все слушали рассказ следопытов, и я поспешила к неподвижно лежавшему на песке Сефу. Наклонилась, подняла его, уложила на ладони, приложила палец к груди Сефу, там, где должно было биться сердце обезьянки. Оно не билось.
– Что вы делаете, мисс Трокмортон?
Я подняла голову и увидела стоящего передо мной майора Гриндла.
– Они с Гаджи были большими друзьями, Сефу верой и правдой служил мальчику. Он заслуживает того, чтобы его похоронили как положено.
Я не стала говорить майору, что умираю при мысли, что то же самое могло случиться и с моей кошкой.
Майор оглянулся через плечо на толпу и заметил:
– Боюсь, что похороны обезьянки – не самое важное из того, что нам сегодня предстоит.
– Неправда, – заупрямилась я. – Как они могли так поступить с бедной обезьянкой? И вообще, чего они ждали от Сефу? Что он заменит их всех?
Я удивилась, обнаружив, что мои щеки залиты слезами. Я переложила Сефу в одну руку, другой стерла с лица слезы, смущенно опустила голову, повернулась и пошла к своему шатру.
Зайдя в шатер, я нашла маленькую подушку и положила на нее обезьянку – тельце Сефу неловко раскинулось, и я наклонилась, чтобы поправить ему лапки.
Но минуточку, минуточку! Если Сефу мертв, почему его тельце до сих пор не окоченело? И не заледенело. У мертвого оно должно быть холодным, разве не так? Я притронулась к животику Сефу. Его кожа была прохладной, но не ледяной, как у мертвого. А что, если он еще жив?
За моей спиной негромко хлопнул полог шатра.
– Что вы делаете? – спросила вошедшая в шатер Сафия.
– Ухаживаю за обезьянкой Гаджи, – ответила я. – Сафия, вы можете дать мне зеркало, которое приносили вчера, когда мы готовились пойти на суд?
– Конечно, – кивнула Сафия и поспешила к выходу из шатра, а я вернулась к Сефу. В моем сердце зародилась маленькая надежда на большое чудо.
Очень скоро Сафия вернулась и принесла медное зеркальце, которое протянула мне.
– Я помню, когда у Гаджи появилась эта обезьянка, – сказала она. – Ее подарил ему Мастер Бубу и взял слово, что Гаджи никогда не расстанется с ней.
Голос Сафии дрогнул.
– Гаджи так и сделал, – сказала я, глядя на девушку. – Они всегда были неразлучны с Сефу. Они оба сдержали слово, которое дали Мастеру Бубу.
Я поднесла зеркало к личику Сефу.
– Что вы делаете? – спросила Сафия.
– Пытаюсь определить, действительно ли он умер. – Пока я говорила, поверхность зеркальца слегка затуманилась. – Смотрите, он дышит!
– Неужели? – наклонилась ко мне Сафия. Я показала ей зеркальце, и девушка радостно кивнула: – В самом деле!
Я осторожно пощупала передние и задние лапки Сефу, пытаясь определить, нет ли переломов. Нет, ничего похожего я не обнаружила. Может быть, у него повреждены какие-нибудь внутренние органы, но как проверить это у обезьянки, я просто не знала. Пусть все остается как есть.
– Его нужно согреть, – сказала я Сафии. – И, наверное, нужно влить ему в рот немного воды.
– Я сейчас вернусь, – сказала Сафия и вновь поспешила к выходу из шатра. Я же взяла одеяла и осторожно укрыла ими обезьянку, поражаясь самой себе. Честно говоря, мы мало общались с Сефу, практически едва замечали друг друга, но сейчас я вдруг почувствовала, что связь между Сефу и Гаджи была очень похожа на то, что связывало меня с Исидой. И сейчас, ухаживая за обезьянкой, я словно ухаживала за ее хозяином, за мальчиком, который вдруг оказался мне очень близок и дорог.
Сафия вернулась с чашкой воды и тряпочкой.
– Вот, – сказала она. – Сейчас я покажу, как мы выхаживаем козлят, у которых шакалы загрызли их мать.
Она свернула тряпочку в тугую трубку и опустила один конец получившегося фитилька в чашку с водой. Когда тряпочка промокла насквозь, Сафия поднесла ее свободный конец ко рту обезьянки, а я осторожно открыла его.
Капля, другая, третья покатились в горло обезьянки. Веки Сефу задрожали, и я едва сдержалась, чтобы не закричать от восторга.
В эту минуту в шатер заглянул майор Гриндл и сказал:
– Мисс Трокмортон? Они уже ждут нас.
Я не сразу поняла, о чем он говорит, – все мои мысли были заняты Сефу.
– А, да, верно. Сейчас иду. – Я посмотрела на Сафию. – Вы присмотрите за Сефу, пока меня не будет?
– Ну конечно. Буду ухаживать за ним, как за своим родным братом.
– Спасибо. – Я поднялась на ноги, разгладила юбки и пошла вслед за майором навстречу своей судьбе.
Глава двадцать восьмая. Взвешивание сердца
У входа в шатер ожидали Хальфани и Хашим, они должны были отвести нас в храм. Хальфани ободряюще улыбнулся мне, но эта улыбка не коснулась его строгих глаз.
Пока мы шли среди шатров к храму, к нам пристраивались любопытные, они буквально прилипали к нашей процессии, как репьи к кошачьему хвосту. Так что, когда мы добрались до храма, за нами уже следовала небольшая толпа. Словно молчаливая тень, эта толпа пересекла вместе со мной и майором Гриндлом внутренний двор, гипостильный зал и втянулась в зал суда. Итак, у нас сегодня будут зрители. Ладно.
В зал вошли три жреца Сем и заняли свои места. Я вдруг вспомнила, что уже много раз видела точно такую же сцену, она часто изображалась на стенах усыпальниц.
Верховный жрец поднялся на ноги и заговорил:
– Выдвинутые против вас обвинения остаются очень тяжелыми, несмотря на то, что вы дали объяснение многим своим поступкам. Мы гадали по звездам, бросали кости, рассматривали внутренности жертвенных животных, но предзнаменования остаются неопределенными.
По стоящей за нашими спинами толпе пролетел шепот. По всей видимости, раньше эти предзнаменования всегда были однозначными.
– Вы, – продолжил верховный жрец, глядя прямо на меня, – приехали издалека и многое перетерпели, чтобы вернуть то, что принадлежит нам, за что мы выражаем вам свою признательность. Но при этом вы узнали наши секреты и тайны, что строжайше запрещено.
В зале стало так тихо, что я слышала даже, как кто-то из жрецов слегка посапывает носом.
– Поскольку ваши действия преследовали добрую цель, Маат милостиво разрешает вам вернуться к своей семье, выпив предварительно Вино Забвения.
– Что это такое – Вино Забвения? – спросила я. Ох не по нраву мне было это название, ох не по нраву!
– Это напиток, который сотрет нас из вашей памяти, дитя мое, – печальным тоном сказал Барути. – Но он не причинит вам какого-либо вреда.
– Но Ови Бубу говорил…
– Он утратил право голоса после того, как был изгнан из наших рядов, – с явным наслаждением заявил Фенуку.
