Альфред Бётхер - Поведение — двойка
Гано кивнул:
— Много. Но я тоже его друг.
Тогда фрау Линден сказала:
— Хорошо, что у Андреаса есть друзья. Они ему очень нужны. Я так рада, что вы все у него есть. Ведь я не навсегда с вами останусь. Мне придется опять взять первый класс. Но Андреас вместе с вами со всеми — на это я очень надеюсь. И ты ведь тоже, правда?
Гано кивнул. Он размышлял. Он хотел что-то сказать — насчет своей надежды. Но не находил слов. Фрау Линден поглядела на его нахмуренный лоб и положила ему руку на плечо.
…В одиннадцать часов, как раз тогда, когда фрау Линден вошла в игровую комнату, в лаборатории у инженера-химика Гопе зазвонил телефон. Химик Гопе сидел, склонившись над чистым листком бумаги, и мечтал. Он мечтал о новой таблетке, которой еще никогда не было на свете и которая так нужна людям. Он мечтал о лекарстве для здоровых — чтобы они не болели.
Зазвонил телефон.
Не поднимая трубки, химик Гопе сказал телефону:
— Оставь меня в покое. Ты же видишь, что я работаю!
Телефон все звонил и звонил.
— Таких, как ты, надо обливать кислотой, — пригрозил ему химик Гопе и поднял трубку: — У телефона инженер Гопе.
— Моя фамилия Ризе, — сказал в трубке незнакомый голос. — Я хочу передать вам привет от Андреаса.
Инженер Гопе выпрямился. От небрежной позы, в которой он мечтал, не осталось и следа.
— С ним что-нибудь случилось? — спросил он испуганно.
— Он спасся от самосвала…
— От… от чего?..
— От груженого самосвала, который катил по шоссе к Обезьяньей лужайке. Здорово это у него получилось. У него исключительно быстрая реакция. Другой бы на его месте мог попасть под колеса. Правда, отчасти он сам виноват… Врачи здесь, в больнице, только что его об следовали — рентген и все прочее. Ничего не нашли, только голова у него болит. И еще — несколько ушибов и царапин. Но кое-что тут все же не совсем ясно. Он, как видно, что-то недоговаривает. Врачи были бы рады, если бы вы смогли сейчас приехать. Он лежит в хирургическом отделении, на втором этаже. Вторая палата.
— Кто вы? Откуда вы все это знаете?
— Я был свидетелем несчастного случая. Мы с вами еще наверняка познакомимся. Значит, можно передать врачам, что вы приедете?
— Приеду сию же минуту.
Инженер Гопе рассказал о случившемся заведующему отделом и, получив разрешение взять служебную машину, поехал в больницу.
Его встретила фрау доктор Кесельштейн, палатный врач, спокойная молодая женщина в халате из прачечной «Белоснежная лилия». Пожав руку отцу Андреаса, она провела его в приемный покой и рассказала о результатах обследования.
— В общем, он счастливо отделался, — заключила она. — Небольшая рана под коленом и сотрясение мозга. И как следствие этого — потеря сознания, а затем состояние подавленности. Но и это не так уж страшно, поскольку в первый момент после падения он сам поднялся и даже пошел.
— Вам это рассказал человек по фамилии Ризе, который звонил и мне?
— Да. Ризе. И еще представитель автодорожной инспекции. Он приезжал сюда справляться о состоянии мальчика.
— Значит, вам подробно описали, как произошел несчастный случай?
Доктор Кесельштейн ответила на этот вопрос утвердительно и рассказала все, что ей было известно. Потом она добавила:
— Автоинспекция теперь в большом затруднении. Все это могло бы окончиться для вашего сына очень печально, если бы водитель самосвала не вырулил кое-как, рискуя при этом головой. Спасая жизнь мальчику, он врезался в металлическую ограду тротуара. Теперь народная полиция не знает, привлекать его к ответственности или нет. Вообще-то его полагается привлечь.
— Из-за этой лопаты?
— Ну да.
Инженер Гопе некоторое время молчал. Так, значит, он чуть не потерял Андреаса?.. Что-то сдавило ему горло… Потом он заговорил, но все только повторял одну фразу:
— Так вот как это было… Так вот как это было…
Наконец он спросил:
— Это может иметь для мальчика какие-нибудь последствия?
— Надеюсь, что нет. Меня только беспокоит, почему Андреас все время задает нам один очень странный вопрос. Он все говорит про какой-то красный берет, просит, чтобы мы сами пошли на него посмотрели… Если все это только бессмысленные фантазии, то ничего тут хорошего нет. Это может оказаться началом болезни…
— Нет, это не бессмысленные фантазии, — ответил отец Андреаса. — А теперь я хотел бы повидать моего сына.
Доктор Кесельштейн повела его в палату, попросив поменьше говорить с Андреасом и ни в коем случае его не волновать.
Отворив дверь палаты, отец Андреаса увидел сначала мальчика, который дышал через резиновую трубку. На другой кровати лежал Андреас. Отец узнал его по нижней части лица. На голове Андреаса, закрывая глаза и лоб, красовался резиновый пузырь со льдом. Между его кроватью и окном висела простыня, защищавшая глаза Андреаса от яркого света. На тумбочке стоял эмалированный поильник. Воды в нем не было.
Отец Андреаса бесшумно притворил за собой дверь.
Андреас чуть-чуть пододвинул пузырь со льдом, чтобы посмотреть, кто пришел. Увидев, что это отец, он отпихнул пузырь и сказал:
— Папа…
Андреас хотел улыбнуться, но это у него не вышло. Ему было так больно и так обидно, что все его планы рухнули… А сам он угодил в больницу… Губы его задрожали — он готов был расплакаться…
Отец быстро взял Андреаса за руку и сказал:
— Привет, герой. Я бы наверняка сдрейфил. А на тебя посмотреть — так полный порядок. Поцелуемся?
Отец тихонько порычал ему в ухо. Андреас не сразу отпустил отца. Прижав его голову к своему лицу, он молчал. Потом сказал так тихо, что даже мальчик, дышавший через трубку на соседней кровати, не мог бы его услышать:
— У Пампуши есть красный берет. Я его видел у них в передней, когда ждал бутерброды. И еще я вспомнил, что он его надевал… Пампуша стоял у почтового ящика… А потом наехал самосвал и как рванет мой велосипед… Теперь меня привлекут?
— Нет.
— А Томаса?
Отец покачал головой, глядя на толстую марлевую повязку — она закрывала висок и щеку Андреаса. Он сел на стул и сказал:
— Томас держался молодцом. Он наверняка хороший человек. Если ему чего не хватает, так это дисциплины. Потому так и случилось — с лопатой. Но не думаю, что за это его накажут. А то могло бы получиться и так, что в следующий раз он плюнет, да и не станет держаться героем.
— А он придет ко мне в больницу?
— Не знаю. А что ты почувствовал, когда заметил самосвал?
— Ничего не почувствовал. Я ведь увидел, что в нем сидит Томас.
— И все-таки могла случиться беда.
— Да как же, папа? Когда у него скорость — пятьдесят километров в час. Что тут могло случиться?
Отец не хотел спорить по этому поводу. Андреас лежал в больнице, — значит, все-таки что-то случилось. Но говорил Андреас так, словно это отец выдумал, будто бы что-то случилось. Впрочем, в чем-то он был прав — Томас действительно ехал со скоростью пятьдесят километров в час. Если бы он ее превысил, автодорожная инспекция заметила бы это по следам торможения. А кроме того, самосвал врезался бы не в ограду, а прямо в витрину парикмахерской «Шик». Но то, что Андреас собирался вступить по этому поводу в горячий спор, вместо того чтобы спокойно лежать со льдом на голове, показалось отцу чрезмерным. Положив пузырь на лоб Андреаса, он перевел разговор на другую тему:
— Ты сказал матери Пампуши, что он вынул деньги из пенала?
— Нет. А надо было сказать?
— Да нет, ты правильно сделал. Она бы, наверно, все равно тебе не поверила.
Андреас снова отбросил пузырь со лба на подушку и поглядел на отца гневным взглядом:
— Почему не поверила бы? Ведь это правда!
Отец водворил пузырь на место и сказал:
— Не будем сейчас говорить об этом. Голова у тебя еще болит?
— Да. Знаешь, папа, о чем я все время думаю?
— Ну?
— О моем велосипеде.
— Он сломан. Думай не думай — тут ничего не изменишь.
— Он все еще там лежит?
— Нет. Я разузнаю, где он, и отвезу его домой.
— Знаешь, папа, когда у тебя есть что-то очень хорошее, да еще каждый день, то уже привыкаешь, что это есть, и совсем об этом не думаешь. А вот когда этого больше нет, то все думаешь, думаешь… И с тобой так бывает?
— Конечно, Андреас. Со мной точно так же бывает. Но тут ты можешь утешиться. Мы застрахованы от таких неприятностей. Как только ты выздоровеешь, опять будешь гонять. Тут все ясно.
— Тут все ясно, — повторил Андреас с серьезным лицом. — Может, и бутылки там еще останутся…
Отец не стал его в этом разуверять. Они еще поговорили о том, сколько километров от Берлина до Эрфурта и как туда проехать. А потом отец попрощался с Андреасом и пошел искать фрау доктор Кесельштейн. Он рассказал ей про красный берет, и она приняла эту историю очень близко к сердцу.
