Хрустальный ключ - Евгения Петровна Медякова
По рядам ребят пробежал легкий смешок.
— Подумаем, — продолжал Соболев, — что можете вы, в чем вы сильны? Есть, конечно, разные способности. Бывает, что паренек хорошо мастерит рогатки и может метко сбить из них пяток ни в чем не повинных пичужек… или выставить стекло в соседнем доме.
Соболев, словно случайно, похлопал ладонью по рукам Эдика Шишляева, сидевшего напротив. Эдик убрал руки и покраснел, что с ним случалось редко.
— Но ведь этот же самый паренек может вырыть несколько ям, для того чтобы посадить на улице деревья. Может убрать на стройке мусор или сложить в кучу разбросанные строительные материалы. Граждане вашего возраста могут помочь рабочим в уборке цеха. Я знаю, что вы принимали участие в субботнике на станции. Это очень хорошо! Тут вы показали себя подлинными юными ленинцами. Кое-что вы можете делать и дома: наколоть дров и принести их. Вымыть посуду, починить себе чулки или носки, выстирать носовые платки, майки. Я надеюсь (Соболев обвел глазами мальчиков), что вы, мужчины, не считаете такую работу зазорной?
Если после бурана снег около школы убирает у вас дворник, плохие вы граждане. Для вас, для нескольких десятков школьников, такая работа — почти игра.
Ленин когда-то завещал юным пионерам выполнять каждый день какое-нибудь дело, пусть самое небольшое, лишь бы это было для людей, для общества… Ну, я много тут наговорил, — улыбнулся Соболев. — Поделюсь еще с вами своим опытом. Есть у меня, ребята, привычка. Ложусь вечером спать и, перед тем, как закрыть глаза, прикидываю в голове: «Ну, как я день прожил? Как будто не даром. Что можешь себе в плюс поставить? Вот это…» Попробуйте-ка и вы вечерком взвесить, как прошел ваш день?
Ребята после этих слов начали было переглядываться, но Соболев снова привлек их внимание.
— То, что я вам говорил, ребята, это вроде присказка. А теперь я расскажу зам… сказку. Хотите?
— Хотим! — послышались отдельные голоса.
— Лучше рассказ, а не сказку. Про войну!
— Сказка эта совсем особенная. — Соболев с веселой усмешкой оглядел школьников. — И называется, — он выдержал паузу, — «Сказкой об овечке».
58
— Почти все вы — дети железнодорожников и должны знать, что «овечкой» у нас называют небольшие, работящие паровозы серии «ОВ». Корпус у овечки не особенно мощный, труба по старинке, высокая, никакой красоты в отделке нет. И по устройству она старенькая, все рычаги на ней машинист руками вертит. «Овечки» работают большей частью как маневровые паровозы по составлению поездов.
Но у овечки, о которой пойдет речь, судьба была совсем особая.
Не знаю, по каким путям та овечка бегала, какие грузы возила, но только на втором году существования Советской Республики оказалась она в депо Москва-Сортировочная. Стояла, как и десятки других паровозов, без всяких признаков жизни. Не горел веселый огонь в топке, не клубился дым над высокой трубой, не вертела колеса могучая сила пара.
А время то было героическое. Впервые с тех пор, как существует наша планета, появилась держава, где вся власть принадлежит народу.
Разве могли это перенести иностранные капиталисты? Могли разве помириться с этим русские помещики, фабриканты, у которых народ отобрал поместья, земли и предприятия?
Четырнадцать иностранных держав накинулись на молодую Советскую Республику. Им помогали все черные силы, вся нечисть, которая осталась на нашей земле — кулаки и буржуи, остатки царской армии, мятежные казачьи атаманы со своими бандами.
У врагов — солдаты обученные, вымуштрованные, в новенькие мундиры одетые. Есть у них пушки и пулеметы, снаряды и патроны. Чего не хватает, им буржуи из-за границы подбрасывают.
А Красная Армия, которая встала на защиту Родины, и одета плохо, и обута еще хуже; пулеметы и патроны чаще всего бойцы добывали в бою, у врага. И командовали красноармейскими полками и красной кавалерией простые люди, которые совсем недавно стояли у заводских станков или ходили в поле за сохой.
Страшным, смертельным кольцом окружили враги нашу Республику. Отрезали ее от хлебных мест, от угольных шахт, позахватывали заводы, фабрики, нефтяные промыслы.
Голодно и холодно стало в городах. Недоставало топлива. Не было керосина. Сидели люди, как в старину, с лучиной. Не видели малые ребята ни молока, ни сахара. Хлеба и того не хватало. Давали его каждому человеку восьмушку фунта в день. Знаете, сколько это — восьмушка? Пятьдесят граммов. Малюсенький ломтик сырого, плохо пропеченного хлеба. Летом 1918 года в Москве и Петрограде выдавали восьмушку хлеба на два дня.
А хлеб в нашей стране был. Кулаки, на которых работали батраки, накопили в своих амбарах огромные запасы зерна. Но кулачье в те годы прятало хлеб, закапывало его в землю: «Пусть сгниет зерно в ямах, не отдадим его для рабочих и крестьян».
Владимир Ильич в то время только-только выздоровел, — вы ведь знаете, что осенью 1918 года враги совершили злодейское покушение на товарища Ленина. Он был тяжело ранен.
Когда миновала смертельная опасность, Владимира Ильича перевезли в Горки, под Москвой. Наконец, Ленин поправился. Разрешили ему заниматься делами.
А голод по-прежнему хозяйничал в городах, тиф по-прежнему косил людей.
И тогда Владимир Ильич обратился к гражданам Советской Республики. Он призывал бросить все силы «на работу по продовольствию и транспорту».
Прежде всего, как можно больше заготовлять и вывозить хлеба. Но вывозить хлеб — нужны паровозы и вагоны. Значит, нужно восстанавливать и налаживать транспорт.
Собрались рабочие-большевики из депо Москва-Сортировочная на собрание своей ячейки. И решили потрудиться в субботу, с 12-го на 13-е апреля 1919 года, ночью, для восстановления транспорта.
В субботу с утра поработали, сколько положено. Потом сходили домой, перекусили. В восемь часов вечера собрались на субботник тринадцать большевиков и принялись за ремонт трех паровозов, что стояли холодные, мертвые на деповских путях.
Сохранились и номера этих паровозов — 358, 504 и 7024. В воскресенье, в шесть часов утра, ремонт подошел к концу.
Накидали в паровозные топки угля, затопили.
Как счастливы были члены коммунистической ячейки! Какой наградой было для них зрелище вернувшихся к жизни паровозов!
Машины задышали, ожили, двинулись по путям.
Была среди этих трех возрожденных паровозов скромная «овечка».
Ушли два локомотива водить продовольственные составы, а «овечке» 7024 выпала особая судьба.
Утром 13-го апреля оживили ее деповские рабочие, а через сутки вывели на станционные пути. К ней прицепили эшелон теплушек. Один из рабочих депо написал на корпусе грозные слова: «Смерть Колчаку!» И повез паровоз красноармейцев на восточный фронт, на Урал.
Если бы паровоз мог рассказать, какие составы водил он в годы гражданской войны! Сколько
