Осеннее солнце - Эдуард Николаевич Веркин
– И что опять? – спросил я.
– Говорю же – опять взялась за свое!
Так сердиться Дрондина может в одном случае – когда обижают животных. Кроме мышей, конечно.
– Бредика что ли постригла? – поинтересовался я.
– Она поймала зайца! Сходи, посмотри!
Зайцы.
Зайцы!
Мне захотелось завыть и стукнуться о бензобак. Опять зайцы. Некуда деваться от зайцев.
– Она помешанная, – рассказывала Дрондина. – Пойдем скорее!
До Шныровых три минуты ходу, и я не очень торопился, Дрондина же спешила, забегала вперед, нетерпеливо подпрыгивая.
– Наташа, успокойся…
– Этому надо положить конец! Сам увидишь! Сумасшедшая! Жаль, я дубинку потеряла, я бы ей…
Дом открыт, но Шныровой не видно. Обошли вокруг. За углом вдоль стены ржавели старые кроличьи клетки.
– Смотри! Опять в концлагерь играет! – указала Дрондина.
В одной клетке сидел крупный заяц.
– Чего надо? – показалась Шнырова.
Глаза красные.
– Прекрати животных мучать! – потребовала Дрондина.
– Да я его не мучаю! – взвизгнула Шнырова. – Я его лечу! Смотрите!
Шнырова открыла дверцу и стала ловить зайца. Заяц уворачивался, носился по клетке. Шнырова никак не могла его поймать, потом плюнула и стала ловить зайца обоими руками.
Дежа вю. Меня в который посетило сильнейшее дежа вю. Спираль. Лента Мебиуса и я на ней, одинокий. Дежа-вю всегда к переменам.
– Садистка! – комментировала Дрондина. – Живодерка! Зайчатница!
Но подойти к Шныровой не решалась – из-за забора то и дело выглядывала коза Медея.
В конце концов Саше удалось зайца схватить за уши и вытащить наружу.
Заяц был рекордсменом по размерам, я таких и не видывал раньше, раза в полтора больше обычного, заяц-культурист. У меня промелькнула идея – а может, использовать гигантского зайца? Переделать старый курятник и развести мега-зайцев. Супер-зайев. Супер-зайцы не в каждой деревне встречаются.
– А ну, перестань его мучить! – потребовала Дрондина. – А то я…
Дрондина огляделась в поисках оружия, подняла с земли тяжелый банный ковш.
– Да не мучаю я его! – крикнула Саша. – Я его наоборот, я сейчас…
Шнырова с трудом подняла зайца повыше. Заяц вращал выпуклыми глазами, но не шевелился.
Лапа у зайца была перемотана бинтом.
– Я его нашла в огороде! У него в ноге гвоздь торчал, а я вытащила! Вот! Смотрите!
Шнырова схватила зайца за лапу. Заяц заверещал, пришел в бешенство и несколько раз сильно лягнул Сашу в грудь задними лапами.
Шнырова была настырной и зайца не отпускала, хотя при каждом ударе едва не валилась с ног. Зайцы – мощные твари, это в сказках они зайчишки-зайки-сереньки, а в жизни зверюга отменная. Лапы задние сильные, с когтями, зубы, как у волкодава, палец в лет под корень отчекрыжит.
– Брось его! – крикнул я.
Шнырова не успела, заяц сокрушительно лягнул ее в лицо, высвободился, совершил длинный прыжок, приземлился, нырнул в траву и пропал. Шнырова потеряла равновесие и упала на забор.
Заборы у нас на холме только что слово, они уж сто лет посгнивали и обновлять и чинить их никто не собирался, потому что какой смысл? Ветхие заборы, заваленные, посеревшие. Шнырова рухнула в забор.
Очень живописно это у нее получилось – рухнуть. Хрумц – сломала гнилые доски, прах заборный ржавый в воздух поднялся. А Шнырова не поднялась, так и осталась лежать в заборе.
– Не будешь над животными издеваться! – Дрондина отбросила ковш.
Перепугался, мало ли – на штырь наткнулась, на гвоздь, заяц смертельно чирканул. Я шагнул к забору.
– Осторожнее! – предупредила Дрондина. – Она притворяется!
Шнырова лежала в заборе, одни ноги торчали. Даже наверняка притворяется.
– Палкой ее потыкай сначала, – посоветовала Наташа.
Коза Медея просунула голову между досками и наблюдала за происходящим.
Я ухватил Шнырову за подмышки и поднял ее из забора.
Шнырова не шевелилась. Дышала особых повреждений не видно, поэтому я дунул ей в лицо и, когда она открыла глаза, усадил на ржавый железный бак.
Саша молчала. Дышала, глядела перед собой.
– Саша! – я потрогал ее за плечо. – Саша, что с тобой?!
Шнырова не шевелилась.
– У нее шок, – сказала Дрондина. – Ее заяц в лоб лягнул, последний мозг вылетел! Теперь окончательная козовщица и зайчатница!
Шнырова пошевелила глазами.
– Надо ее водой окатить, – предложила Дрондина. – Вода дебилкам помогает. Сразу подскочит.
Шнырова пискнула. Громко, так что Дрондина слегка отступила.
– Может ей к врачу надо? – шепотом спросила Дрондина. – Зайцы могут быть заразные… Бешенство, все дела, а?
– Так он ее только лягнул, – возразил я. – Если бы искусал… И не так быстро…
– А кровь? Посмотри на руку!
Да, кровь по руке Шныровой текла. Не то чтобы ручьем, но текла. А Шнырова на нее смотрела.
– Она на забор наткнулась, – сказал я. – Поцарапалась, кажется…
– Это заноза! – громко сказала Шнырова. – У меня заноза!
И Шнырова продемонстрировала ладонь. Заноза, сантиметров пять, вошла глубоко, еле кончик торчит.
– Тебя заяц забодал, дура! – не удержалась Дрондина. – А занозу ты в зеркале видишь!
– Тебя бегемот забодал! – огрызнулась Шнырова. – Ты бегемота в зеркале видишь!
Все с Сашей, похоже, нормально, Шнырову зайцем не прошибешь, она сама любого зайца.
– Прекратить! – рявкнул я. – Прекратить!
Замолчали. Кровь продолжала течь и капать с пальца.
– Надо занозу вытащить, – сказал я. – Может загноиться.
Я снял с пояса мультитул, смонтировал пассатижи. Схватил Шнырову за руку, подцепил кончик занозы и стал тащить.
Дрондина отвернулась.
– Больно! – зашипела Шнырова.
– Это тебе за то, что ты животных мучаешь! – злорадно заявила Дрондина.
– Свинти в гараж, поганка! – ответила Шнырова.
Занозу я вытащил. Шнырова поглядела на кровь на руке и, не сказав ни слова, удалилась в дом.
– И все равно, это терпеть нельзя, – сказала Дрондина. – Надо покончить с этим… Мне надоело…
Дрондина огляделась, затем направилась к дровнику, вернулась со ржавым колуном.
– Вот сейчас мы со всем курятником разберемся.
И Дрондина принялась ломать клетку. Она с трудом задирала колун, обрушивала его на клетку, опять поднимала.
Клетка оказалась крепкой, не очень подавалась, но Дрондина решила взяться за дело основательно и отступать
