Чудеса Дивнозёрья - Алан Григорьев
Тут откуда ни возьмись налетел вихрь, и вредный старик исчез: только кучку снега после себя и оставил.
— Молодец, — Тайка почесала Пушка за ухом, а домовой одобрительно крякнул.
— Не зря, стало быть, мы этого проглота кормим!
Мороз-Студенец, усмехнувшись в бороду, протянул Тайке ключик на ладони:
— Добро, что вы моего братца на чистую воду вывели. Выбрали бы его — тут он вас и уморил бы. Это же его любимая забава: путников до смерти морозить. Что ж, провожу вас к вратам, ну а дальше вы уж как-нибудь сами.
Тайка, кивнув, взяла ключ.
Она думала, что идти придётся долго, но Мороз-Студенец надул щёки и хлопнул в ладоши — тут небо потемнело, опять налетел вихрь. Перед глазами замелькали опавшие листья, хлопья снега припорошили волосы, в лицо дохнул холодный ветер. Тайка невольно зажмурилась, а открыв глаза, обнаружила, что стоит перед резными воротами высотой в два человеческих роста. Похоже, те были сделаны из чистого льда.
— Ух и сияют, — Пушок вытаращил жёлтые глазищи, — прямо как карамелька!
— Только не вздумай облизывать, — Никифор отряхнул шапку от сухих листьев.
— А если совсем немножечко?
— Язык примёрзнет!
Пушок вздохнул, горестно развесив уши, а Тайка огляделась по сторонам: Мороз-Студенец доставил их на место, как обещал, и умчался куда-то прочь вместе со своим бродячим вихрем.
На небо вышла яркая луна, осветив растущие вокруг поляны высокие сосны и непролазный бурелом — ни пешему пройти, ни конному проехать. Впору было забеспокоиться, как они отсюда выбираться будут, но Тайка решила подумать об этом позже.
— Так, — она сжала в кулаке серебряный ключик, — давайте поищем замочную скважину.
Ажурная резьба завораживала и, казалось, нарочно отводила от себя взгляд. Сколько Тайка ни всматривалась в неё — ничего похожего на скважину не видела. Глаза начали уже слезиться от напряжения, когда вдруг Пушок, захлопав крыльями, завопил:
— Есть! Там, на самом верху!
— Ишь, какой глазастый. Ну, ты нашел, тебе и открывать, — Тайка протянула ему ключ.
Коловерша поддел когтем цепочку и на радостях несколько раз перекувырнулся в воздухе.
Ключик вошёл в замочную скважину без труда и так же легко повернулся. Ворота распахнулись, вот только за ними ничего не было — сплошной туман.
— Не суйся туда, Таюшка-хозяюшка. Чую, опасно это, — Никифор размотал сукно, достал балалайку и согрел дыханием руки. — Пора нам концерт устроить для Зимушки-зимы. Эх, понеслась!
— Погоди! — Пушок спикировал ему под ноги и встряхнулся. — Я не могу так сразу! Мне нужно настроиться.
— Ишь, артист! Это инструмент сначала настроить надо, а тебе чего подкрутить? Хвост? — домовой ударил по струнам.
Тайка набрала в грудь побольше морозного воздуха и запела бабкину закличку — песенку для зазывания зимы:
— Зимушка-зима, приходи — нас морозы ждут впереди. Чистым снегом землю укрой, как невесту белой фатой; вьюгой грусть-тоску замети — зимушка-зима, приходи!
Лёд тихонько зазвенел, но из ворот так никто и не вышел, хотя Тайке казалось, что за ними оттуда кто-то наблюдает, оценивает. Она старалась вовсю, вспомнила все заклички, какие знала, — и пела, пока вконец не охрипла.
— Ну, Пушок, твой выход, — закашлявшись, Тайка полезла за термосом.
В этот момент Никифор грянул плясовую.
— Я ещё не готов, — заныл коловерша, но Тайка, выудив из сумки плюшку, помахала у него перед носом.
— Хочешь вкусненького?
— Она ещё спрашивает!
— Тогда танцуй.
— Злая ты, Тая, — фыркнул коловерша и, встав на задние лапы, лихо пошёл вприсядку.
Он кружился, то и дело взмахивая крыльями и подмурлыкивая в такт. Тайка, не удержавшись, прыснула, но, поймав обиженный взгляд Пушка, сконфузилась и начала хлопать в ладоши, отбивая ритм.
Врата засияли золотым светом — будто бы на ночной поляне вдруг рассвело, — а из тумана появилась женщина. Казалось, она не шла, а плыла по воздуху. Тяжёлые белые косы спускались до земли, голову венчала расшитая хрустальными бусинами кичка, длинный сарафан весь искрился, словно лёд под солнцем, а там, где ступали её сафьяновые сапожки, землю тут же укрывал пушистый снег. В глазах Зимы, серых, как пасмурное небо, плясали смешинки. Она улыбнулась, показав жемчужные зубы, раскинула руки и закружилась. Из её рта вырвалось облачко пара, взмыло к верхушкам сосен и на глазах выросло в большую снежную тучу, которая степенно уплыла вдаль.
Никифор всё играл, Пушок отплясывал, а Тайка вдруг почувствовала себя лишней на этом празднике жизни. Вон как у них здорово получается, могли бы и одни управиться… На глаза навернулись непрошеные слёзы.
Зима, заметив это, подошла, взяла её руки в свои и легонько коснулась Тайкиного лба прохладными губами. От поцелуя Зимы на сердце полегчало, но печаль до конца не ушла, просто затаилась до поры.
А молчаливая красавица выдохнула ещё одну тучку, похожую на лошадку, уселась на неё верхом и, пришпорив небесного скакуна, умчалась, помахав рукой на прощанье.
Домовой убрал балалайку:
— Вот же, — хмыкнул он, — сколько чудес на белом свете! Век живи, а всех не увидишь.
— И это всё? — коловерша обиженно наморщил нос. — Я думал, она хоть скажет что-нибудь… Ну там: «Спасибо, была рада знакомству, Пушок молодец, хороший мальчик», — или хотя бы поможет нам отсюда выбраться. Эх, пропадём теперь ни за грош…
— Погоди причитать, — отмахнулась Тайка, — лучше взгляни: она же нам дорожку оставила.
Так и было: туманная пелена рассеялась, явив тропку, которая начиналась у Тайки под ногами и вела сквозь врата прямо к их старому домику в Дивнозёрье. Там, в саду, крупными хлопьями шёл снег. Он уже успел припорошить ветви деревьев и подарить алым ягодам рябины нарядную белую опушку. В окне горел свет, похожий на маленький мерцающий огонёк свечи (а ведь, уходя, они точно всё погасили). В воздухе пахло дымком от берёзовых поленьев, еловыми шишками и тёплой смолой.
Тайка первой ступила на тропинку. Никифор с Пушком поспешили следом — и вовремя: створки ворот захлопнулись за спиной, золотой свет померк. Но друзья уже были в безопасности — посреди садовых деревьев, которые под снегом казались краше, чем даже хрустальные яблони из Дивьего царства.
Дверь скрипнула, и на крыльце появился румяный Ванёк-снегирёк в толстом вязаном свитере. Улыбаясь, он замахал руками.
— Давайте скорее в тепло! Я вам тут чайку заварил и гостинцев принёс от дедушки.
Оказавшись дома, Никифор сразу же забрался на печь — у бедняги зуб на зуб не попадал от холода и вся борода обындевела. Снег на шерсти и перьях Пушка в тепле быстро растаял — пришлось Тайке вытирать коловершу полотенцем, а потом еще и заворачивать в плед, чтобы тот не разболелся. Она сама едва успела
